Форсаж

Она присела и посмотрела ему в глаза. Он мигнул. Рик научил ее, как распознавать слабаков. Обычно они больше кричали, чем делали.

— Я думаю, — сказала Кристина тихо, — что тебе не помешает вылезти и минутку со мной поговорить. Это в твоих же собственных интересах.

— Какого хрена тебе нужно?

— Я собираюсь помочь тебе выкарабкаться из дерьма, в котором ты по уши увяз, Бобби.

Он раздраженно вздохнул и выбрался из машины, оказавшись небольшого росточка.

— Так что ты мне хочешь сказать, женщина? Он ее не испугал. Просто заурядный сутенер.

Дешевый сутенер. Мир кишит такими, как он.

— Хочешь знать разницу между настоящим и поддельным жемчугом? Мне кажется, тебе следует это знать.

— Это еще зачем?

— Потому что, — она взглянула на машину, а затем перевела взгляд обратно на него, давая ему понять, что ей известно о его любви к махинациям, — я думаю, что ты давал настоящий жемчуг одним из своих девушек и не совсем настоящий другим. Я это нутром чую.

Бобби сощурился от солнца. На мгновение задержал взгляд на китайце, потрошившем рыбу.

— А тебе-то какого до этого хрена?

— Да никакого. Я просто подумала, что, может, тебе интересно знать, как определить разницу самому, так чтоб, — она к нему склонилась, — ты не облажался.

Он кивнул в раздумье.

— Чтоб не возникало ненужных проблем и всего такого прочего.

— Во-во.

Он вытащил бумажник.

— Пятерку?

— Нет.

— Десять максимум.

— Ты что, больной?

Кристина пожала плечами.

— Для такого человека, как ты, эта информация ценная, Бобби. Ты бизнесмен, на тебя работают люди, и нужно, чтоб они тебе доверяли, тебе нужно поддерживать определенный имидж. Ты не можешь себе позволить, чтобы они начали свару, выясняя, у кого жемчуг настоящий, а у кого нет. Так? Это выставит тебя в дурном свете, даст понять, что ты дешевка. Так? Кроме того, тебе не помешает знать, что за товар продает твой поставщик — качественный или он облапошивает тебя.

Бобби бросил взгляд вдоль улицы с повадкой человека, контролирующего ситуацию, и перевел взгляд на Кристину.

— Ты права.

— Так что пятьдесят хорошая цена.

Он вытащил из кармана бумажник на цепочке и вручил ей купюры.

— Кладешь жемчужину в рот и пробуешь на зуб. Если она шероховатая, значит, настоящая, если гладкая, тогда искусственная.

Бобби уставился на нее.

— И это все?

— Да.

— Пробуешь на зуб.

— Гладкая — фальшивка. Шероховатая — настоящая.

Он кивнул.

— Вроде как люди.

— Как некоторые люди, — уточнила она. — Шероховатые люди подчас фальшивка, а иные из гладких — настоящие.

Он агрессивно выставил вперед челюсть.

— А ты из каких?

Теперь можно было над ним и посмеяться.

— О, Бобби, я такая же, как ты.

— Это какая?

— То и другое.

Он покачал головой.

— А ты не промах. Не хочешь ли провести вечерок с Бобби? Внакладе не останешься, — он почесал яйца. — Я хочу сказать, мои причиндалы — высший класс, понимаешь? — Он взглянул на нее, чуя своей уличной интуицией, что встретился с особой штучкой. — Дать тебе мою визитку? На случай, если захочешь позвонить.

— Не стоит.

Но он уже держал визитку в руке. Красную, с напечатанным белыми буквами: БОББИ БУДЬ ЗДОРОВ — ИЩУ ПАРТНЕРОВ ПО БИЗНЕСУ. Она взяла карточку, только чтобы отвязаться от него. Бобби ей улыбнулся, в глазах лукавство.

— Йо, Беттина, думаю, ты будешь в порядке, так что мне можно о тебе не беспокоиться, так? — Он хлопнул дверцей, и машина, кренясь, рванула с места.

Была ли она свободна? Похоже, что да. Оглянулась — никого. Швырнула дешевую визитку на землю и шагнула в освещенный солнцем поток людей, прямо в восемь, или десять, или сколько их там миллионов, составляющих население города, такого огромного, что вам меня не найти, кто бы вы ни были. Она чувствовала себя слегка потерянной, но с каждой минутой город возвращался к ней, словно забытый язык. Она смотрела и видела — все более стремительные очертания машин, новые рекламы на боках автобусов, тротуары с мельтешащим людским потоком. Люди выглядели уставшими, одни, наверное, от тяжелой работы и низкой зарплаты, другие — от безделья и избытка денег. Копы-китайцы, русские домохозяйки из Бруклина, белые подростки, которым нравилось походить повадками на черных, и черные, пародировавшие самих себя. Навстречу ей вышагивали мужчины, которые предпочитали смахивать на женщин, и девушки, демонстрировавшие любовь к девушкам. Каждый был сам по себе, и никто не пытался влезть тебе в душу. Город сохранил тот же ритм и тот же темп, что и прежде. За четыре года она не прошла и четырехсот ярдов по прямой, а теперь перед ней раскидывался квартал за кварталом. Пространство. Она вновь понимала, что это такое — пространство.

Женщин она разглядывала с особой дотошностью: цвет губной помады, крутизну мини-юбок, модели обуви. Как все просто — делают покупки, прогуливаются, спешат на работу, едят с подругами в ресторанах или фланируют в сопровождении мужчин. Она всматривалась в лица женщин, наверняка ни одна из них не может когда-нибудь оказаться в тюрьме. Это было видно сразу. Потому что они никогда не попадут в ситуацию, которая заставит их совершить чудовищную глупость. Они от нее застрахованы. И даже не догадываются об этом! Ей хотелось бы иметь такую же, как у них, большую сумку с блеском для губ, щеткой для волос, органайзером «Филофакс», кредитными картами и всем прочим. Продолжая идти, перекидывая из руки в руку свой мешок, она видела и других девушек, сбившихся с пути; кожа их была блеклой, в сальных волосах торчала какая-то дрянь. Или слишком коротко постриженных, или выкрашенных в зеленый цвет. А еще татуировки, кольца в носу. Все в них громко заявляло: вот она я, именно такая, какая есть.

Возможно, я пытаюсь припомнить себя, подумала Кристина. Но разве не ясно, что та девушка умерла, ее больше нет — доверявшей людям и верившей в любовь. Она была уверена, что еще долго не сможет кого-нибудь полюбить. И сближаться сейчас ни с кем не хотела. Пока нет. Ей нужно было разобраться в самой себе. Что ж, возможно, она позвонит матери. Попробует это сделать из телефонной будки. Большая часть ее родственников умерли. Знакомые? Если она начнет названивать им, начнутся расспросы про Рика — хотя бы между прочим, — а о нем она вспоминать не хотела, совсем не хотела. До него может дойти известие, что ее освободили, и он попробует ее разыскать.