— Так что, — спросил я, — так и оставим? Ты в таком случае завидный жених получаешься. В золотом оперении. В клеточку. Ну, красная клетка – это червонное золото. А вот почему черная?
— Ха! — воскликнул Ратибор, — а оно не чисто золотое! Вот смотри — тут серебро, черненое! — он показал мне перо, на котором на черной полоске следов от зубов Ратибора не было. — То есть я так думаю. Для проверки надо бы кислотой капнуть.
— Откуда ты это знаешь? Прямо ювелир! — сказала Лёня. С некоторой… ревностью, что ли.
— Ну, по необходимости, — ответил Ратибор, слегка зардев. — Чужанин Чужанинович не только магистр, он еще и златодел, золотых дел мастер. А как я у него учеником, то он всему меня и учит.
— А в темечко получаешь? — спросил я с неподдельным интересом.
— Не, он больше мне по затылку, — Ратибор запунцовился гуще, и уши его стали красными, как ломтики помидоров. — Или за волосы оттаскать…
— Ну да, у меня-то шерсть короткая, меня не оттаскаешь, — сказал я, вздохнув.
Всюду одно и тоже! Разгул насилия!
Но, как любил выражаться Ворон, пора было возвращаться к нашим баранам.
То есть к жабам.
То есть к одному-единственному представителю жабьего племени, который сидел на полу, раздувая горло, шумно дышал и постепенно надувался — вот-вот взлетит.
И что вы думаете? Он таки взлетел! Этот тяжелый Жаб в серебряно-золотом оперении!
— Я так понимаю, что теперь ты не согласен на ампутацию своих перьев? — кротко спросил я. — А что с хвостом делать будем?
— Какая такая ам-акация! — закричал Домовушка. — Злато-серебро из живого творения расти не может! Вертай его обратно, в пристойную суть, в жабу обыкновенную! А ты, Жабик, по злату своему не горюй, его ведь, злато, сколь на зуб не клади, а в утробе-то все одно пусто!
Жаб тяжело шмякнулся на пол, звякнув перьями.
— Режь, туды-т его за ногу! И хвост, и перья! Приведи меня в натуральный вид!
Да…
Осталось только выяснить, как это сделать.
Ограниченным людям служит большим утешением сознание, что и те, которые умнее их, при случае поступают не лучше, чем они.
Да, это, пожалуй, самый извечный вопрос, который с незапамятных времен встает перед человеком — как добиться.
С целями, как правило, все более или менее ясно (обычно мы знаем, чего хотим).
Со средствами, находящимися в нашем распоряжении, тоже.
А вот путь достижения этой самой цели: надо его найти, то есть проложить; преодолеть препятствия, которых довольно подкладывает жизнь нам под ноги; да еще обойтись имеющимися в вашем распоряжении средствами; да возместить недостаток означенных средств – смекалкой ли, помощью окружающих, либо откладыванием достижения цели на неопределенный срок (пока необходимые средства не будут приобретены), и не сбиться с пути к главной цели плутанием по боковым, заманчивым и влекущим, но таким неверным, обманчивым тропкам…
Не есть ли это наша жизнь? Сначала мы устанавливаем для себя препятствия, а потом успешно их преодолеваем.
Итак, цель моя была ясна, даже ясны были две цели: кратковременная – вернуть Жаба в прежний, жабий, вид; и долгосрочная – применить накопленный опыт в возвращении в прежний вид всех остальных.
Со средствами тоже было все, в общем и целом, ясно: мой магический талант, конспекты Лады, возможно, помощь Ратибора.
В конспекте Лады я нашел место, касающееся экстраполяции – то есть вывода хвоста потока магионов наружу. И там, черным по белому и в рамочке, сделанной красной пастой, было написано: 'Если не экстраполировать отрицательный поток вовремя, заклинание приобретает необратимый характер'.
Мы с Вороном еще прошлой ночью поспорили, как толковать слово 'вовремя'. Ворон считал, что это означает действие во время произнесения заклинания, я же спорил – где-то в конспектах Лады я встречал раздел о степени свежести заклинаний – свежее, средней (второй) степени свежести и застарелое. Так вот, как мне казалось, что даже и на второй стадии заклинание можно еще обратить вспять. Только в нужной тетрадке не оказалось нужного листика – когда заклинание считается свежим, а когда – второй и третьей степени свежести. Потерялся листик.
Я спросил Ратибора, не просветит ли он меня по этому вопросу.
Ратибор не просветил, сказал, что не помнит такого. И заинтересовался вопросом экстраполяции.
Я объяснил, как умел.
Как оказалось, Ратибор был еще менее подкован, чем я — он не знал, что такое магионы!
Я удивился – как же он тогда занимается магией?
А у них просто была другая терминология – потоки магионов у них назывались нитями, прядями, путами и волокнами, а поля – полотнами. Самих магионов Ратибор не видел. Как я понял, ему просто не объяснили, КАК надо смотреть – он считал нити, пряди и волокна едиными и однородными по всей протяженности.
Я так понимаю, что это потому, что им ничего не было известно про электричество. До потока частиц тамошняя наука не додумалась – но, по-видимому, им это и не было надо. Магия у них прекрасно действовала и без всякой теоретической базы – общий магиационный фон в их
А еще Ратибор мне рассказал, как ему удалось расколдоваться: оказывается, когда заклинание наложено (как он выразился 'наложены путы'): из этих самых пут торчит кончик, 'хвостик', и за этот самый хвостик нужно дернуть – и заклинание рассыплется.
Теперь мне понятно, что имел в виду Ворон, когда кричал 'Экстраполируй!' — надо было хвостик вывести наружу, а так он остался внутри.
М-да…
Я обошел вокруг Жаба (Лёня вернула его на стол).
То есть я, конечно, видел заклинание — в виде беспорядочного комка потоков и полей, как неоконченное вязание, над которым поработал котенок. Хвостиков снаружи не наблюдалось, надо было лезть внутрь.
Но если я дерну не за ту веревочку, заклинание станет – совершенно точно – необратимым, и Жаб навсегда останется пернатым!
И хвостатым!
Но я положился на наш замечательный русский обычай – на авось – и запустил свою магическую лапу внутрь заклинания. Жаб захихикал:
— Щекотно!... — и попытался спрыгнуть на пол, однако суровая Лёня крепко прижимала его к столешнице.
А все остальные, затаив дыхание, следили за моими действиями – как будто они могли что-нибудь увидеть!
