– Добрый день, рады вас видеть, Мельхиор Иванович, вы сегодня вдвоем?
Мельхиор кивнул.
– Еще кого-нибудь ждете?
– Нет.
– Тогда прошу сюда.
Метрдотель проводил их к небольшому столику, притаившемуся в нише в глубине зала, заботливо отодвинул кресла, вручил меню и бесшумно испарился. Андрей с интересом огляделся. Это заведение ничем не напоминало те, что существовали в советское время. То есть, вполне возможно, где-то было нечто подобное, но Андрей в этом сильно сомневался. Здесь не было ни оркестра, ни даже места для него. А по всему залу были развешены динамики, из которых лилась мягкая, негромкая мелодия, что-то вроде оркестра Поля Мориа – музыка без слов. Как он позже понял, ее предназначением было не столько развлекать, сколько приглушать, делать неслышным для окружающих разговор сидящих за столиками людей. Чтобы они могли совершенно спокойно поговорить о делах… или о личном.
– Первый раз в таком заведении? – поинтересовался Мельхиор Иванович.
– Ну… да. В таком – да.
– Зря, – Мельхиор Иванович покачал головой, – тебе уже пора.
– Что? – непонимающе переспросил Андрей.
– Привыкать чувствовать себя в них как дома.
Андрей недоуменно смотрел на шефа. Тот вздохнул.
– Ну ты же военный, должен понимать… смотри, в армии ты определяешь, кто старше, кто младше, по форме, знакам различия, количеству звезд на погонах. И в бизнесе так же. Во всяком случае, в серьезном. Вот это, – он слегка вздернул рукав, демонстрируя часы от «Бреге», – это, – он щелкнул пальцами по лацкану пиджака от «Бриони», – тоже форма. Причем на практике не менее жестко соблюдаемая, чем у военных. Во всяком случае, «на службе». Да и дома тоже. «Лампасы на пижаме» – это признак дурного вкуса, а не принадлежности к генеральскому корпусу.
– Ну я тоже вроде как еще не генерал, – хмыкнул Андрей.
– Да, не генерал, – согласно кивнул Мельхиор Иванович, – но и не лейтенант уже. Я же тебе не зря говорил – приоденься, поменяй машину. У меня на тебя большие виды… а прежде чем представлять тебя серьезным людям, надо… ну сам понимаешь…
Тем вечером они говорили о многом. Но к главному Мельхиор Иванович перешел только под конец. Как раз подали кофе и десерт. Мельхиор Иванович сделал глоток и, поставив чашечку, внезапно спросил:
– Что ты знаешь о ваучерах?
Андрей, как раз увлекшийся поглощением фруктового салата, замер и, несколько мгновений подумав, осторожно ответил:
– Да не слишком много…
– И?..
Андрей пожал плечами:
– Ну… нам всем выдадут по бумажке, которая даст нам право на какую-то долю нашего всеобщего народного достояния… Короче, по моему мнению, очередное надувалово, хотя его конкретного механизма я как-то не понимаю.
Мельхиор Иванович многозначительно усмехнулся и внезапно спросил совершенно о другом:
– А как ты видишь свое будущее?
Андрей недоуменно пожал плечами:
– Ну… не знаю, буду работать… и зарабатывать.
Мельхиор Иванович пожевал губами.
– Понимаешь, в чем дело… то, чем мы с тобой занимаемся – торговля лесом, автомобилями, трубами и унитазами, – во всем мире давно уже отмерло. Там брокеры торгуют в основном акциями.
– Ну… у нас тоже торгуют, – неуверенно начал Андрей, но Мельхиор его прервал:
– По-настоящему нет. Торговать акциями можно будет, лишь когда в стране появятся настоящие акционерные общества. И частный капитал. То есть личный интерес. Это же большое дело – личный интерес…
Андрей вежливо кивнул, все еще не понимая, к чему весь этот ликбез.
– Так вот, с началом ваучерной приватизации в стране действительно появятся настоящие владельцы. Причем не в ее ходе, а с ее помощью. Потому что многие, от которых она зависит… хотя, конечно, надо отметить, не все, кто ее готовит, действительно затевают ее с целью отдать самые лакомые куски «своим» людям. Так вот, эти самые «многие», чтобы придать механизму требуемый уровень эффективности и хоть какую-то видимость легитимности, вынуждены будут держать, так сказать, открытыми входы и для других… не из «своих», скажем так… Да и по большому счету не так уж важно, кто какой кусок получит изначально. Потому что, если ты, приватизировав собственность, пренебрежительно отмахнешься от тех…
Андрей задумался. Некоторое время над столиком висела напряженная тишина, а затем он осторожно спросил:
– А почему вы мне об этом говорите?
– А почему бы тебе не попытаться стать таким собственником? – серьезно спросил Мельхиор Иванович.
– Мне?!
Мельхиор Иванович усмехнулся и вытащил кошелек.
– Подумай над этим, Андрей. Тебе же не слишком нравится то, что происходит со всеми нами, так почему бы не попытаться получить в руки
– Мне?
– Ну… в том числе, – усмехнулся Мельхиор Иванович.
После этого разговора Андрей, уже вернувшись домой, долго не мог заснуть, все ворочался с боку на бок, примеряя на себя все услышанное. Он никогда не относился к деньгам или собственности как к инструменту. Для него они всегда были только возможностью обустроить свою жизнь, наполнить ее большим комфортом, удобством – и только. И большие деньги ему вроде как не были особо нужны. Более того, он относился к тем, кто говорил о «большом бабле» с придыханием, с этакой пренебрежительно- брезгливой снисходительностью. Ну сколько можно сожрать и выпить или, скажем, сколько костюмов нужно нормальному человеку? Зачем больше-то? Но Мельхиор Иванович говорил явно не о «большом бабле». В его словах это приобретало иной смысл… Владения, что ли. А отсюда уже веяло другим – возможностью самому влиять на свою судьбу и судьбу близких тебе людей, твоей страны… Не зря же он тогда сказал Грише: «Это – МОЯ страна. И я здесь хозяин». По всему выходило, что либо врал, либо надо
Следующий разговор состоялся спустя неделю. Всю эту неделю Мельхиор Иванович общался с Андреем исключительно по работе, но Андрей время от времени ловил на себе его испытующий взгляд. А ровно через неделю Мельхиор Иванович так же после работы подозвал его к себе и спросил:
– Ну как, надумал?