тебя на примете нет ли мастера стеклодува – немца? Тут девки твои про немецкий двор говорили… Это какой двор, орденский?
– Не, милостивец, – остроносая Марфутка ухмыльнулась. – Рижский.
На подворье рижских купцов Михаил уже заглядывал и раньше, а потому продолжение завязавшейся беседы не вызывало у него никакого интереса.
У него-то не вызвало… Но вот у сенных девок…
– Ай, господине! Чи вы из бояр, аль из торговых гостей?
– Из гостей, – ухмыльнулся Миша. – Только не из торговых.
– Это как же?
– А так.
Ратников хотел уже удалиться – делать ему, что ли, нечего, как только языки зря чесать… Да вдруг подумал, что зря он пренебрегает этаким вот информационным кладезем… который явно можно было превратить в неудержимый поток.
– Вот что, девушки, – обернувшись на пороге, Миша игриво подмигнул сенным. – Мне бы совет ваш нужен… и матушки вашей, боярышни-красы… Жизнь свою расскажу – может, что и присоветуете?
И действительно, ну, как раньше-то в голову не пришло – браслетики да стеклодувов искать – куда как легче именно с помощью лиц, стеклянным товаром дюже интересующихся, сиречь – через небогатых девок.
Распахнув шубу – что-то стало жарковато, – Ратников встал у крыльца, дожидаясь…
Первой вышла боярышня… тьфу ты – купчиха … за ней – девки. Тут же, откуда ни возьмись, подкатили и сани с возницей:
– Садись, матушка!
– Погодь, Варфоломейко…
Одна из девчонок что-то зашептала на ухо своей хозяйке, время от времени азартно поглядывая и кивая на Михаила… вроде бы как безразлично смотрящего в небо.
– Эй, мил человек… Хозяюшка наша тебя послушать хочет. Пойдем-ка, эвон, туда, на солнышко.
Ратников спрятал улыбку:
– Как скажете, девчонки, как скажете!
Сани поехали впереди, девки – и Михаил – зашагали за ними. Выбрались на самый берег, почти перед самым монастырем, остановились – ах, как сверкало солнце! Невдалеке, на залитой льдом горке, веселясь, каталась ребятня.
– От и мы раньше тако… – неожиданно с грустью протянула одна из девок. – Но тут же опомнилась. – Ну, что, матушка? Тут слушать будем?
– Тут, – поудобнее устраиваясь на соломе, купчиха требовательно взглянула на челядинок. – Орешек-то каленых не забыли?
– Не забыли, матушка!
Девки – по очереди – начали щелкать орехи. Просто бросали их горстями в рот, выплевывали шелуху, лущили и – уже очищенными – с поклоном протягивали хозяйке.
Та ела да слушала, временами блаженно щурясь, словно нагревшаяся у печки кошка.
А Миша уж не терялся, растекался мыслию, точнее – словами, по древу, рассказывая мелодраматическую историю в духе женских романов: о том, как бросила его неверная возлюбленная, сбежала с заезжим стеклодувным подмастерьем, кстати говоря – немцем.
– Ай-ай! – качали головами девки.
Купчиха тоже дивилась:
– Нешто так может быть? Чтоб прямо на глазах… в постелюшке… Ох ты, Господи, грехи наши тяжкие! И слушать-то такое стыдно… Да ты говори, говори, мил человек, чего замолк?
Михаил и продолжил, насыщая историю несчастной любви различными эротическими подробностями…
– Прихожу как-то в хоромы… а они – там! Нагие! Он – лежит, а она…
– Ой-ой-ой! Вот курвищи-то!
Девки стыдливо краснели, а глазки-то были масляными!
А купчиха, ну такое впечатление, возбудилась, словно от порнофильма – вот-вот бросится!
– Ну, а дальше, дальше-то что? Не томи, сердечный!
– Дальше? – Ратников многозначительно усмехнулся. – А дальше будет, как на след полюбовнич– ков выйду… Уж погляжу! Ужо, сладко-то им не придется!
– Ой, господине… ты это… полегче, полегче…
– Да уж… ужо, в монастырь спроважу!
– От, это верно! А только как ты их найдешь-то?
– Прослежу. Помните, говорил про браслетики? Стеклянные такие, желтенькие?
– Ну!
– Вот, по ним и прослежу. И вы мне в том поможете!
– Мы? А как?
– А слушайте…
Проинструктировав неожиданных волонтерок, Ратников довольно подпоясался и, подумав, решил еще раз пройтись по торговой площади в надежде, что, может быть, и самому повезет – или браслетик увидит, или вызнает что-нибудь.
Шел, можно сказать, гоголем – фу-ты, ну-ты – шапка на затылок, орешки каленые пощелкивает – молодая купчиха угостила, верней – ее девки. Шел, шел, приценивался, приглядывался… и нарвался… Сам даже поначалу не понял, чего это на него монах орденский выпялился, словно баран на новые ворота? Сутулый такой монах, худой, со смурным подозрительным взглядом, больше подходящим какому-нибудь полицейскому детективу, нежели божьему человеку.
– Хальт! – вдруг закричал монах, словно ударенный током. – Хальт! Держи его!
Вот тут-то Ратников его и узнал – брат Дитмар. От которого убег еще по осени, в бурге, точнее сказать – уехал на машине.
А орденский монах уже ухватил беглеца за пояс и вовсю звал кнехтов. А те – кнехты – вот они, тут как тут – целое «копье», человек с дюжину. С копьями, с мечами… Вызверились – ату, мол его! – бегут, суки!
Миша, конечно, не долго думал – намахнул крестоносному братцу в морду, наотмашь кулаком, от всей души!
Тот так и улетел за рядок, сбивая наваленные на прилавке горшки и кувшины. Хозяин – горшечник – тут же заругался, наподдал незадачливому монаху еще – нечего чужие горшки бить! Хоть и немец – а нет такого закона!
Ратников ничего этого не видел и ругани не слыхал – бежал, подхватив полы полушубка, чтоб не мешались.
Перепрыгнул один рядок, другой, третий… Оглянулся – кнехты, гады, не отставали… Черт! Вот еще один появился – прямо у собора, вывалили из-за угла…
Все… некуда деться… Разве что – к берегу…
Беглец развернулся, юркнул в проулок, и ноги в руки… А сзади уже неслись, орали! Хорошо еще – никто не метнул копье… наверное, брат Дитмар предупредил, чтобы живьем брали. И как только узнал, в новом-то – с вислыми усами – прикиде? Узнал… умный… впрочем, если б умный так мог бы зря глотку не рвать – сперва подозвал бы кнехтов… Видать, спонтанно все вышло…
Ах, гады – близко! Вот-вот схватят.
Выбежав на берег, Миша рванулся к горке, где катались детишки, прыгнул к кому-то в санки:
– Хей, поехали, покатили – а ну, кто быстрей? На калач с маком спорим!
И покатил!
А за ним – и все детишки, так что подбежавшие кнехты остались без санок… разве что на рюхе по ледовой горке съезжать или на задницах… Так они и поступили – упорные, суки!
Ратников быстро поднялся, вскочил на ноги, осмотрелся… где-то они здесь должны были быть… не успели еще уехать.
