Катя думала, что он набросится на нее, как дикий зверь, и начнет терзать, лизать мокрыми губами – фу! Но Васька лег рядом, подпер голову рукой и просто смотрел. Из открытой двери падал свет, а ей хотелось темноты, чтоб не видеть, с кем она. Ну да все равно, глаза можно закрыть. Тем временем Васька прикоснулся кончиками пальцев к ее лбу, провел ими по носу, прижал ладонь к щеке, скользнул ею по шее на грудь, ниже. Он все делал с осторожностью, будто Катя была из другого чем он материала и от грубого касания могла попросту рассыпаться. Целовать стал не губы, а тело, начиная с ног, чего Назар никогда не делал. Только когда снял с нее нижнюю рубашку, прошелся губами (к счастью, не мокрыми) по лицу и задержался на ее губах. Если б это был не Васька... Вернее, если бы Назар был так же нежен и ласков, так же чуток...
– У меня есть заключение доктора, к которому обратился Бершак за помощью, – докладывал Василий начальнику, положив перед ним лист с записями Волошина. – Его не ранили, он выстрелил сам себе в предплечье.
– Сам? – с сомнением произнес тот, читая заключение. – И что из этого следует?
– У меня есть предположение, но хотелось бы прежде послушать Бершака.
– Так в чем дело, доставьте его.
За Бершаком поехала машина с милиционерами, которым было приказано достать его хоть из-под земли, но без Василия. Не достучавшись, опросили соседей, мол, когда они последний раз видели Бершака, где он может быть. Те ничего вразумительного не сказали, однако толстяк с верхнего этажа, по виду нэпман, пошутил:
– Вас увидел в окошко, вот и сидит в квартире, не шелохнется, чтоб вы подумали, будто его нет. Я знаю эту ползучую породу.
Милиционеры взломали замок, в те времена это делалось без особых разрешений. Бершак действительно был дома, правда, с простреленной головой, а на полу под правой рукой лежал пистолет, на столе – исписанный лист бумаги. К вечеру Катя получила Назара.
Этим же вечером Василий приехал к брату, тот встретил его с привычным радушием. Выпили. Василий дождался, когда Анюта с папиросой в зубах уйдет, достал лист, развернул его и положил перед братом. Петро читал, постепенно бледнея, наконец, кинул донос, нецензурно выразившись. Он лихорадочно соображал, чем чревата записка, его интересовало, кто еще о ней знает, а Васятка молча поедал заливную рыбу.
– Где ты это взял? – спросил Петро.
– У Бершака.
– Ах паскудник! – потряс кулаком тут. – Таких в Гражданскую к стенке...
– Скажи спасибо, что я побывал у него раньше и забрал донос. Бершак застрелился.
– Кто застрелился? – поморщился старший брат, не веря. – Да он за свою шкуру весь город вырежет вместе с младенцами.
– Я попал к нему, когда он уже того... Дверь была открыта. Бершак написал на двух листах, как совершил убийства на хуторе и подставил Яурова, про тебя отдельно накатал. Считай, тебе повезло.
– Это ж почему отдельно?
– Места не хватило.
– Так меня...
– Нет. – Василий отодвинул тарелку и посмотрел на брата с явным осуждением. – Зачем ты это сделал?
Петро закурил, глядя на Васятку с нежностью. Так ведь выручил! А как иначе? Родная кровь. У него гора с плеч долой свалилась, поэтому он обнял брата за плечи и перешел на доверительный шепот:
– Да я ж тебе хотел помочь. Думаешь, не знаю, как ты ездишь на свою Катьку глядеть? А чего на нее глядеть? Убрал мужа и бери.
Чему-то усмехаясь, Василий чиркнул спичкой и поднес огонек к уголку кляузы, она занялась огнем, пламя быстро поедало страницу, а он сказал:
– Петро, я ведь знаю тебя. Больно крупный узел ты завязал, чтоб тебе поверить. Ради того, чтоб я получил Катю, ты троих положить решил? А по-честному?
– Ну, были свои причины. Мясищев под меня копал, все чего-то вынюхивал, чего-то высматривал, дрянной человечишка. И вынюхал. Я продал вагон продовольствия, ну, сэкономил и...
– Деньги прикарманил, – Василий нашел подходящие слова, которые не давались Петро.
– Мясищев Бершаку рассказал, а тот мне. Я нарочно устроил так, чтоб они остались в том районе. И попросил Бершака убрать Мясищева, заодно подставить Назара. А Назара ради тебя, поверь...
– А Костюшко? Этого за что?
Петро выпятил губу, развел руками, и вздохнул с сожалением, мол, это неудачное стечение обстоятельств. Но Васятка не сводил с него единственного глаза, ожидая ответа. Петро еще раз вздохнул, застигнутый врасплох:
– Бершаку не удавалось сладить дело так, чтоб самому остаться в стороне, а Назара подставить. Он придумал, как все устроить и ждал подходящего случая, чтоб прямо на хуторе... так вернее. Ну, там народ позвать, панику поднять, чтоб на него никто не подумал. Чего ты пристал с этим Костюшко? Я его даже не знал.
– Никогда больше так не делай, Петро. Я могу не попасть раньше подчиненных к твоим сообщникам. А Назара сегодня отпустили.
– Зря я старался, – не очень – то раскаивался старший брат. – Катьку ты не получишь. Плюнул бы на нее, а?
– Давно плюнул, – сказал Васятка, разливая водку. – Дай бог, чтоб наши дороги больше не пересеклись.
Но они пересеклись...
17. Наши дни. Интриганы и шпионы.
Наблюдая из-за кустов за действиями нескольких человек во дворе, Ренат высунул голову, тогда как Сергей, сидя на корточках, снял с предохранителя пистолет, затем потянул его вниз.
– Обливают дом, – шепотом сообщил Ренат другу.
– Поджигать собираются, – догадался Сергей. – Значит, мы не успели.
– В каком смысле?
– Перебили их, а теперь следы убирают. Ну, сволочи... Держи гранату.
– Зачем?
– Мочить будем гадов...
Только он приподнялся, как послышался голос со двора:
– Эй ты! Супермен одноногий! Слышишь? (В ответ ни слова). Выходи сам, а то сейчас жарить тебя будем.
Сергей толкнул друга:
– Отдай гранату, замочка отменяется. По моей команде стреляй выше голов, потом пауза, и снова стреляй... – И заорал, не предупредив Рената, который едва не выронил пистолет от испуга: – Всем стоять! Милиция! Руки за голову! – И шепотом Ренату: – Огонь!
Они начали стрелять по очереди, Ренат крикнул:
– Окружай их! Цель на поражение!
Естественно, шутка сработала, так как встречаться с милицией группе нападающих не хотелось, на нары попасть никто не мечтает. Четыре фигуры, бросив все, кинулись наутек, парочка пуль полетела им вдогонку, что только подстегнуло убегавших. Вскоре рев моторов вдалеке дал понять, что опасаться нечего Сергей побежал к дому.
