– Ужас, что делается… А Паша мне не нравится. Раскис.
– Нет. Он не раскис, а сорвался. Приготовился, может, к концу, когда из камеры вывели и за ворота повезли, а тут сразу вот как… Как с размаху в отпертую дверь… К утру он отойдет. Жену его надо разыскать, она у него тоже летчица, не знаю – посадил ты ее тоже или как?
– Сейчас выясню.
– Давай. Если сидит – тоже пусть в порядок приведут, и завтра встречу устроим. Послезавтра – в Минск. Время жмет.
– Так где же ты ночь провел? Доложи вождю…
Берестин рассказал, не скрыв и планов по отношению к Лене.
– Хитер… – усмехнулся Новиков и жестом пресек возражения Алексея. – Не хуже тебя все понимаю. Ладно. Квартирный вопрос решим, не проблема. А в загс, конечно, ходить не нужно, мы рекламы не любим. Сделаем красиво и оригинально. Напишем справку, что такая-то есть жена такого-то, и попроси лично Калинина подписать… Во ксива будет! Музейная. Когда станешь экспонатом истории, пусть биографы изумляются, в чем причина… Но на фронт ее с собой – не брать. Марков пусть потом как знает, а Берестин мне нужен свободным от мирских сует. Я же обхожусь.
– Ну, у тебя же другое. Власть! Самый сладкий наркотик. А власть у тебя немыслимая. Гений всех времен, дядя Джо…
– Кстати, о дяде. Надо ему усы малость опалить. Чтоб, когда мы уйдем, возврата не было. Я уже набросал тут. Партия чтоб осталась только политической силой. Власть – действительно передать Советам, землю – крестьянам. И главное – устранить монополизм. Думаю, без многопартийной системы и независимой прессы даже настоящих выборов не организуешь… Но вопросов много, надо посоветоваться. А сейчас ты у меня за гения сыграешь. Там ракетчики в приемной ждут. Я с ними поговорил о формировании работы по «катюшам», чтоб к началу успеть.
– Если бы установок двести было… Полсотни надо сделать на танковых шасси. От БТ. И по сорок восемь направляющих… Очень пригодится.
– Ты пока, чтоб времени не терять, нарисуй в деталях РПГ, СПГ и фаустпатрон на всякий случай. Предположим, как твое изобретение.
– Счас сделаем. Зови своих ракетчиков.
Группа специалистов из ракетного КБ была, разумеется, крайне поражена, когда Сталин не только очень грамотно поговорил о возможностях, какие сулит широкое применение ракетного оружия, но и сугубо категорически осудил все задержки, имевшие место как по вине ГАУ, так и по недостаточной активности самих ракетчиков, не умеющих отстаивать, как должно, свое изделие. (О репрессированных основателях КБ он решил пока не вспоминать.)
– Считайте приказом – в течение трех недель довести выпуск изделий до двадцати штук в сутки. Любыми способами. Вводите трехсменную работу, занимайте любые производственные мощности, подходящие по профилю, упрощайте технологию. Для поощрения лучших рабочих и ИТР выделим какие угодно суммы. Вносите предложения. График выпуска докладывать еженедельно. Пока все. А теперь давайте послушаем товарища Маркова…
Берестин с интересом присутствовал на совещании. Перед ним сидели люди, мгновенно вознесенные из жалкого и унизительного положения полупризнанных изобретателей к вершинам славы. Одобрение Сталина воспринималось именно так. Что бы они могли испытывать еще час назад, кроме глухого раздражения и горестного недоумения? Понимая, что создали великолепное оружие, далеко опередив свое время, и не имея возможности это доказать, поскольку увешанные звездами вожди армии поставили на изобретении жирный крест: оно, мол, не обеспечивает точности попадания (отдельного снаряда!), сравнимого с меткостью орудия образца 1902—1927 годов. И хоть ты лопни, наподобие снаряда названного орудия!
Дав ракетчикам немного переварить полученные указания, Берестин встал и заговорил с интонациями лектора общества «Знание».
– Товарищи, мне придется напомнить вам некоторые аспекты только что завершившихся операций в Западной Европе. Если вы следили за печатью, то не могли не обратить внимание на то, что немецкая армия с постоянством – впрочем, вполне оправданным – применяла один и тот же прием: прорыв фронта на всю глубину обороны танковыми клиньями и последующую дезорганизацию всей стратегической структуры противника. Исходя из этого, позволим себе задать вопрос – что, на ваш взгляд, можно противопоставить такому приему?
Присутствующие явно были удивлены таким резким переходом от сталинской категоричности к академическому тону незнакомого командарма. В то время и на таком уровне обычно разговаривали по- другому.
После короткой паузы сидевший у дальнего конца стола бригинженер сказал:
– Ну, это очевидно – сильную противотанковую артиллерию.
– Совершенно верно. Но, прошу заметить, мы пока не располагаем артиллерией, способной решать данную задачу. Не имеем подходящей организационной структуры артчастей, соответствующей матчасти. И не всегда нам удастся вовремя определять направления главных ударов. Если противник использует, допустим, пятьсот танков одновременно… Поэтому напрашивается вывод – надо иметь мощное и маневренное противотанковое оружие в каждой роте, даже каждом взводе.
– Это не новость, – разочарованно сказал тот же бригинженер. – Противотанковые ружья известны давно, но итоги польской кампании не подтвердили их эффективности.
Берестин подошел к нему, остановился рядом.
– Вы правы. Эффективность была невысокая, хотя это, возможно, объясняется не только техническими причинами. Но мне начинает казаться, что вы – представители самого революционного направления в артиллерии – сами до конца не представляете, на что годится ваше изобретение. Вот я, прошу прощения за нескромность, имел возможность довольно долго думать над вашими реактивными снарядами. И возникают довольно простые идеи. Например, взять снаряд с одной направляющей, поставить на легкий станок, и… – Берестин с ожиданием посмотрел на присутствующих, без спросу взял со стола Сталина папиросу и закурил.
– Рассеивание… – подал кто-то голос.
