Около полудня один из африканцев — Капука, который, как предполагалось, был родом из той же деревни, что и Моника, объявил: мы у цели. И вправду, на холмистом берегу показалась деревушка. Мы свернули к траве и, лавируя в ней, стали проталкивать лодку к берегу.
Когда осталось с полсотни метров, трава поредела, лодка двинулась живее. Вдруг у левого борта из-под травы метнулось огромное темно-коричневое тело гиппопотама. Сильнейший удар о днище приподнял и опрокинул лодку. Мы, как горох, посыпались в воду.
Перепуганные неожиданным нападением, все ринулись к берегу. Живущие у воды баротсе по праву считаются не только хорошими гребцами, но и отменными пловцами. Но их способ плаванья «по-собачьи» все-таки не может сравниться с кролем. Мы с Аликом быстрее других добрались до суши и оглянулись.
Шестеро наших спутников благополучно выбирались из реки, а седьмой, чуть отстав, еще барахтался в воде. Он был по грудь в воде, когда лежавшее у травы полузатонувшее неподвижное бревно вдруг ожило: разинув пасть с огромными редкими зубами, крокодил молниеносным движением настиг отставшего, сбил ударом хвоста и, сомкнув челюсти на его ноге, потащил под воду. Человек отчаянно закричал. Люди бросились на помощь, но вряд ли успели бы, не прояви несчастный самообладания. Он выхватил из-за пояса нож и стал наносить удары в брюхо под лапой чудовища, пока оно не выпустило его из страшной пасти...
Беднягу вытащили на берег, из глубоких ран на бедре хлестала кровь.
— Моя сумка с инструментами! — крикнул Алик и показал в сторону перевернутой лодки.
Мусука скомандовал, и африканцы направились к реке.
— Там же крокодил! — вырвалось у меня.
— Крокодил труслив, нападает только на одиночек,— ответил Мусука.
Прозрачная вода и небольшая глубина не затруднили поиск затонувших вещей. Скоро саквояж с мединструментами был в руках Алика, и наш доктор занялся обработкой ран. Я, как умел, помогал ему.
— Почему гиппопотам напал на нас? — спросил я.
— Вряд ли он нападал,— отозвался Мусука и объяснил, что на бегемотов здесь охотятся из-за их вкусного мяса.
Поэтому они прячутся в траве, выставив лишь ноздри. Мы же случайно наткнулись на одного из них. Он с испуга и толкнул нас «слегка»... Все могло бы кончиться гораздо хуже, окажись бегемот озлобленным «отшельником» — состарившимся самцом, изгнанным из стада.
— Разъяренный бегемот разнес бы лодку в щепы да и нас покалечил...
Меня и Алика позвали к вождю. Он принял нас на «кготле», предназначенном для сельской сходки месте в центре деревушки. Обращаясь ко мне, спросил, кто мы и откуда прибыли. Признаться, я еще не привык к неожиданно выпавшей мне роли «вождя» группы. Стараясь не тушеваться, объяснил, из какой мы страны и зачем приплыли.
В знак одобрения вождь и вслед за ним старейшины похлопали в ладоши. Затем он поднял с земли щепотку пыли и, демонстрируя высокое почтение, растер ее на плечах и лбу. Так вождь торжественно приветствовал великую страну, приславшую к ним в деревню столь замечательных людей...
После того как мы побеседовали таким образом, перед нами выступили «артисты». Обильно смазанные жиром обнаженные тела молодых мужчин и женщин, одетых в разноцветные юбочки (у мужчин они были только покороче), ярко блестели на солнце. Танцоры с большими кольцами на запястьях, шее и лодыжках усердно притоптывали на пыльной площадке в такт тамтамам и «маримбе» — африканской разновидности ксилофона с деревянными клавишами.
Когда представление закончилось и пыль улеглась, вождь пригласил нас разделить с ним трапезу. После жары приятно было очутиться в просторной прохладной затемненной хижине, глаза отдыхали от яркого солнца. Подавали говядину, мясо бегемота, различные острые приправы и легкий хмельной напиток «бояло».
На невысоком столе рядом со снедью лежали какие-то куски светло-серого цвета.
— Это традиционный африканский хлеб из маниока,— пояснил Алик.
Я откусил кусочек упругого теста с довольно специфическим запахом и с трудом заставил себя проглотить его.
Видя мое затруднение, наш хозяин что-то сказал.
— Сначала попробуйте мяса с перцем,— перевел его слова Алик.
