только на то, чтобы, зевая, запихать в себя ужин. Максимилиан каждый раз терпеливо перетаскивал мою тушку в «гамак», я бормотала что-то благодарное, отворачивалась и тут же засыпала. Просыпалась же я неизменно в обнимку с этим дурным вампиром.
И, как правило, под его истерический хохот.
Первые два дня я свои сны, к счастью, не запоминала. И потому изощренные намеки вампира с чистой совестью пропускала мимо ушей. Но сегодняшний день грозил обернуться кошмаром.
— Если не виноват, попробуй хотя бы не ржать. Или делай это про себя, — огрызнулась я, пряча за злостью смущение. — Нашелся, прекрасный принц…
Максимилиан страдальчески возвел очи к небу. Небо завистливо отразилось в синющих глазах и, посрамленное, принялось напяливать на себя тучи.
— Малыш… Вообще-то я смеялся не над твоим сном и уж точно не над своей ролью в нем.
— А над чем же? — несколько испуганно отозвалась я, спешно припоминая, чего такого еще я могла сделать и сказать.
— Скорее, над твоей реакцией, — ответил вампир и, увидев, как я вскинулась, поспешил объяснить: — Если бы мою свадьбу — даже понарошку, во сне! — кто-нибудь испортил, я бы пришел в ярость. А ты…ты смущаешься, как будто тебя поймали на чем-то постыдном…
— Я не смущаюсь! Я злюсь! — перебила я вампира.
— Не ври хотя бы себе, — отрезал князь, — я чувствую тебя. Сначала думал — это со сна, целый день пытался тебя разозлить…
— У тебя это ПРЕКРАСНО получилось! — рявкнула я. Нашелся воспитатель, как же! Экспер-рименты ставит, эмпат чертов!
— Ничего у меня не получилось! — взвился Максимилиан. — Даже сейчас, ты кричишь на меня, а хочешь только одного — чтобы я заткнулся и, шатт даккар,[11] забыл наконец об этом сне!
Я отшатнулась от разъяренного вампира. Злиться на него категорически не получалось. Он орет на меня, он лезет в мои мысли, он говорит гадости…но как же он прав, шатт даккар…чтобы это не значило! Скрывая очередной приступ смущения, я попыталась перевести разговор (или ссору, это как посмотреть) на другую тему:
— Да ладно уже. Ты относишься к этому слишком серьезно.
— Это ты относишься к этому недостаточно серьезно! — я явно задела князя за живое. — Люди вообще патологически несерьезны! А уж в последнее время вы непозволительно измельчали!
— Да ну?! — начала закипать я (все же я не обладала достаточной наглостью, чтобы откреститься от рода человеческого), на этот раз по-настоящему, но договорить князь мне не дал.
— Все самое важное, самое главное, что есть в жизни, обесценилось. Превратилось в набор понятий, дурацких ритуалов, слов, в которые никто не верит! Жена, муж, брат, отец — теперь это обозначение не духовной, а физической связи, или — да простят меня боги! — запись актов гражданского состояния! Государь, истинный правитель, выродился в управленца с меркантильными замашками! Семья…
— Да что ты в этом понимаешь! — не выдержала я. — У тебя вообще семьи нет, и отродясь не было… — я осеклась, вспомнив, что о родителях Северного князя никто ничего не знает.
Максимилиан и бровью не повел.
— У меня есть семья, — обманчиво мягко произнес князь. — Это мой клан. За каждого, кто пришел под мое крыло — неважно, только сейчас или две тысячи лет назад — я готов отдать жизнь. Они — мои братья и сестры…или дети. Не по крови, да, но настоящие, — голос его потеплел, взгляд стал мечтательным. — Близкие. А вы, люди… — почти как оскорбление. — Я уже не говорю о свадьбе, которую вы сделали просто первым этапом развода, поводом для раздела имущества…
Я стояла, испуганно вжал голову в плечи, глядя, как он расхаживает по полян, гневно размахивая руками. Зашибет и не заметит… Внезапно князь остановился напротив меня, властными пальцами запрокинул подбородок, заставляя смотреть в глаза — яростные и печальные одновременно, с неподдельной горечью в глубине ультрамариновой бездны.
— Скажи мне, малыш, сколько сейчас бродит в человеческих городах тех братьев и сестер, что близки не по крови, а по духу? Названых? — я промолчала. Он вздохнул и отвернулся. Когда он заговорил снова, его голос звучал глухо, будто пробиваясь сквозь истлевшие на его глазах века. — Сначала вы забываете понятия, потом сами слова… Все заменяется суррогатом, имитацией, упрощенной версией. Побратим, наставник… Что следующее? Друг? — он усмехнулся. — Хотя уже теперь друзьями называют соучастников по пьянкам-гулянкам, тех, кто скрашивает одиночество.
— Друзья — это те, кому ты прощаешь все. Потому что друг не совершит того, что ты не сможешь простить, — тихо и твердо сказала я. Максимилиан обернулся и посмотрел на меня странным, долгим взглядом.
— Знаешь, малыш… Насчет дружбы я, похоже, погорячился, — он улыбнулся краешком губ, смягчая пафос слов. — Если, конечно, не считать того, что ведьмы — не совсем люди, а лучи звезды — больше, чем даже сестры, не то что друзья…
Я покраснела от сомнительного комплимента и, спасаясь от чувства неловкости, ляпнула первое, что пришло в голову:
— А что такое «шатт даккар»?
Честное слово, я не хотела!
— Э-э… Это я так сказал? — он даже губу закусил от избытка эмоций. На безупречно белой коже отчетливо проступил легкий румянец. — Конечно, я, кто же еще… В общем, никогда так больше не говори.
— А что это?
— Ругательство, — туманно пояснил князь.
Удовлетворенно глядя его виноватое лицо, я решила, что, пожалуй, прощаю ему все издевательства.
«Квиты?» — улыбнулась я одними глазами.
«Квиты!» — насмешливый синий взгляд.
И вправду, чудесный день.
Честно говоря, я уже успела привыкнуть к нашему путешествию. Полюбила неспешную смену пейзажа, страшноватые чудеса, которыми изобиловал Срединный лес, странное ощущение свободы от всего на свете и даже валящую с ног усталость в конце дня. Грозный Северный князь, которым так любят пугать юных ведьм и неопытных Смотрителей, оказался на удивление приятным попутчиком. Он заботился обо мне, смешил, когда было грустно, а прознав, что я обожаю сказки (дурная привычка, подхваченная у Дариэля), взял за правило рассказывать перед сном диковинные истории о том, что было и не было. Правда, иногда князь спохватывался, что вообще-то он законченный мерзавец, садист и чудовище, и начинал изводить по пустякам — как сегодня утром, например, — но это быстро проходило, и в моем распоряжении опять оказывался невероятно обаятельный тип. Не удивительно, что в дополнение к уже имеющимся скверным привычкам я приобрела еще несколько: искоса разглядывать тонкий профиль, любоваться бликами солнца в глянцевых черных прядях, украдкой вдыхать, засыпая, горьковато-свежий аромат. Иными словами, я по уши влюбилась в своего похитителя.
Подобно всем счастливым людям я не замечала, как летит время. И поэтому, когда вечером я обнаружила на небе подозрительно полную луну, то впала в ступор. С меня даже сон слетел.
— Ну и что там интересного? — поинтересовался незаметно подкравшийся князь. — Небо как небо. Или составляешь гороскоп?
— Для составления гороскопа нужны элементарные знания астрономии, которых у меня, как у всякой уважающей себя ведьмы, нет и не будет, — машинально съязвила я. — Просто не верится, что уже целая неделя прошла.
— Слишком быстро? — сочувственно отозвался вампир, делая немудреные приготовления для привала. Как здорово, что он меня к этому никогда не привлекает! С моей врожденной криворукостью… Я помотала головой, вытряхивая из нее посторонние мысли.
— И да, и нет. Иногда мне кажется, что с того злополучного вечера, когда я опоздала на электричку, прошла целая жизнь, — я вздохнула. — И, разумеется, как любая жизнь, прошла незаметно.
