вы принесете пользу? Так вот, запомните: презирать имеет право независимый человек, а вы таковым не являетесь. И еще запомните: то, что вы называете «уродством», дало вам превосходное образование, возможность прекрасно жить и ничего не делать. Далее запомните: меня сейчас заботит не состояние, которое сумела добыть Янинка… Меня беспокоят мои письма. Слышите? Письма! Если они попадут кое-кому в руки, нас обоих повесят. Вас заодно со мной. Надеюсь, вам это понятно?
– Вы… что вы написали в тех письмах? – расширились глаза у Анджея. – Кому вы писали? Зачем?!
– Я писала друзьям, живущим за пределами этой страны. Думаю, скоро нам понадобится их помощь. А в письмах, друг мой… сплетни. Да, да, сплетни. Но в них легко отыскать политический смысл.
– Вы сумасшедшая.
– Да, наверное, – нахмурилась она. – Вы молоды, и вы мужчина. Этот мир создан для мужчин, значит, для вас, поэтому вы не понимаете меня. На мою долю выпала нелегкая участь: я была мужчиной и женщиной в одном лице и ни в чем не давала себе послабления. Я торговала собой, как последняя девка, потому что другого пути у меня не было. Но я высокородная девка, и дорогая к тому же. Однако, друг мой, у меня была одна слабость – вы и ваша сестра, на вас ушло мое состояние. Вас я мечтала сделать преемником, ибо вам легче найти общий язык с себе подобными, легче покорить дам, легче защититься самому и защитить нас. Но вы проявили завидную леность, которая мне никогда не была по карману. Вы путешествовали, волочились за юбками, ночи напролет пили шампанское и играли в карты, ездили в оперу. И ни разу не спросили: откуда берется золотой дождь? Помощником моим стала Янинка, а не вы. Она делала то, что мне уже не под силу. И последнее запомните: идея принадлежала не мне, а ей, и вы об этом знаете. Ей казалось легким делом завладеть богатствами Гордеевых, она почти справилась… – Пани с трудом давались воспоминания, она сделала небольшую паузу. – Так почему же вы в то время не запретили ей?
– Я не знал, что это ее погубит, – виновато опустил голову Анджей.
– В таком случае ваш благородный гнев должен найти более уместный выход. Мне, как и вам, больно за происшедшее. Янинка должна была переправить мои письма, но…
Пани Гражина встала и перешла к окну, кажется, пряча слезы. Если б хоть раз она заплакала, проявив слабость, Анджей прижал бы ее к груди с сыновней любовью, сказал бы ласковые слова утешения. Однако этого никогда не случалось, пани Гражина была будто закована в броню. Он приблизился к ней и заглянул в лицо – нет, глаза ее оставались сухи.
– Что в письмах? – по-деловому спросил он.
– Так… Несколько строк о внутренней политике, об интересах России в Греции, интересах в Крыму… планы кое-какие. У меня, с моими связями, была возможность узнавать о них. Ну, и еще в тех бумагах мое отношение к некоторым особам. Высокопоставленным особам, которых я остроумно высмеяла.
– О, боже! – прикрыл он глаза ладонью с длинными пальцами. – Нам конец…
– Да, – согласилась она. – Если мои письма попадут канцлеру, нам наступит конец. Постарайтесь этого не допустить, милый. Идите к ней.
– Она возненавидит меня.
– Вас?! – вытаращила глаза пани Гражина. – Вы с ума сошли? Вас невозможно ненавидеть, вас можно только любить. Страстно.
– И все же, мадам, если она не согласится добровольно отдать картину?
– Возьмешь ее силой. Я имею в виду нашу «гостью». Потерявши честь, русская девица будет счастлива, когда ты поведешь ее под венец, и отдаст тебе все, что ты потребуешь.
– Да? – упрямился он. – И кто же нас обвенчает? Юзек, переодевшись попом?
– Православный священник. Настоящий.
– Но я не хочу жениться на ней! – снова взбунтовался Анджей. – Я не люблю ее! И я не православный!
– Вы примете ту веру, которая нужна в данный час, – сказала, как отрубила, пани. – Все. Мне надоело препираться. Когда наш план увенчается успехом, поступите с ней как заблагорассудится. Хоть утопите, хоть выгоните. А сейчас идите, друг мой, идите. Она несколько дней сидит взаперти, настрадалась в одиночестве, сломлена. Пора вам протянуть ей руку.
Анджей побрел на верхний этаж в комнату Наташи.
Наташа поняла, что Иона ищет ее, увидев его в окно. Но это все пустые хлопоты! Чем поможет ей старый холоп? Как он будет с господами тягаться?!
Услышав, как в замочной скважине повернулся ключ, девушка отпрянула от окна, прижалась спиной к стене. Почти все время заточения Наташа никого не видела, кроме старой горничной, приносившей еду, воду для мытья и не произносившей ни одного слова. Ее Наташа научилась узнавать по шагам и по кряхтению, но сейчас кто-то другой подошел к двери, повернул ключ. Сердечко, казалось, сделает последний удар и от страха остановится. Дверь открылась…
– Вы?! – ахнула Наташа. – Это вы… Но почему?
Он шел к ней, не торопясь, а она не знала, что делать. Он шел и открыто смотрел ей в лицо, в глаза, смотрел своими жадными очами волка – притягательными и голодными, печально-фатальными. Первые его слова, сказанные тихо, заставили Наташу вздрогнуть:
– Наталья Ивановна, простите меня. Я совершил безрассудный поступок, но потому, что потерял покой, когда увидел вас. Я метался по улицам, ища встречи с вами, я хотел видеть вас и говорить с вами. Однажды мы встретились, но вы снова убежали, еще больше разбередив мое сердце. Вы так прекрасны…
– Это неправда, – пролепетала Наташа.
Сейчас она страшно боялась этого человека, потому что он был волком, который… который подкрадется неслышно и растерзает. Обольстительные речи как раз и должны усыпить бдительность Наташи, чему способствует и его преданный взгляд. Только холод в глубине его зрачков подсказывал ей: у этого человека волчьи принципы, значит, его надо опасаться.
Он подошел слишком близко, а отступать было некуда – далее стена. Она чувствовала на своем лице его горячее дыхание, и вместе с этим дыханием в Наташу проникал ужас осознания, что этот человек способен подчинить ее.
– Я не верю вам, – жалобно произнесла она. – Вы посмеяться надо мной хотите?
– Я? Посмеяться? – Глаза мсье Хвастовского сверкнули гневом, но голос оставался нежно-ласковым. – Вы не можете так думать обо мне! Вы не знаете меня. И не хотели знать. Поэтому я решился на дерзкий поступок. И не только поэтому. Вам грозит опасность, я знаю тех людей, которые хотят погубить вас. И причина тому – некая тайна, которую вы узнали.
– Тайна? Но… я… не знаю никакой тайны.
– Вы уверены?
Он наблюдал, как она быстро смягчалась, значит, постепенно начинала верить ему. А опасность Наталья действительно ощутила, когда пани Гражина, переодевшись в мужское платье, хотела тихонько подсмотреть за ней в окно, хотела увидеть, с ней ли картина. Опасность ощутила, когда вошла в дом, где все было перерыто…
– Тогда ответьте, почему следили за вами? – говорил он. – Почему люди ворвались в ваш дом и перевернули там все вверх дном? Я от них это слышал… случайно услышал, – упредил он вопросы Натальи. – И от них теперь прячу вас. Если б я прямо предложил вам свое покровительство, вы бы отказались, не так ли?
– Кто же они?
– Вам говорит что-нибудь имя… – он немного отошел от девушки и вновь повернулся к ней, – Янина?
– Нет, – призналась она.
– Странно. Говорят, ваша маменька убила ее из пистолета. Простите, Наталья Ивановна, я не хотел вам напоминать… вы сами просили сказать. Родственники Янины были намерены похитить вас. Собственно, это они навели меня на мысль осуществить план похищения. Вы взволнованы, я не буду больше вас утомлять, но…
Внезапно он рванулся к ней и поцеловал в губы. Это был такой страстный – и первый в жизни Наташи! – поцелуй, и у нее подкосились ноги. А он, оторвавшись от ее губ, сказал:
– Я заслужил этот поцелуй.
