Он похлопал руками в знак одобрения и продолжал:
— Вы находитесь на территории вождя Нимоаны, дочери великого Катемы... Я — ее муж, меня зовут Чикампа.
Вождем, оказывается, тут была женщина!
Я, в свою очередь, тоже представился и попросил разрешения остаться переночевать.
Чикампа от имени жены пригласил нас располагаться на ночлег и добавил, что утром Нимоана будет ждать нас.
Нагая королева
Утром пришел гонец, который привел нас к центру деревни, где обычно и располагается кготла.
Нас ждали. Под огромным баньяном на небольшом возвышении, покрытом звериными шкурами, восседала предводительница деревни — Нимоана. Мы, естественно, с любопытством ожидали встречи с женщиной- вождем, но представшая нашим глазам картина все-таки удивила нас.
Эта небольшая женщина, лет тридцати, была, несомненно, хороша собой: утолщенный нос и полные губы ничуть не портили ее лица, глаза смотрели на нас с некоторым вызовом. Она была хорошо сложена и... абсолютно нага. Если не считать, конечно, крохотного — величиною с ладонь — лоскута материи на бедрах.
Сам по себе ее «наряд» был весьма обычным в тех краях. Многие женщины и мужчины балунда ходят, почти не прикрывая наготы: обильно смазанная жиром кожа хорошо предохраняет от жары и прохлады и вполне заменяет одежду. Однако в тот миг мы менее всего ожидали увидеть в роли вождя обнаженную женщину.
Но какое ей было дело до того, чего мы ожидали. Эта женщина-королева имела собственное представление о красоте. Нимоана царственным жестом велела нам вместе с нашими людьми располагаться в тени второго баньяна, находившегося метрах в двадцати от нее.
Итак, напротив нас через свободную площадку на возвышении, как на троне, сидела женщина-вождь, рядом с ней — ее муж Чикампа и старейшины, а позади — в некотором отдалении — остальное мужское и женское население деревни. Часть женщин была одета в свои лучшие платья — из красной или синей хлопчатобумажной ткани, часть — в основном молодежь — предпочитала оставаться обнаженной.
Нимоана взмахнула рукой, из-за ближайшей хижины выбежала группа вооруженных копьями мужчин, с крупными кольцами, гремевшими у них на шеях, запястьях и лодыжках. Начался воинственный танец. Издавая боевой клич, воины потрясали копьями, делали ими выпады вперед и в стороны, усердно топали ногами, поднимая тучи пыли.
Совершая прыжки то вправо, то влево, они постепенно приблизились и оказались в центре площадки между нами и вождем. Когда танцоры начали производить угрожающие движения, целясь копьями в нашу сторону, сидевшие рядом африканцы баротсе дрогнули. Мне показалось, что они готовы дать деру.
В этот момент Алик спокойно поднял руки и похлопал в ладоши — в знак одобрения. Я тоже, понимая, что это всего лишь спектакль, последовал его примеру. Наши жесты явно утихомирили воинов, и они закончили свой танец.
И надо же было так случиться — в эти минуты разразилась давно собиравшаяся гроза. Сверкнула молния, громыхнул гром, начался настоящий ливень. Потоки воды обрушились на нас со всех сторон.
Однако женщина-вождь продолжала сидеть, не шелохнувшись, и, несмотря на струившиеся по ее телу ручьи, с суровым вниманием наблюдала за праздником. Никто из ее приближенных или деревенских жителей не двинулся с места. Нам ничего не оставалось, как последовать общему примеру.
К счастью, ливень оказался быстротечным. Как бы завершая представление, выглянуло яркое солнце, быстро просушившее образовавшиеся было лужи.
...Нимоана торжественно подняла руку и объявила о начале переговоров.
— Кто у вас будет переводчиком? — спросила она.
Алик перевел вопрос, и я показал на Пири, который хорошо знал местный диалект.
— Нет, лучше он, — ее палец нацелился на Алика.— Мне сказали, что большой белый господин знает язык баротсе. А моим переводчиком будет Чикампа.
Переводчики выдвинулись вперед, и далее разговор шел по цепочке: с языка балунда на язык баротсе, с баротсе — на русский и обратно в той же последовательности. Каждая фраза, таким образом, произносилась громко и отчетливо по нескольку раз, была хорошо слышна всем. С особенным вниманием африканцы выслушивали ее русский вариант.
