— Был.
— Лекарство прописал?
— Нет, не прописал.
— Он сказал, что ты здоров?
— Нет. Он не прописал мне лекарство, потому что… потерял свою ручку.
— Вот как! — улыбнулась Клавдия Николаевна. — Из-за ручки ты остался без медицинской помощи?
— Да. Он потерял самописку и не мог ничего написать.
Потом в классе все говорили, что я здорово при-думал про ручку. Но Клавдия Николаевна почему-то не поверила. Она посмотрела мне в глаза и сказала:
— Хорошо. Пусть завтра придет твой папа.
Такой хитрой учительницы нет, наверно, ни в одной школе. Никто в классе не мог понять, как °на догадалась, что я обманул ее. Даже папа удивился.
— Это ты, брат, сплоховал, — сказал он.
— Он, наверно, сболтнул ей лишнее, — отозвалась мама.
— Ничего я не болтал. Она спросила про доктора, а я сказал, что он не прописал мне лекарство, потому что потерял ручку.
— Гениально! — сказал папа. — В твоем возрасте я был значительно умнее.
— Когда не надо, он врет как по нотам, — рассердилась мама, — а когда надо, он двух слов связать не может!
— Мозгов не хватает, — вздохнул папа. — Но на эту тему мы поговорим особо. А сейчас надо решать другой вопрос: идти мне к Клавдии Николаевне или не идти?
— Не идти, — отозвалась мама.
— Так вот что, умник, — сказал папа. — Скажешь своей Клавдии Николаевне, что я уехал в длительную командировку. На Алтай. Понял? И не вздумай пороть какую-нибудь отсебятину!
На этот раз я не болтал ничего лишнего. Я сказал учительнице:
— Папа прийти не может. Он уехал на Алтай. В длительную командировку.
— Тогда пусть придет мама.
Я знал, что мама тоже не хочет приходить в школу, и поэтому сказал:
— Она не может.
— Она больна?
— Мама уехала к бабушке в Мелитополь.
— С кем же ты остался?
— Ни с кем!
— Кто же тебе готовит завтраки, обеды?
— Никто.
— А родственники, соседи? Разве они не заходят к тебе?
— Соседи умерли, — сказал я, не зная почему.
— Давно?
— Вчера вечером!
Клавдия Николаевна потерла лоб рукой и сказала: Ничего не понимаю. Сегодня nocлe уроков я приду к тебе.
Я шел домой и всю дорогу думал, как предупредить соседей, что они умерли. Я ничего не мог придумать. Пришлось все рассказать маме. Она схватилась за голову. Папа тоже не слишком обрадовался.
— Больше всего меня возмущает, — сказал он, — что наш умник врет без всякого смысла.
— В нашей семье таких врунов еще не было, — сообщила мама. — Это не наследственное.
— Просто ума не приложу, — забегал по комнате папа, — как сейчас отбрехаться от Клавдии Николаевны? Зачем ты приплел соседей? Теперь сам все расхлебывай!
Я пошел на кухню. Наш сосед Бедросов, как всегда, возился у плиты. Он готовил обед.
— Дедушка, — сказал я, — вы бы не могли умереть сегодня после обеда?
— Умереть я могу в любую минуту, — ответил он. — В нашем возрасте — это плевое дело!
— Не в самом деле, а понарошку!
— А зачем тебе это понадобилось?
Я все рассказал Бедросову: и про гланды, и про записку, и про Клавдию Николаевну.
— Ах, боже ж ты мой! — заволновался старик Бедросов. — Вот беда! Портят парнишку! Бить за это мало!
Он даже не снял фартук, а так, как был, в нем отправился к моим родителям. Они долго говорили. Потом старик ушел. Когда я вошел в комнату, папа даже не посмотрел на меня.
— Вот прибыл твой правдолюбец! — сказал он маме.
Мама ничего не ответила. Она шевелила губами: отсчитывала капли для сердца, которые наливала в маленькую рюмочку.
Морская роба
Хорошо иметь брата! У всех моих товарищей есть старшие братья. У меня никого нет. Не могу я крикнуть на весь двор: «Вот скажу Лешке, он даст вам дыню!» Нет у меня ни Лешки, ни Володьки, ни Кольки, одна сестра Лялька. Она, сами понимаете, не в счет. Не долезет она из-за меня в драку, это я уж вам точно говорю.
И вдруг, представьте, ко мне приехал двоюродный брат. Высокий; веселый, здоровый, волосы коротко острижены и зачесаны на лоб, как у римлянина.
— Петя, — сказала мама, — это Саня, Подружись с ним.
Когда мама ушла, Саня спросил:
— У тебя враги есть?
— На прошлой неделе были…
— Если заведутся опять, скажешь мне!
Он согнул руку, и рукав у него вздулся, будто кто-то положил туда железную гирю. Потом он расстегнул рубаху и сказал:
— Ударь! Не стесняйся. Изо всей силы!
Я размахнулся и ударил. Грудь была твердая, как железо. Он закатал штанины.
— Пощупай икры!
Я пощупал. Они тоже были твердые, как бита, залитая свинцом. Ну и мускулы! Ну и брат! Каждый дорого бы дал, чтобы иметь такого брата.
Днем мы вышли погулять. Я показывал ему Москву. Ух, и здорово же он выглядел: рубаха навыпуск, и узкие брючки, и туфли в два цвета на высоких каблуках. На шее платочек, как у морского кочегара. Он шел, покачиваясь с боку на бок, и в самом углу рта сигаретка, будто приклеенная, и девушки оглядывались на него, а ему хоть бы что, он на них и внимания не обращал. Я шел чуть сзади, не мог же я идти рядом с таким человеком!
Мы прошли всю улицу Горького сверху вниз и снизу вверх, пока не остановились у магазина «Динамо». Тут к нам подкатился один парень по имени Женька Макавоз и предложил купить у него
