атаман припахал хоронить казненных казаков. Грунт был каменистый, и сняв верхний слой, до камня, уложили покойников, пристроили им головы обратно на плечи, и накрыли лица красной китайкой. Затем начали насыпать над ними небольшой холм. Все сошлись во мнении, что покойникам невероятно повезло, на таком месте только великим атаманам лежать, а не презренным предателям. Сулим рассказал, что ему его дед сказывал, что на этих кручах похоронен великий воин, и с ним в могилу несметные сокровища положены, но так страшно тот клад заговорен, что никто его взять не сможет, пока не пройдет тыща лет. На что Остап ему возразил, что его дед сказывал, расколдовал тот клад казак-характернык, и перепрятал его на острове, за днепровскими порогами. Там теперь нужно этот клад искать. Затем, долго, со знанием дела, казаки обсуждали те приемы и методы, которые применял мифический характернык, снимая заклятия с клада.
Люди не меняются. И в 21, и в 14 веке их головы наполнены бесконечным количеством совершенно ненужной информации, которую они гарантированно, никогда в жизни не используют. Но они прилагают титанические усилия, собирая ее, обсуждая с друзьями и отдавая выдуманному не меньше, а то и больше, времени и усилий чем реальной жизни. По моему скромному мнению (Имхо), именно это, больше всего отличает человека, от обезьяны.
Утром мы продолжили целенаправленно блудить по тропинкам Холодного Яра. Не смотря на то, что я никогда не жаловался на зрительную память, ничего похожего на тот путь, которым мы пришли, мне не встретилось, и на всякий случай, начал расспрашивать казаков, куда мы едем. Мне ответили кратко и емко, 'Домой', полностью отрезав возможность дальнейших расспросов. Часа через три-четыре мы выехали из леса, и тут же на поле, казаки начали делить добычу. Атаман, меня сразу, как самого молодого, отправил к Непыйводе в село, оказывается оно совсем недалеко от того места, где мы вышли, привезти бочонок вина и бочонок пива которые мне должна была выдать его жена. Мне хватило смелости попробовать отвертеться,
– Куда я, батьку, поеду, я ж дороги не помню, заблукаю, будете вино до вечера ожидать. Да и жены я твоей Георгий не знаю, шо она скажет, приехал приблуда какой-то, и вина с пивом ему давай.
– Вон тропу протоптанную видишь? По ней езжай, так чтоб лес всегда по правую руку оставался, не успеешь оглянуться, как доедешь. Дома сын мой середущий, Микола, ты его знаешь, он с нами на купца в поход ходил, а тут дома остался, не взял я его, с лука плохо бьет. Так что никто тебя не прогонит, езжай бегом, а то разговоров больше чем дороги. – Коротко проинструктировал меня Непыйвода.
– Батьку, так я хотел за лодку татарскую поторговаться, когда добычу делить будем, – обратился к стоящему рядом атаману.
– Так чего там торговаться Богдан, давай за лодку три золотых, и будет твоя.
– Дорого, батьку за лодку три золотых…
– Ну, а сколько ты дашь за лодку, Богдан? – Хитро прищурился атаман. Что-то это мне напомнило, но в тот момент ничего не прошло в голову.
– Больше золотого не дам, батьку. – Иллар и Георгий Непыйвода громко рассмеялись, и вот тогда я вспомнил, точно так же смеялся надо мной Керим, когда продавал мне косулю.
– Езжай с Богом, Богдан, считай, что лодка твоя. Я вместо тебя поторгуюсь.
Вот не зря, видно, у моего старинного друга, оставшегося за Гранью, было крылатое выражение. Когда жалуешься ему на жизнь, он всегда советовал, 'Да раздели ты это на восемь'. Все, с этой минуты, любую цену которую мне называют, делю на восемь. А то смеются, как с пацана. Я ребята, старше вас всех, Керим, разве что, ровесник. Нашли себе простачка, монеты выдуривать, добытые потом и кровью. Ладно, пусть потешатся, как говорят, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало, я на лодке этой, даст Бог, больше заработаю.
Добытые потом и кровью… Как забавно обстоятельства меняют привычные смыслы. Если с потом, вопросов не возникало, напотелись мы в пятницу на месяц вперед, дождаться не можешь, когда домой попадешь, чтоб смыть с себя все. С кровью, не все так просто. Чтоб добыть, чужой крови проливаешь больше чем своей, иначе уже не ты добыл, а у тебя добыли. Так и выходит, когда всплывает теперь эта фраза в голове, то перед глазами не своя, а чужая кровь встает. А так все верно, потом и кровью ко мне эти монеты пришли. Только чужой кровью за них плачено, чужой, и лилась она щедро мне под ноги, на сухую землю. Одно радует, безоружных и безвинных среди них не было, если это имеет значение. Для меня имеет.
Через час резвой рыси, впереди показались хаты. Найти нужную, среди двух с половиной десятков хат оказалось задачей нетрудной, тем более что было воскресенье, как у нас говорят неделя, от слова 'не делать'. Ну а поскольку народ лентяйничал, то все выбежали во дворы посмотреть, кого это принесло в такой день, когда порядочному человеку положено сидеть дома. Сообщив, что я от Непыйводы, заехал к нему во двор, и передал его наказ. Коротко рассказал, что все живы и здоровы, и скоро будут дома. Микола вывел заводную лошадь, на которую мы погрузили бочонки, и оседлав свою кобылу, вместе со мной выехал на дорогу. К нам тут же присоединилось еще четверо самых сообразительных казаков, а других, может, просто дома не было, на дурняк выпить, у нас все соображают быстро, национальная черта. Мы дружной компанией, резвой рысью, поскакали по дороге.
Пока мы приехали, народ уже все разделил, и встречал нас радостными криками. Пленных тоже разделили, охранника забирал Непыйвода для дальнейшей творческой работы, Фарида наш атаман. В середу договорились свидеться, и обменяться полученными результатами. Из трофеев, мне досталась лодка, полный пластинчатый доспех с оружием, и седло. Монет не дали, хотя у мурзы полно монет было в поясе, и у его вояк тоже что-то звенело. Но оно понятно, пару долей сверху атаманы получили, у казаков пленных, доспех похуже был, плюс лодка, плюс седло, вот так и посчитали.
И так хорошо. Иван говорил, за полный доспех, в Киеве, пятнадцать золотых дают, а в Чернигове еще больше выручить можно, за доспех с оружием, до двадцати золотых. Если выгодно продать, все что у меня накопилось, плюс золотые за выкуп, там тоже, по моим прикидкам, чуть больше, чем по двадцать золотых на нос выходит, 'сто тысяч человек по одному рублю, это получается… это получаются… сумасшедшие деньги!'. Ну, как про меня сказано.
Казаки кричали здравницы атаманам, оно понятно, все лето без толку протелипались, а тут в межсезонье, такой хабар подвалил. У казаков так всегда, награбили так, чтоб всю зиму гулять было за что, хороший атаман, рули дальше, нет хабара, пошел на хер, следующего давай. Демократия. Пришла очередь и мне кубок пить.
– Казаки, поднимаю этот кубок за атаманов наших. Было у меня видение братцы! Святой Илья, в том свидетель! Видел я, как становятся все казаки, под руку наших атаманов, как приходят другие атаманы с казаками, чтоб рядом с нами стать. Как выводят они в поход тысячи казаков! И не в простой поход, казаки! На больших ладьях, выплываем мы, братцы, в синее море. И на каждой ладье не меньше сотни казаков плывет под белыми парусами. И не один, не два, десятки парусов выплыли из Днепра, в синее море, и поплыли к басурманским городам. И взяли мы там добычу невиданную, о которой тут и не знает никто. Только не скоро то будет братцы, совсем седые стояли наши атаманы. И за то я пью, казаки, чтоб все мы дожили до того светлого дня!
– Любо! Любо! – Дружно закричали казаки. Но я решил усилить информационный удар.
– А кто мне не верит, с тем я уже готов побиться об заклад на двадцать золотых монет, что через десять зим сбудется мое видение. Подходи по одному! – Казаки были большие любители побиться об заклад по любому поводу, но тут пока никто не решался. Во-первых, сумма заклада была фантастически большой, во-вторых, тут надо было фактически выйти, и сказать, всему товариществу, не верю я в светлую мечту, вот такое я говно. Среди романтиков с большой дороги, таких не было. Но нашелся один правдолюбец, борец за идею.
– Я не верю ему, казаки! Брешет он все! – Он хотел еще добавить, но мне эти непродуктивные сотрясения воздуха надоели.
– Чего ты Демьян кричишь, как порося недорезанное? Бьешься об заклад на двадцать золотых, вот моя рука, подходи сюда. А если ты напился, и тебе покричать охота, иди водой ополоснись, тебе никто слова не давал, и кубок пока не у тебя. Чего ты стоишь, в меня очи вылупивши? Тебя в десятый раз спрашиваю,
