движение, хотя в этот момент усмирял бурлящие внутри чувства. Предательство, сожаление, горечь. Хорошо бы крикнуть на нее, тряхнуть, заставить заплакать так, чтобы она не смогла сказать, где кончаются ее слезы и начинаются его.
— Я только хотела найти свою семью.
— Признавайся, черт тебя возьми!
— Я не знаю.
— Не знаешь?.. — Он запустил руку в свои волосы, посмотрел на Мэри-Кейт, покачал головой. — Видишь ли, я привык к твоим фокусам, но тем не менее тебе каким-то образом каждый раз удается повергнуть меня в изумление. Неужели я такой доверчивый простак? Или Алиса сказала тебе, что меня легко провести? Но тогда она еще глупее, чем я думал. Я не виноват в ее неверности, но, увы, трудно нести узы супружества, когда жена не переносит твоего вида.
Мэри- Кейт отступила от камина, увеличив между ними расстояние. Это не имеет никакого значения. Если даже между ними будет стоять вся Англия, а он захочет ее, он ее получит. И наоборот: она может стоять перед ним обнаженной, но он и пальцем ее не коснется, если не захочет.
— А ты, Арчер? Как долго в тебе зрела ненависть к Алисе? — Ее нежный голос зазвучал с ледяной холодностью. Таким же холодом блеснули глаза. Замерзшие зеленые озера. Царство льда.
— Ты никогда не останавливаешься на полпути, Мэри-Кейт? Не можешь успокоиться, пока не распутаешь весь клубок, пока не разобьешь все до последнего черепка, пока бедняга с рыданиями не распластается у твоих ног? Да, я действительно возненавидел ее. Тебе — достаточно этого признания?
Она посмотрела на него, как на слабоумного ребенка, и этот взгляд притупил его голод, острое и неуместное желание, расчистив дорогу гневу.
Однако эта удивительная женщина с пламенем рыжих волос и необыкновенной, разжигающей страсть грудью не довольствовалась тем, что разозлила его. Лишь у нее одной нашлось мужество бросить ему в лицо злополучный вопрос:
— Ты убил ее?
В наступившей тишине слышалось только биение сердец. Прошло несколько странных, застывших мгновений… Он стоял, закрыв глаза, не в силах посмотреть на нее. Потом открыл, сосредоточился на гудящем пламени.
— Боже, и у тебя хватило смелости задать мне этот вопрос?! — Слова, казалось, сыпались мелким стеклом. Почему она об этом спросила? Все время верила в это? — Алисе пора вернуться домой, как ты думаешь? Я устал от обвинений в убийстве женщины, которая, как мы оба знаем, жива.
— Ты говоришь так уверенно, Арчер. А я более чем когда-либо уверена, что это не так.
— Если ты веришь в это, значит, веришь и в то, что я способен на убийство. Я удивлен, как ты терпела мои прикосновения, Мэри-Кейт? Я тебя случайно не запачкал?
Он хотел произнести эти слова с сарказмом, но почувствовал, что они получаются неубедительными, плоскими. Он выглядел жалко. Бедняга. Тебя снова предали.
— Прости, Арчер, за необдуманные слова.
— Теперь вам нет нужды изображать раскаяние, мадам, — проговорил он официальным тоном, насмешливо изогнув губы. С его стороны это потребовало сверхчеловеческого усилия. — Вы сказали вслух то, во что верит полмира. Поздравляю вас, вы смелая женщина.
— Глупости, ты не мог убить ее! Я не это хотела сказать…
Она шагнула к нему и дотронулась бы до него, если бы он не отшатнулся.
— Как вы находчивы! Сначала обвиняете, а через мгновение просите прощения. Жаль, если мои соседи и бывшие друзья попадутся на вашу удочку. Правда, они не знают того, что знаем мы с вами, — о ваших сложных взаимоотношениях с моей неверной женой.
Она протянула руку, но слишком поздно. Он ушел.
Она едва успела улечься в постель и только протянула руку к чашке, когда дверь открылась и быстро закрылась.
Берни взглянула в сторону гостя, выпила содержимое чашки и поправила волосы, похвалив себя за то, что надела один из своих шелковых пеньюаров, а не дурацкую муслиновую ночную рубашку. Там даже на рукавах не было ни кусочка кружев.
Будь проклят этот высокомерный тип! Судя по его улыбке, это было как раз то, чего он хотел. Она прищурилась и швырнула в него романом, который читала. Жаль, не попала.
— Что ж, ты выждал как следует, — сказала она, слыша свой сердитый голос и понимая, что совсем не так раздосадована, как следовало бы.
За последнее время этот негодяй довел ее до крайности, все время улыбался, как будто ему что-то о ней известно, срывал поцелуй, когда она садилась или выходила из кареты. Укрощал ее, как он однажды шепнул ей, а когда она чуть не ткнула его в живот зонтиком, лишь увернулся и ухмыльнулся дьявольской улыбкой.
— Мир, Берни, — сказал Питер Салливан, расстегивая ливрею. — В Лондоне, по-моему, очень одиноко.
— И чертовски холодно, — согласилась она, откидывая одеяло.
Она улыбнулась, мягко призывая его, и когда они поцеловались, то чуть не испортили поцелуй смехом.
Глава 30
На его улыбку трудно было не ответить. Мэри-Кейт сопротивлялась не дольше минуты.
— Вы не простили меня за то, что я сказал ему, куда вы отправились, — сказал Питер, помогая ей выйти из экипажа. — Я это понял по тому, как вы все время от меня отворачивались. Но поймите, мир может быть очень жестоким к такой милой девушке, как вы.
Мэри-Кейт прищурилась в ответ на галантную тираду и улыбнулась ему:
— Вы способны очаровать пчелиный рой, Питер Салливан, что, бьюсь об заклад, уже обнаружила Берни.
К ее удивлению, его загорелое лицо побагровело. Мэри-Кейт отвернулась, скрывая улыбку: она не хотела смутить его Питер был единственным из слуг, кто разговаривал с ней по своей воле. Остальные обращались с ней как с чем-то средним между младшей прислугой и любовницей. Она очень хорошо подходила под эту категорию, но никогда бы им в этом не призналась. Поэтому большую часть времени девушка проводила в одиночестве, ведя непривычную жизнь привилегированного сословия.
Берни настояла на том, чтобы по пути в Сандерхерст навестить всех соседей, чьи поместья лежали по дороге. Как она объяснила, это гораздо интереснее, чем разъезжать по портам.
Мэри-Кейт искренне надеялась, что следующий визит окажется лучше предыдущего. Они провели бесконечный час в обществе трех мисс Гастинг — сестер, обитавших в нескольких часах пути от Сандерхерста, в старом, ветхом доме, который, по всей видимости, когда-то был частью древнего монастыря.
Они впятером сидели в темной гостиной, потому что сестры не открывали шторы со дня смерти их отца пять лет назад. «Упокой, Господи, его душу» — фраза повторялась при каждом упоминании имени их папеньки, чья личность, к несчастью, являлась самой любимой темой для разговора. Девицы чинно расположились на диване, все в черном, похожие на сидящих на ветке ворон. У всех трех был высокий лоб, зачесанные назад и убранные в тугой узел волосы. Они походили одна на другую, исключая едва заметные различия во внешности, но не в характере. Та, что сидела слева, была высокой и старше остальных на два года. Сидевшая справа когда-то была замужем.
За этим визитом последовало посещение овдовевшей миссис Дорсет, весьма привлекательной и еще совсем не старой женщины. На протяжении всей беседы она забрасывала их вопросами об Арчере. Мэри-Кейт чрезвычайно раздражали постоянные упоминания о деньгах Сент-Джонов, но еще больше выводила из себя настойчивость, с которой женщина повторяла, что приедет с ответным визитом на следующий день.
— Я так рада буду снова увидеть лорда Сент-Джона. О, так рада!
Мэри-Кейт испытала желание ткнуть Берни чем-нибудь острым.
Теперь они находились еще в одном доме с визитом — исключительно британским изобретением для женщин, имеющих много денег и мало забот. По мнению Мэри-Кейт, такой скуке не позавидуешь.
— Поправь шляпку, Мэри-Кейт.
— Поправлю. Берни, на вашей юбке остался кусочек голубой глазури, — улыбнулась Мэри-Кейт.
— Ужасные были кексы, правда? Глазурь немыслимо сладкая, да еще и голубая. Правда, чай, согласись, был сносным. Но кексы Мириам Дорсет я ела в последний раз.
— Почему вы все время говорите, Берни? Чтобы я не могла спросить, почему мы не едем прямо в Сандерхерст, как обещали Арчеру?
Мэри-Кейт не разговаривала с ним с того злополучного вечера, когда он повернулся и вышел из комнаты. Не зашел он к ней и позднее, как она надеялась. Ночь оказалась длинной и одинокой.
— Мы едем домой, дитя. Просто есть возможность навестить людей, которых я очень давно не видела. Я не отшельница, как мой сын.
— Почему он стремится к уединению, Берни?
— Ты ведь не встречалась ни с кем из наших родственников, да, милая девочка? Будь довольна, что нет, — сказала она, когда Мэри-Кейт покачала головой. — Свора кровососов, выпрашивающих у Арчера то одно, то другое, называющих детей его именем, сажающих в его честь деревья, лишь бы получить несколько лишних фунтов в год. Он содержит, между прочим, больше двадцати семей, и любой человек в Англии, у кого в жилах есть хоть капля крови Сент- Джонов, желает добраться до фамильного состояния.
— Ничего удивительного, что он посчитал меня авантюристкой. Тем не менее они же его родственники, Берни. Не всем так везет.
— В твоем голосе звучит тоска, моя дорогая, но позволь заверить тебя, что клан Сент-Джонов и близко не напоминает семью. Почему, по-твоему, их не пускают в Сандерхерст и почему Арчер всегда принимает членов семьи в Лондоне? Никчемное сборище, эти Сент-Джоны! Если б они затратили хотя бы половину усилий, которые тратят на вымаливание подачек, на то, чтобы употребить эти деньги с пользой, то и отношение к ним было бы куда лучше. Между прочим, так поступил мой отец.
Берни подняла медный молоток и резко
