Однако, кажется, пробудил: Лёня вскочила, чуть не уронив Чайника и младенца, уложила их на кровать, поцеловав Егорушку – в лобик, а Чайника — в носик, и чуть ли не бегом кинулась в кухню.
— Куда его? — пробасила она, появляясь (почти мгновенно) с миской под мышкой. В миске, под полотенцем, шумно дышал и колыхался Жаб. Наверное, он был возмущен таким бесцеремонным к себе и своему обиталищу отношением.
— В кабинет, конечно! — велел я. В кабинете читал книжку Ратибор, но, во-первых, он этой книжкой был полностью поглощен, так что мы вряд ли ему помешаем, а, во-вторых, если и помешаем, то может быть в нем проснется корпоративная солидарность, и он все-таки мне что-нибудь подскажет? Или вместе подумаем?
Но когда мы вошли, и Лёня взгромоздила миску с Жабом на стол, Ратибор даже не поднял головы – так зачитался. Я вспрыгнул на стол и содрал полотенце с миски. Жаб лежал, съежившись, и, оказывается, дрожал – вот почему он колыхался!
— Тебе что, холодно? — спросил он.
— Не-ет, — проблеял он.
— А, ты трусишь! — догадался я.
— Не-ет, — не согласился он. — Это я от возбуждения. Я надеюсь…
— Надейся! — разрешил я ему.
Лёня нервно комкала полотенце в могучих дланях.
Она тоже надеялась и тоже вздрагивала. От возбуждения. И от надежды.
Поймав мой взгляд, она зарумянилась, подчеркнуто аккуратно сложила полотенце и положила его на край стола.
— Вылезай! — приказал я Жабу. Он немножко помялся. Но потом все-таки выпрыгнул из миски и тяжело приземлился на стол. (Может быть, точнее было бы сказать 'пристолился'?).
— Миску убери! — скомандовал я, и Лёня, чуть замешкавшись, послушно прибрала миску, поставив ее на сложенное полотенце.
Как приятно, когда тебе ассистируют! Особенно приятно, если прежде ты сам постоянно выполнял функцию ассистента.
Я обошел вокруг Жаба, внимательно разглядывая его при помощи моего магического зрения (особый прищур правого глаза).
Ничего особенного я в Жабе не разглядел: Жаб как Жаб, только поросший перьями и с хвостом.
Я взял магический лорнет, в надежде, что магическая техника поможет магической природе.
Ах, да! Я совсем забыл вам рассказать: накануне мы сделали единственное полезное дело (помимо выноса из помещения лаборатории груд битого стекла и вымывания полов) — мы переделали разбитые магоочки в маголорнет. Одно стеклышко сохранилось, и мы, обломав оправу, приделали к ней ручку.
Домовушка, порывшись в своих сундучках, нашел старый деревянный пенал, который мы использовали в качестве футляра для нового оптического прибора.
Итак, я внимательно осмотрел Жаба с помощью лорнета.
С тем же самым результатом.
Я попробовал выдернуть одно перо.
Это мне не удалось.
— Лёня! — сказал я.
Лёня, прижав Жаба одной рукой, двумя пальцами другой взялась за перо и сильно дернула. Жаб заорал:
— Больно же!
Но дело было сделано, и Лёня протянула мне трофей.
Я не скажу, что я такой уж спец по перьям, но это показалось мне несколько странным. Во-первых, очень уж толстый у этого пера был стержень. На кончике пера (по науке это место называется очином) имелась большая капля крови. По-моему, если у живой птицы извлекают перо, никакой крови не появляется (сколько раз я выдирал перья у Петуха! И даже у Ворона!). К тому же было это перо тяжелое, как будто свинцовое.
— Лёня, потревожь-ка Петуха, — сказал я. — Мне нужно перо из его хвоста. Ну, и одно покровное, для сравнения.
Повторюсь, но – ах, как хорошо иметь ассистента!..
— И нацеди мне мертвой воды! — крикнул я ей вдогонку, — надо же кровь остановить.
Жаб всполошился:
— Кровь? Где кровь? Откуда кровь? — и попытался посмотреть на свою спину. Ну, это и нам, у кого есть шея, не всем удается (кроме котов), а уж Жабу-то!
— Не боись, не помрешь, — успокоил я его, капнул мертвой воды, принесенной мне Лёней, положил жабье перо рядом с перьями Петуха…
Лёня рядом переступала с ноги на ногу, слегка вздрагивая от нетерпения.
С магической точки зрения перья были совершенно идентичны.
Зато физически отличались очень и очень.
Во-первых, по весу.
Во-вторых, по мягкости – жабьи перья оказались очень жесткими и кололись, как не слишком острые иголки.
В-третьих, стержни петушиных перьев были полыми, как то перьям и полагается.
А у жабьего пера стержень был плотным, однородным и вроде бы как металлическим.
Конечно, можно было бы провести химический или спектральный анализ. Если бы еще я умел это делать!
— Одно мне ясно, — задумчиво произнес я, — ни ощипать, ни обрить тебя не получится. Любая бритва затупится, а если ощипать, то ты можешь истечь кровью. Да и больно тебе будет…
— Слушай, Кот, — сказала нетерпеливая Лёня, — а если его в мертвую воду окунуть? И под водой ощипать, чтобы кровь сразу останавливалась?
— А если он от мертвой воды подохнет?
— А мы его сразу же в живую макнем, чтобы ожил!
— Э, мы так не договаривались! — заорал Жаб, вырываясь из моих лап и спрыгивая на пол. — Давай мы на Чайнике будем эксперименты производить! А мне еще пожить хочется!
Вот она, человеческая (в данном случае жабья) непоследовательность! Не он ли ночью уверял меня, что готов утопиться или повеситься!
Бдительный Петух, которого Лёня держала подмышкой (вместо того, чтобы принести два пера, как я просил, она притащила всего Петуха – а вдруг мне еще перья понадобятся? – и Петух был этому совсем не рад), так вот, бдительный Петух попытался вырваться, а когда это не удалось, закукарекал во всю глотку:
— Товарищ капитан! Тут эти штатские Жаба топить собрались!
Еще один доносчик на нашу голову!
На крик прибежал — нет, конечно, не Паук, Домовушка.
— Что ж это деется? — всплеснул он лапками. — На миг не можно глаз отвесть – уж опять новые придумки! И опять Кот старатель главный!
— Это Петух напутал, по недоумию, — пожал я плечами. — Мы тут думаем, как Жабу помочь…
Петух заквохтал, все более ярясь, гребень его налился кровью: он был готов в честном бою доказать мне, кто есть недоумок.
Весь этот шум и гам заставили наконец Ратибора оторваться от учебника и подойти поближе.
— Ух, ты! — сказал он, хватая жабье перо и взвешивая его на руке. — Да это…
Он попробовал стержень пера на зуб. На стержне остались вмятинки.
— Про Рыбу Золотое Перо слыхал, — сказал с уважением Ратибор. — А вот Жабу златоперую впервые вижу!
Золотое!!!
Мы уставились на Жаба.
Жаб раздулся. От гордости, наверное.
