Подушка нервно провел по волосам.
— Что это за гадость опять? — воскликнула я, облизывая пальцы.
— И что?
— Кетчуп… со вкусом металла…
— Кровь! — ужаснулась Ира.
— Что??? — я поскорее отдернула руки, с «ужасом» уставившись на них. — Пойду-ка смою.
Подушка пошел со мной. Я очень удивилась, постучав пальцем по голове. Мозгов не хватает? Ира расхохоталась. Мы с ним вышли.
— Ты куда? — вожатый Дима, видно, под дверью караулил.
— Да вот измазалась, — сказала я, крутя перед ним «окровавленными» руками.
Дима с ужасом уставился на них.
— Ты же сказал, что эстонцев нельзя. Вот мы их и съели, — сказала я.
Дима ужаснулся еще больше, тут из комнаты вышел Подушка.
— Ну, этого еще не доели. Сейчас исправлюсь, а то там уже грязно, пойду вниз доедать, — сказала я. Подушка решил было сдавать назад, но я так живописно взмахнула руками, что он все понял и подошел за мной. Я еле спустилась по лестнице. Смех уже некуда было девать.
И тут я поняла, что мыла нет. Мы же сами его все и собрали. Пришлось просить у мелких, благо у них с собой было. Так, теперь надо бы еще кого-нибудь напугать.
— Ты чего посреди коридора стоишь? — спросил Подушка.
— Я стою у ресторана, — сказала я.
— В коридоре же…
— Замуж поздно, сдохнуть рано, — вздохнула я.
— А? — не услышал Подушка.
— Ой, слава богу, ты не слышишь, — порадовалась я.
Мы вышли на улицу, и я стала решить, кого пугать. Подушка ступорился, решая, зачем мы вышли на улицу.
— Что, лезть по кипарису? — спросил он, залезая наверх.
— Лезь, лезь, ты сам решил, я тебе не помогала, — сказала я.
Эстонец слез обратно, я усмехнулась.
Мы потрясли кипарис, стуча в окна, на головы нам посыпались шишки. Ужас!
— Эй, тут никого нет? Нет? — послышалось от окна, мы поскорее убежали.
И тут меня посетила гениальнейшая идея сходить в столовую! Мы пошли в столовую. Ой, обрыв и темно! А я высоты и темноты боююююююсь!
Дошли мы до столовой, подергали — закрыто, поднялись на второй этаж, там тоже закрыто.
— Н-да, все закрыто, — констатировала сей факт я.
Мы спустились к кипарису. Тут я увидела давно вожделенный мною бортик и забралась на него. Я давно хотела по нему побегать, а днем как-то не очень. Класс! Особенно когда меня Подушка держал, чтобы я не рухнула вниз. Вдвойне класс! Еще одна гениальная идея, и мы залезли на Пушкинский грот. Блин, тут еще части ступенек нет.
— Ой, ай! Ух! — блин как бы не свалиться!
— Ольга, ты же вроде высоты боишься, чего же ты к ней стремишься? — удивился парень.
Последняя ступенька подвела парня, и ему пришлось спешно заткнуться, дабы восстановить равновесие.
Мы забрались на самую высокую площадку, откуда можно упасть и заметить это, только когда столкнешься с водой.
Обратно спускаться. Блиииин! Я еле-еле спустилась пониже, сползая по бортику, но у второй лестницы бортика не было, только стена, а за нее не удержишься, да еще и не все ступеньки на месте.
— Ты что? — удивился эстонец.
— Как я отсюда слезу? Ужас! Зачем я сюда залезла? — ужаснулась я. — Подушк, можно, я отсюда спрыгну?
— Нет, ты давай как-нибудь не спрыгни уж, — сказал он.
Я стала медленно и максимально осторожно спускаться. Фу-у-у-ух, спустилась. Мы подошли к памятнику, подергали за флаги и пошли на сказочную поляну. Вот класс, ничего не видно под ногами, ходишь, спотыкаешься, как будто ты в дремучем в лесу. А светильники классные, как будто светлячки. Подушка подошел к одному из них, он осветил ему только плечи и ниже.
— Медный всадник без головы, — расхохоталась я.
Теперь мы пошли на греческую эстраду, ночью она особенно хороша. Мы посидели на всех скамеечках, точнее я присаживалась, а Подушка только непонимающе смотрел на меня и ходил следом, потом на нас насорили белочки. Я надеюсь, что только насорили! А мы спустились к мосту желаний. Тут был небольшой лесок, в котором от дерева к дереву было не дотянуться. В итоге от дерева к дереву я перемещалась перебежками, ибо там был скат. Мы перешли мост желаний, полюбовались ночным пляжем и морем. Так жаль, что нас на пляж ночью не водят! А вон и синяя дача. Ой, какая лестница!
— Подушка, я не пойду! — сказала я.
Мы пошли в обход, шли мы долго.
— Подушка, это Су-Уксу! — сказала я, услышав и видев речку.
— О-о! — ужаснулся парень, мы быстрее пошли к дачам. Вот путешествие через Москву на Мулловку!
Вот и любимый дубок (ура, мы до него дошли!), и любимая синяя дача. Вернулись! Дима на посту не наблюдался, так что мы поскорее зашли к себе.
— Нет, люди, куда же Ольга-то с Подушкой делись? — удивилась Ира.
Я пригнула Подушку к полу.
— А может, она и вправду всех подряд ест? — спросила Лариса.
— Ага, щаз. Скорее, Подушка всех ест, поэтому тако-ой большой! — усмехнулась Ира.
Подушка удивился и даже рот раскрыл, я его поскорее закрыла. Ой, ромашка, дубль раз, дубль два!
— Вы где были? Вы где были? Вы где были? — тут же спросила Ира.
— Да так, — ответила я. — М… мы вроде бы никуда не уходили. Мы вроде бы тут и были…
Подушка молчал.
— Не знаю, почему украинцы до сих пор орут. Не верьте сплетням, что после поезда я хожу с окровавленным топором. Я сама ничего не помню, — сказала я.
Тишину нарушила ворвавшаяся в комнату Гельсу.
— Привет, — сказала она.
Ира расхохоталась, за ней вся комната. Подушка с Одеялом обиделись на нас.
— Вы так и не поняли, что весь спектакль был устроен для вас? — спросила я. — Only for you!
— Only you, — запела Ира.
Я быстро ушла на свою кровать, предварительно ткнув Ирку, эстонцы все еще держали на нас обиду и демонстративно сели на Валькину койку. Та их быстро выгнала. Так они и остались стоять посреди комнаты. Потом Подушка сообразил и сел на стул. Одеяло попрыгал вокруг него и решил сесть ему на колени. Подушка поскорее их убрал. В итоге они сели на тумбочки, причем долго не могли решить, кто где, и пересаживались. Мы переглянулись с Ирой и поменялись кроватями. Эстонцы заступорились и уставились на нас. Мы еще раз поменялись и еще раз.
— Это заразно? — зашушукались наши соседки.
И тут послышались шаги вожатого. Я была на Ириной кровати, Подушка на последней ступеньки ее тумбочки. Я задрала матрас, Подушка поскорее туда залез и затих. Самоупаковывающаяся у меня Подушка! А вот Ира долго упаковывала Одеяло, ибо у него высовывались то ноги, то голова. Наконец, он был утрамбован до попискивания из-под матраса. Зашел Дима, прошел туда-сюда. Точно, заразно. Ушел.
— Господи, будильник! Московское время столько-то, столько-то! — сказала я.
— Если бы он так говорил, я бы ему подушку в рот засунула! — прогневалась Ира.
Я хихикнула.
