Новгородские войска на подходе. Черную речку знаешь?
– Ну?
– Там человек будет один ждать. Никифор. Передашь от меня поклон… и вот это.
– Но мне действительно…
Бреслав не стал и слушать, поднялся:
– Передай. Думаю, это поможет. А теперь – прощай. И да хранит тебя Божья Матерь.
– Тебе тоже удачи! – уже вдогонку прокричал Миша.
И прислушался.
Как он и предполагал, в корчму уже набралось достаточно много народу – человек с десяток, и вот, только что – еще двое пришли. Мастеровые-артельщики, судя по заткнутым за пояса топорам, которые эти молодые парни тут же сложили в углу – плотники. Ясно – кому-то что-то строят и, вот, зашли погреться. В углу – трое мужиков постарше, мелкие торговцы или ремесленники – эти, видать, просто зашли пообщаться. Хмельного не пили, не скверно– словили – соблюдали пост. Двое вошедших заоглядывались… узрев свободное местечко, уселись рядом с Ратниковым, поздоровались вежливо, улыбнулись. Тоже заказали горячего сбитня – с морозца. Бороды расчесаны, одеты прилично – крытые добрым сукном полушубки, шапки лисьи, на поясах – плетеные кошели-калиты. Сидели, молча пили сбитень.
А плотники, между тем, разговорились, расспорились:
– Я говорю – «в лапу» надо рубить, «в лапу»!
– Нет, в «обло»!
– «В лапу» крепче будет!
– Зато «в обло» быстрее.
Миша усмехнулся: да, «в обло» быстрее. В кругляк бревна на срубе соединять или тесать квадратом? То-то и оно…
– Зря спорятся, – поставив кружку на стол, не– ожиданно ухмыльнулся один из только что усев– шейся рядом с Ратниковым пары. – На том месте, что «в обло» руби, что «в лапу» – все равно долго не простоит.
– А что такое? – поддерживая начавшуюся беседу, поинтересовался Миша.
– Слишком уж много там всего настроено, – убежденно отозвался мужик. – Близко слишком. Не раз и не два уж там пожары были.
– Стену каменну надо выстроить! – вступил в разговор тот, второй. – Я такие в Риге видал. Пущай староста уличанский пойдет, распорядится.
– Ага, распорядится… А за чей счет строить-то?
– А чьи хоромы! Да и промеж многими усадьбами стенки такие не помешают… я уж давно Ивашке-дьяку об том говорил.
– А что Ивашка?
– Да все одно – подожди, грит, еще не известно, чья вскорости власть будет! Как будто разница есть – огненный-то петух не разбирает, какая там власть. При любой власти строить надобно, а кто не делает – заставлять!
– Так я не понял, немцы, что – против?
– Да не против, только не до того им. Храм латынский – и то с разрешеньем мурыжат, а то – какие-то там стенки.
– Уличане, уличане должны решать! Староста уличанский. А уж, ежели никто не послушает, уж тогда обращаться к Господу, к посаднику, к князю…
– Так князь-то какой еще будет? И посадник?
– Огню, говорю, без разницы. Любые должны понимать, хучь немцы, хучь новгородцы…
Интересная эта беседа почему-то запала в память, и Михаил на пути домой все никак не мог отделаться от какой-то навязчиво крутящейся в мозгу мысли… которую ну никак не мог ухватить.
А вернувшиеся с улицы парни уже истопили печь – жарко стало в амбарце, но дымно, так, что даже пришлось приоткрыть дверь.
– Ишь, морозит-то как, – Ратников покачал головой, словно бы осуждая погоду. – А ведь весна скоро.
– Да, весна… – растянувшись на старом сундуке у печки, мечтательно прикрыл глаза Максик. – Скорей бы домой, дядя Миша… Как там родные, друзья… мама… Господи! Они уж, наверное, обыскались… подумали – утонули… мама плачет.
Подросток вздохнул, украдкой вытирая слезы.
– Ничего, Макс, – Миша потрепал парня по голове. – Не переживай – прорвемся!
– Да я знаю… Только все равно – грустно. Вот как представлю только.
– У тебя мама-то кто?
– Врач. Стоматолог.
– То-то я и смотрю – зубы-то у тебя белые! А отец? Батюшка-то твой кем работает?
– Инженер. Только… он не живет уже с нами. Давно уже. Нет, он хороший, – Максик вскинулся. – Только семья у него другая… у меня даже сестренка есть, Ленка…По отцу сестренка.
– А ты сам-то в каком классе учился?
– В восьмой перешел.
– Поди, круглый отличник? – Ратников нарочно уводил разговор от родителей, видел – говорить о школе парню было куда менее болезненно и даже в чем-то приятно.
Подросток повеселел, засмеялся:
– Ну вы, дядя Миша, и скажете!
– Ничего, теперь уж по истории – точно отличником будешь, – потянувшись, заверил Михаил.
Максик покачал головой:
– Не думаю. Что в учебнике и что на самом деле здесь – большая разница! Ничуточки не похоже. Вот заявлю я, что во Пскове людьми торгуют – и что мне учительница скажет? А то и скажет – феодальный строй, а не рабовладельческий, и быть такой торговли не может!
– Ну и, значит, дура, – сердито отмахнулся Миша. – Есть много такого, друг Горацио…
– Кто-кто?
– Шекспир, кажется… если не ошибаюсь. Спи, давай, Макс, завтра вы мне оба понадобитесь. Свеженькие, нарядные и красивые.
– Красивые? А зачем?
– А к содомитам вас отправлю, – подавив улыбку, вполне серьезно пояснил Михаил. – Войдете в доверие, разузнаете там кое-что… Тебе, Максим, кто больше нравится – бобыль Ермолай или Онцифер- бондарь?
– Да мне никто не нравится! – всполошился мальчишка. – Дядя Миша, вы что, правда, что ли…
– Да шучу, шучу, чудо! Спи давай. Завтра уличанских старост изображать будем. Вернее, я – старосту, а вы – его служек.
Назавтра мороз спал, и довольно резко – небо затянули низкие сизые тучи, и густо повалил снег. Ратников, вообще-то, выглядел довольно прилично – мягкие сапоги, полушубок, бобровая – незаметно, что слегка траченная молью – шапка, пояс с лыковой калитой. А вот что касается парней – «уличанских служек», то с ними дело обстояло хуже. Правду сказать – оборванцы, они оборванцы и есть – только тряпье по усадьбам выпрашивать, а так – ни в один приличный дом не пустят.
Пришлось разориться – купить каждому по яркому пояску, пусть хоть так принарядятся, а то уж совсем…
Долго барабанить в ворота не пришлось, открыли почти сразу. Дюжий молодец в нагольном полушубке и с непокрытой кудлатой головой, подбоченясь, оглядел незваных гостей:
– Кто такие?
Почуяв чужих, на усадьбе злобно залаяли псы.
– Ты собак-то уйми!
– Да кто…
– Уличанский староста Терентий! – приосанился Ратников. – А то – мои служки-писцы.
– Староста? – гонор у детины заметно поубавился. – А что же вы это…
