дяди.
— И трубу, и мачту, и борт! Весь пароход!
Так тетя начала учиться. Она оказалась на редкость бестолковой. Двадцать раз дядя показывал ей, как вязать двойной беседочный, — она ничего не могла запомнить. Теперь я понимаю, почему женщин не берут в матросы. Дядя чуть не охрип от объяснений. Он даже взял тетины руки, и они вместе вязали. В четыре руки! Вы думаете, — помогло? Нистолечко! Как только дядя отнимал свои руки, тетя путалась и тишала конец веревки куда попало. На ее месте я бы сгорел со стыда. Мне было бы совестно смотреть дяде в глаза; она даже не покраснела.
— Боже ты мой! — сказала она весело. — Я, наверное, ужасна бестолковая.
— Ничего, — сказал дядя. — Не все еще потеряно.
— Давайте передохнем немного. Я очень устала.
Я покраснел За тетю. Мне стало неудобно.
— Тетя, вы не забыли, — сказал я, — что нам еще надо пройти сегодня рыбацкий штык.
— А что, если оставить штык на завтра? Для лучшей усвояемости?
— Можно и на завтра, — быстро согласился дядя.
— А Сегодня пусть дядя Костя расскажет нам, как он жил у Черта на Куличках. Вы там тоже вязали узлы?
— Железные! — рассмеялся дядя. — Вон видите этих трехногих великанов? — он показал на мачты. — Вот их-то мы и ставили на ноги и связывали друг с другом проводами.
— Это умопомрачительно, — сказала тетя.
— Мы тянули передачу через тайгу.
— Вы самый настоящий герой, — сказала тетя. — О таких снимают кинокартины.
— Не надо слишком громко восторгаться, — сказал дядя. — Этим достаточно старательно занимаются начинающие очеркисты.
— Нет, что ни говорите, а это — героизм. Пробиваться в холод, в пургу через льды и тундру, чтобы дать людям свет и тепло. А мы сидим в своих душных жилищах и стережем свои маленькие удобства. Скажите, разве так надо жить?
— Не знаю, — ответив дядя.
— Вы прекрасно знаете, только не хотите меня обижать.
— Вы решили что-то изменить в своей жизни? Да, тетя решила. Она твердо решила изменить,
Иначе сложить ее. Хватит с тети такой Жизни. Ах, как хорошо просыпаться утром в палатке и дышать свежим воздухом! И чтобы в воздухе пахло травой, и солнцем, и кедровой шишкой, и утренней росой. И еще пусть он пахнет сосновой стружкой, досками и, если надо, цементом. Тетя рассердится и плюнет на все. Она наденет комбинезон с карманами до колен.
Дядя смотрел на нее во все глаза.
Он уехал поздно вечером.
Он так и не показал мне, как вязать рыбацкий штык.
Дядя Володя приехал к нам, когда о нем и думать перестали. Правда, он не прибежал без шапки. Не открыл он и лбом калитку. Он не спеша шагал по дороге. Я увидел его и кинулся со всех ног ц тете Насте. Она сидела в комнате, красная как индеец. Лицо ее было вымазано клубничным соком: это для того, чтобы на нем никогда не появлялись морщины.
— Дядя Володя на дороге! Он идет мимо наших великанов!
Я думал, что тетя побежит встречать его и бросится ему на шею. Не тут-то было.
.— Глупый, — сказала она. — > Сок еще не пропитал кожу. Скажи дяде, что я скоро выйду.
И тетя легла на постель.
Я побежал к дяде и сказал:
— Тетя в соку.
— Ясно, — ответил дядя. — Дай мне что-нибудь почитать. Это надолго.
Дядя прочел «Вечёрку», журнал «Здоровье», и только когда он взялся за «Справочник садовода», вошла тетя. На ней было новое сиреневое платье, и волосы перевязаны бантиком, и с ушей свисали подвески — маленькие башни.
На лице ее не было ни одной морщинки.
— Ах, это ты, Владя, — сказала она.
— Как видишь, я.
— Ты легко нашел меня, мой мальчик?
— Да, моя девочка, — сердито ответил дядя.—
Тебя легче найти, чем потерять.
— Хам, — ласково сказала тетя. — Остроумный мой хамишкин, — и взяла дядю за кончики ушей и слегка потянула к себе.
— Прошу тебя, оставь эти штуки, — сказал Дядя.
— Какой ты, Владик, грубый! — вздохнула тетя.
Они помолчали. Дядя Володя вынул трубку с блестящей крышечкой и начал набивать ее табаком. Тетя опять подошла к нему, потрогала ворот рубахи и сказала:
— Она совсем мятая. Хочешь, я постираю?
— Сойдет и так, — сказал дядя.
— Нет, я должна обязательно ее выстирать! Не могу же я выпустить тебя в таком виде…
— Не будем ломать комедию, — сказал дядя. — Надоели мне эти комедии.
— Выйдем в сад, — сказала тетя. — Нам надо поговорить.
— Все уже говорено, оговорено и переговорено, — разозлился дядя. — Надоела мне эта говорильня. Я пришел за ключом от квартиры. Мне нужно взять партитуру «Раймонды».
— Больше тебе ничего от меня не нужно?
— Слава богу, ничего!
— Ты твердо решил залезть в свою яму?
. — Не будем жевать одну и ту же жвачку, — сказал дядя. — Дай ключ!
— С ума сойти! С ума можно сойти от этого человека! — застонала тетя Настя, и башни-подвески запрыгали у нее в ушах.
— Когда-нибудь я получу ключ? — спросил дядя.
— Я поеду с тобой в город, — сказала тетя.
— Не тревожься, вещей я не возьму. Мне нужны только ноты.
— Разве в такие минуты кто-то может думать о вещах?
— О. них ты только и думаешь.
— Вещи! Когда рушится жизнь!
— У тебя ничего не рухнет. На этот счет я спокоен.
Тетя надела плащ, и они пошли вместе на вокзал. Она приехала поздно вечером.
— Все, — сказала она. — Финита!
— Какая финита? — спросил папа.
— Это из «Паяцев», — объяснила мама. — Это конец по-итальянски.
— Никакая не финита, — сказал папа. — Попомни мое слово: он прискачет сюда галопом.
— Довольно твоих пророчеств, — сказала мама. — Настя не нуждается в утешениях. Все, что ей остается, — это забыть его.
Несколько дней тетя Настя лежала в комнате. На ее лице была такая грусть, что даже папа ходил мимо двери на цыпочках.
Она лежала и думала, как бы получше сложить свою жизнь. Она лежала до тех пор, пока не приехал
