старых советских фильмов! Пару раз Ратников едва не встретился с ним взглядом, но вовремя отвернулся, сделав вид, что с интересом изучает расположенную напротив магазина доску объявлений: «дешево продаются куры-несушки», «куплю нетеля», «сдам дом на август-сентябрь, место хорошее, у реки. Недорого». Нетель Михаилу не был нужен, как и куры, да и дом у него был свой.
Краем глаза увидев, как преследуемый свернул за клуб, Миша быстро зашагал туда же, причем – с самым озабоченным видом. Чтоб сразу было видно – идет человек по какому-то важному делу.
Так вот, с ходу, и выбрался в начинавшийся сразу за домом культуры лесочек, из которого доносились громкие детские голоса и вопли:
– Лови его, Витька! Стреляй!
– Ага, убит! Ты что? Убит же!
Детишки играли в войну…
А где же, интересно, любезнейший Геннадий Иваныч? Что-то его и не видать вовсе! И куда бы он тут мог пойти? К своему дому – так это крюк делать, в гости к деверю Кольке – совсем в другую сторону. А больше ни с кем Горелухин не знался, так что не к кому было и идти! Или все ж таки – было?
Подумав, Михаил зашагал прямо по тропке – она тут, похоже, была единственной. Широкая, усыпанная сосновыми иголками, а по обе стороны – как зашел в лесок – ягоды: черника, голубика, брусника. Может, ягод решил набрать Гена? Ага… такой, если и берет – то «хапалкой», и не для себя, а на сдачу. И не в поселке за клубом, а в своих, заранее присмотренных местах – у черта на куличках. Зато и ягод там видимо-невидимо.
Ускоряя шаг, Ратников перепрыгнул противопожарный ров, тронутый желтыми россыпями лисичек, и, поднявшись на небольшой холм, замер, едва не налетев с ходу на того, за кем шел!
Горелухин, сидя на поваленной бурей сосне спиной к Мише, увлеченно болтал с каким-то юным субъектом – белобрысым мальчишкой лет десяти в бежевой, с длинными рукавами, рубашечке, отглаженных шортах и гольфиках. Судя по одежке – явно не деревенским.
Интересное кино!
Ратников поспешно укрылся за елками. Что же это такое делается? Нелюдим Горелухин с пацаном о чем-то трещит, да еще так увлеченно! Есть о чем говорить? Или – завлекает? Ну, Геннадий Иваныч… А что? У такого-то нелюдима сексуальные пристрастия могут быть очень даже причудливыми. Маленькие мальчики, например… Ишь, как разговорился… словно тетерев на току, точнее сказать – глухарь.
Во! Во! Что-то дает… Миша вытянул шею… Деньги! Ну – точно извращенец, теперь уж ясно.
А что если он этого вот мальчишечку прямо сейчас… здесь вот, за елками? Тем более – деньги уже заплатил… Придется вступиться – деваться некуда. Жаль, не прихватил меч.
Привычно подумав об оружии, Миша едва не рассмеялся – ишь ты, меч! Не те на дворе времена, не те! И все ж, пригодился бы верный клинок.
Ага, вот мальчишка встал… улыбнулся… Ага, побежал куда-то… да по тропе, в поселок – больше некуда. А Горелухин посидел еще немного, покурил, затем, выбросив окурок в пожарный ров, отправился вслед за парнишкой.
Ратников только головой покачал – хитер, бестия! Не хочет, чтоб с пацаном прихватили… договорился, денежку за хм… услуги заплатил, сказал, куда идти. Неужели, домой к себе поведет? Там же соседи… лучше уж было здесь, в лесочке. Или хочется более комфортных условий? Все может быть, может быть, этот Геннадий Иваныч – в некотором роде извращенный гурман? А может, они давно с этим пацаном знакомы? Вон, сидели, болтали…
Задумавшись, Михаил споткнулся и едва не полетел в ров. Услыхав позади шум, Горелухин обернулся, мазнул по елкам хмурым настороженным взглядом. Бандеровец, блин… лесной брат.
С минуту постоял, прислушался… И быстро зашагал по тропе. А выбравшийся из можжевельника Миша – за ним.
Горелухин уселся на лавочку сразу за клубом. Снова закурил, развалился, выпуская клубами дым. И, надвинув на глаза кепочку, рыскал по сторонам настороженным взглядом. Чего-то… или – кого-то ждал. И затаившийся за деревьями Ратников – тоже.
– Здоров будь, Миша!
Господи, это еще кого черт принес?
– За лисичками, что ль?
– За лисичками… так просто, дай, думаю, посмотрю – есть ли?
С улыбкой обернувшись, Михаил увидел позади бывшего бригадира Брыкина, в высоких болотных сапогах и с корзинкой, полной восхитительных белых!
– Что, уже пошли, что ль? – удивленно поинтересовался Ратников.
– Пошли! – бывший бригадир ухмыльнулся. – Только тут, на горушках… завтра на работу, а люди говорят – есть. Вот я и подумал – дай-ка, пройдусь вечерком. Корзинку набрал.
– Надо и мне у себя посмотреть.
– Умм, там нету, – Брыкин покачал головой. – Сыровато больно – ручьи кругом да болотины. На горушках, на горушках надо искать. Ты куда сейчас – в поселок?
– Туда, – Миша едва скрыл досаду – и принесло же этого черта в самый неподходящий момент!
– Ну, пошли тогда.
Как ни странно, Горелухин так и сидел на лавочке, с явным неудовольствием наблюдая за взявшимися неизвестно откуда подростками на разноцветных великах. Проходя мимо, Ратников про себя улыбнулся – а, по всему, не будет сегодня встречи! Не станет Горелухин ждать в этакой шумной компании.
И точно – вот, встал, поправил кепочку.
– Здорово, Иваныч, – подойдя ближе, кивнул бригадир.
Горелухин молча протянул руку обоим. Миша пожал. Неприятная оказалась у извращенца ладонь – какая-то влажная, дрожащая даже. Или насчет дрожи – показалось?
– Иваныч! – обрадованно воскликнул Брыкин. – Ты-то мне и нужен. Печку в старой избе перекладешь?
Горелухин подал плечами:
– Сделаю.
– А когда? Мне бы, Гена, поточнее договориться.
Извращенец лениво сплюнул:
– А, как деньги найдешь, так и перекладу. Знаешь ведь – в долг не работаю.
– Да деньги-то есть, Гена! Пошли-ка сейчас ко мне – там и сговоримся. Заодно старую печку посмотришь.
К удивлению Ратникова, Горелухин думал недолго и почти сразу же согласился:
– Пошли… Только это – дело у меня тут одно…
Ага! Дело!
– Ты иди, а я тебя догоню минут через пять, лады?
– Лады! Миша, пока! – Брыкин махнул рукою и, не торопясь, направился в магазин. Горелухин же зашагал к почте… нет, не дошел, остановился, заоглядывался.
Ратников уже заводил машину: следить за подозрительным типом Горелухиным пока не представлялось возможным, уж, по крайней мере, сегодня…
Ага! А во он, пацан. Тот самый, светленький, в гольфах… Вышел из почтового магазина с каким-то пакетом в руках, побежал к клубу… Горелухин – следом. Вот нагнал, свистнул! Пацаненок оглянулся… передал пакет… убежал. Горелухин тоже удалился быстрым шагом. И, между прочим, довольно что– то насвистывал! То ли вальс «Прощание славянки», то ли знаменитый вальс «Амурские волн». А может быть, это был марш гренадеров Бранденбургского полка – кто его знает, какие там у извращенцев вкусы?!
На следующее утро Ратников снова прикатил в поселок и, бросив машину за собственным магазином, занял наблюдательный пост все за тем же сарайчиком у пустыря, напротив горелухинского дома. Слава богу, денек вроде как налаживался солнечный, теплый – одно удовольствие было сидеть в за– саде.
Жать пришлось недолго: без пяти минут десять – Миша засек по часам – Горелухин вышел из дому и направился к площади, к магазинам. Заглянул в один, второй, третий… не обошел вниманием и Мишину торговую точку. Нигде ничего не покупал, но из ратниковского лабаза вышел, насвистывая – довольный. И
