зарплате полицейского. Внезапно насторожившись, он сказал:
– Если вы не против, я бы хотел сам взглянуть. На ваше удостоверение.
Линли достал его и протянул Моллисону. Тот принялся рассматривать удостоверение. После долгого изучения, по-видимому, удовлетворенный, Моллисон вернул его и сказал:
– Да, все в порядке. Просто я привык соблюдать осторожность. Ради Эллисон. Кто только не сует нос в нашу жизнь. Неотъемлемая принадлежность известности.
– Без сомнения, – сухо произнес Линли. – Так вернемся к вашим сведениям.
– Вчера вечером я был с вами не совсем откровенен, не во всем. Я сожалею об этом, но есть определенные вещи… – Моллисон принялся грызть ноготь на указательном пальце, сморщился, сжал руку в кулак и уронил его на колено. – Короче, – заявил он, – о некоторых вещах я не могу говорить в присутствии Эллисон. Даже под страхом уголовной ответственности. Понимаете?
– Именно поэтому вы с самого начала настаивали, чтобы наша беседа состоялась в коридоре, а не в квартире?
– Мне не хотелось расстраивать жену. – Моллисон взял свою чашку с блюдцем. – Она на восьмом месяце.
– Вы вчера об этом говорили.
–Но я понимал, что когда вы ее увидите… – Так и не притронувшись к кофе, он поставил чашку на место. – Послушайте, я говорю то, что вам и так уже известно: ребенок чувствует себя прекрасно. Эллисон тоже. Но на этом сроке любая неприятность может вызвать ненужные осложнения.
– Между вами и женой.
–Извините, что я слукавил, сказав, будто она нездорова, но я не мог придумать ничего другого, чтобы помешать нашей беседе в присутствии Эллисон. Он опять стал грызть ноготь, потом кивнул в сторону газеты. – Вы ищете его машину.
– Уже нет.
– Почему?
– Мистер Моллисон, вы хотели мне что-то сообщить?
– Вы его нашли? «Лотус»?
– Мне показалось, что вы шли сюда с некой информацией.
Опять появился Дентон с новым подносом. По-видимому, он решил, что после вчерашнего ужина от него требуются героические усилия. Он подал кукурузные хлопья и бананы, яичницу с ветчиной, жареные помидоры и грибы, грейпфрут и тост. Он предусмотрел и розу в вазочке, и чайник «лапсанг сушонга». Когда он расставлял все это на столе, в дверь позвонили.
– Это сержант, – сказал Дентон.
– Я открою.
Дентон оказался прав. На ступеньках стояла Хейверс.
– Здесь Моллисон. – Линли впустил ее и закрыл дверь.
– Что он нам сообщил?
– Пока ничего. Сплошные извинения и увертки. Вместе с тем обнаружил интерес к Рахманинову.
– Это должно было смягчить ваше сердце. Надеюсь, вы сразу же вычеркнули его из списка подозреваемых.
Линли улыбнулся. Они миновали Дентона, предложившего Хейверс кофе и круассаны, на что та ответила:
– Только кофе. В этот час я еще на диете. Хмыкнув, Дентон пошел исполнять поручение.
В гостиной Моллисон переместился с дивана к окну, где и стоял, ковыряя под ногтями и рвя заусенцы. Он кивком поздоровался с Хейверс, Линли тем временем принялся за завтрак. Моллисон молчал, пока не вернулся Дентон, неся еще одну чашку с блюдцем, не налил кофе Хейверс и не ушел. Тогда он спросил:
– Так вы ищете его машину?
– Мы ее нашли, – ответил Линли.
– Но в газете сказано…
– Нам нравится на один шаг опережать газеты, когда есть такая возможность, – заметила Хейверс.
– А Габби?
– Габби?
– Габриэлла Пэттен. С ней вы говорили?
– Габби. – Жуя хлопья, Линли размышлял над этим уменьшительным именем. Прошлым вечером ему так и не удалось толком поесть. Еда казалась божественно вкусной.
– Если вы нашли машину, тогда…
– Почему бы вам не рассказать то, с чем вы пришли мистер Моллисон? – предложил Линли. – Миссис Пэттен является либо главным подозреваемым, либо важной свидетельницей убийства. Если вы знаете, где она, будет правильно поделиться с нами информацией. Как уже, без сомнения, объяснила вам ваша жена.
