— Ты так думаешь?
Вместо ответа я поднялась на ноги и плотнее запахнула плащ.
— Ну, что? — сказала я, — Пойдем дальше, или нет? Долго вы собираетесь сидеть?
— Ты торопишься? — сказал веклинг с опущенной головой, не глядя на меня (он расстегивал пояс, и пряжки у него зацепились одна за другую).
— Нет, — сказала я.
Внезапная грусть напала на меня. Далеко впереди и далеко позади не было ничего, одна сплошная равнина, я даже не могла понять, откуда мы пришли. В холодном сероватом свете полетели редкие снежинки. Чистый бесконечный простор окружал нас, и казалось, что отсюда нет выхода, нет путей, что во всем мире только это и осталось.
— И куда мы пойдем? — сорвалось с моих уст.
— За твоей судьбой, детка, — сказал дарсай, поднимаясь на ноги.
— Не говори так! — крикнула я вдруг.
Веклинг поднял голову и посмотрел на меня. Прекрасное его, усталое лицо выразило удивление. Я отвела глаза. Дарсай усмехался изуродованными губами, глядя на меня.
— Разве ты не чувствуешь этого, kadre espero? Разве ты не чувствуешь, — сказал он, — что твоя судьба близка, что с каждым шагом мы приближаемся к ней?..
Все это стало напоминать мне дурной сон. Таким странным был этот разговор, такой странной была уверенность дарсая. О, боже мой, свяжись со старшими Воронами, и рано или поздно ты окажешься в паутине дурных чудес и предзнаменований! Чего еще ждать от общения с теми, кто одной ногой уже стоит в других мирах?
— Моя судьба не здесь, и ты знаешь это, Karge Ramiro, Darsae. Ты это знаешь! Хватит морочить мне голову, Karge Ramiro! Ты — ты! — хочешь найти эту крепость, а вовсе не я! Ты знаешь, что я слышу ее зов, и пускаешь меня по следу, как собаку. Хочешь запутать меня, смутить мой разум?..
— Tzal, esdre! — сказал дарсай резко.
Я послушно заткнулась. Дарсай слегка наклонил голову, словно признавая мою правоту. Я смотрела на него и молчала. Я и сама знала, что права, но радости мне это не приносило. О, как мне надоела эта Кукушкина крепость! Я еще не видела ее, но я уже ее ненавидела, я уже устала от нее. До каких пор она будет портить мне жизнь, эта чертова крепость?! Вздрагивая, усталыми, растерянными глазами я смотрела на дарсая и молчала. Я чувствовала себя, как лань перед охотником: как бы ни была я быстра, мне не убежать от него, ибо он обладает особым могуществом и охотничьим ружьем. Дарсай еле заметно улыбнулся — моим мыслям, наверное. Отвернувшись от меня, он прошелся взад и вперед, опустив голову, и вдруг остановился передо мной и посмотрел на меня.
— Да, эта крепость нужна мне, — сказал он, — Но я вижу дальше, чем ты, тцаль. И я вижу, я знаю, что эта крепость — твоя судьба…
— Нет!
— Ты, — продолжал дарсай, — проживешь там всю жизнь и там умрешь…
— Нет! Я — Охотник, Karge, вот чего не изменишь! То, что ты видишь и знаешь, — ложь!
— Ты думаешь, я лгу? — сказал он, еще на шаг приближаясь ко мне.
Его глаза встретились с моими глазами.
— Так я лгу, по-твоему?
'Ты ошибаешься', — хотела сказать я, но это было еще глупее, чем предположение, что он лжет. Он не лгал мне, и он не мог ошибаться, это я пряталась от правды, не в силах принять ее. Я отвела взгляд и опустила голову. Я не показала бы своей слабости перед Вороном, перед другим Вороном, но он знал меня, он целовал меня, и он меня — все-таки — любил. Я опустила голову, и тут же его руки взяли меня за плечи, он притянул меня к себе, и я оказалась в его объятиях. Я закрыла глаза и всхлипнула.
— Не надо было мне говорить это…
— Нет, — сказала я, поднимая голову и вытирая выступившие слезы, — всегда лучше знать. Все, пусти меня, я успокоилась.
Он опустил руки и отступил на шаг, внимательными глазами глядя мне в лицо. Я улыбнулась ему.
— Ты должна закончить свои поиски, — сказал дарсай.
— Я знаю.
— Я тоже должен закончить свои поиски. И наши цели — твоя и моя — лежат в одном месте, и только ты можешь найти его. Ты поможешь мне? Lovino, Охотник, ты поможешь мне?
— Да, Karge, — сказала я, — я помогу тебе.
Он протянул руку. Я взялась за его пальцы и слегка пожала их. Соглашение было заключено.
Многому в этом мире еще не найдено объяснения. Мы знаем, отчего всходит солнце и отчего луна превращается в месяц, хотя не вижу, какой прок в этих знаниях. Мы знаем, как развивается государство, какие этапы оно проходит от зарождения до распада, но и в этих знаниях я тоже прока не вижу. Мы знаем, что раньше люди были обезьянами, а до этого — собаками, а до этого — рыбами, а совсем давно — малюсенькими существами, не видимыми глазу. Мы знаем многое, но еще больше не знаем. Человечество огромно, никто — ни Вороны, ни нильфы, ни истереи, ни один из нечеловеческих народов не превосходит его численностью. Человечество так велико, что может однажды заполнить весь мир, и другим просто не останется места. И как странно, что среди этого огромного человечества рождаются люди, способные чувствовать Воронов. Почему никто не чувствует нильфов, истерей или еще кого-нибудь? Я понимала бы еще, если бы такие дети рождались только у южан, это выглядело бы логично, ведь Вороны живут именно там, и только для южан представляют угрозу. Но я родилась на Севере, и множество Охотников тоже. В чем же тут дело, что же это за способность такая? И впервые я подумала: а может быть, дело вовсе не в Воронах? Может быть, это просто совпадение, что люди с такой способностью оказались в состоянии чувствовать приближение Воронов и угадывать их намерения? Наверное, в Воронах есть что-то созвучное этой способности.
И я думала: почему я слышу свою крепость? Так происходит у всех властительниц? Или это просто часть моей способности, позволяющей мне чувствовать Воронов и предсказывать будущее? Дарсай потребовал, чтобы я сосредоточилась, наконец, и указала точное направление. Он не сомневался в том, что я способна на это. Смешно, а мне даже не приходило в голову, что я могу сделать нечто подобное, пока он не заставил меня. Но он меня заставил.
Я сидела с закрытыми глазами, слушала, как поодаль тихо переговариваются Вороны, и пыталась представить, что именно мне нужно делать. Мне не знакомы были приемы сосредоточения и мысленного контроля, хотя кому-то может показаться, что это и есть точка моей опоры в этом мире. Я знала, что такие приемы существуют, и жалела, что никогда не интересовалась подобными вещами. Мне это как-то никогда и не было нужно. Зачем? Я чувствовала Воронов так же естественно, как и дышала, мне не приходилось учиться этому и даже совершенствовать мой дар, он совершенствовался сам по себе, без моего участия. И вот я сидела и думала: что же мне делать? Представить себе, что ли, эту дурацкую крепость?
— Нет, у нее не получается, — сказал дарсай.
Я услышала его легкие шаги. Он подошел ко мне, и я слышала, как он садится рядом со мной. Мои веки дрогнули.
— Нет, не открывай глаза. Просто послушай меня. Внимательно послушай, ладно? — я кивнула, — Ты делаешь неправильно. Расслабься, слышишь, и ни о чем не думай. Просто не думай и все. Ничего особенного для этого не надо. Ты же слышишь ее, я знаю, ты слышишь ее постоянно, ты просто не отдаешь себе в этом отчета. Представь, что ты ищешь Воронов, которые далеко от тебя.
Веклинг тоже подошел ко мне и остановился за спиной у дарсая. Я видела его так отчетливо, словно не сидела с закрытыми глазами. Да, дарсай был прав, я слышала ее, я слышала ее еще в Ласточкиной крепости и даже раньше, этот тихий зов также естественное вошел в мою жизнь, как ощущение Воронов. И так же, как я видела Воронов и слышала отголоски их мыслей, я увидела ее — свою крепость, которую жаждала и от которой отрекалась. Здание из серого камня, словно вырастающее из скалы, балкон, опоясывающее крепость, ряды высоких узких окон с черными решетками. Мощенный серыми плитами двор крепости, маленький кубик из серого камня с окошком и раскрытой дверью — караулку возле сломанных
