'Понял, 'Третий'…
'Повторить!..'
'Третий'. 'Седьмой' понял: никакой стрельбы'…
'Если он будет продолжать крутиться таким образом, он закружит нам головы'.
'Может ему прострелить колеса?'
'Всем! Никакой стрельбы! Как поняли — доложить!'
'Поняли, 'Седьмой'. Есть 'никакой стрельбы'…
'Что он задумал?..'
— Тараканья возня, — прошептал Иван. Ему принесли микрофон от громкоговорителя, но он не успел ним воспользоваться — трелью запел пейджер.
Прочитав сообщение, Иван крикнул Стасу:
— Давай на выезд!
— А торговаться?
— Давай!.. 'Торговаться' пока отменяется.
Автобус медленно подъехал к шипастым лентам.
'Он сумасшедший! У него колеса сейчас станут, как разваренные вареники!..'
'Отлично! Нам спокойнее и удобнее будет'…
'Да, он просто берёт на понт'.
'Нет, продолжает ехать!!!'
'Он точно сумасшедший — сам в мышеловку идет. Всем приготовиться к штурму!'
— Откройте окна и поднимите пассажиров!
Приказ Ивана был выполнен немедленно. В свой прицел Иван увидел, как сразу после этого снайперы на своих позициях опустили винтовки, а в близких к выезду кустах замерло какое-то движение.
— Требую немедленно прекратить все попытки штурма! — усиленный мегафоном, голос Ивана властно разлетелся ударным эхом до дальних домов, где, густо облепив балконы, стояли любопытные, наблюдая за зрелищем, достойным быть в кадрах американского боевика. Слух о террористах, захвативших рейсовый автобус с пассажирами, мгновенно облетел округу, и к автовокзалу стали сходиться любопытные.
На требования террористов не торопились отвечать. Иван знал, что последует дальше, но его разочаровывала эта затянувшаяся пауза. На автовокзале, наверняка, присутствовали специалисты, обученные приемам борьбы с терроризмом. Следовало ожидать, что последуют попытки начать переговоры, с целью отвлечь внимание и протянуть время для более доскональной подготовки штурма. Но проходили минуты, и никто не торопился ни выполнить требования, ни начать переговоры.
Иван подождал еще минуту, ожидая приказа в радиоэфире об отмене штурма, но там была полная тишина.
— Мне это совершенно не нравится. Надо ехать.
— Ладно, — ответил Стас, переключая скорость на коробке передач.
— Только осторожно!
— Не в первый раз, командир…
Машина, мягко зарычав мотором, стала медленно подъезжать к брошенным поперек выезда лентам с шипами. Шипы щетинились острым трехгранным блеском… Когда передние колеса без проблем проехали первую ленту, Иван, поменяв магазин в автомате, высунулся в приоткрытую дверь и дал длинную очередь по кустам. Что-то там выбросило густой сноп искр и полыхнуло огнем; заревел мощный мотор и, обвитый черным и густым дымом, задним ходом из кустов выехал бронетранспортер. Тяжелая машина проехала несколько десятков метров, резко остановилась, открылись ее люки и из них стал торопливо выпрыгивать перепуганный экипаж. Через несколько секунд бронетранспортер вспыхнул еще раз, подпрыгнул и затрещал оглушительными разрывами боеприпасов, которые раскалились от огня.
— В Ровно, — приказал Иван, и автобус лязгнув коробкой передач, стал быстро набирать скорость, оставляя за собой горящие машины, растерянных спецназовцев и милиционеров. Через несколько минут к автобусу, следуя на расстоянии, пристроились автомобили дорожной автоинспекции и черные фургоны с 'беркутовцами'.
Еще раз достав пейджер, Иван перечитал сообщение:
В переговоры не вступать. Заложников, кроме детей, женщин и стариков, не отпускать. Следовать в Ровно. Удачи. Ярый.
На автовокзале, среди удушливого и жирного дыма пожаров, смотря вслед уезжающему автобусу, держа руки в карманах распахнутого темно-серого плаща, стоял высокий седовласый человек. Струи воды из пожарных шлангов, ударяясь о раскаленный металл, шипели, взвиваясь клубами пара, давили огонь.
К нему, стягивая на ходу бронешлем с забралом и тяжелый бронежилет, подошел полковник, начальник подразделения 'Беркут'.
— Геннадий Иванович, почему отменили штурм?
Полковник смотрел на седовласого, не скрывая ни гнева, ни дерзости.
Они были знакомы несколько лет, но особых симпатий к друг другу за это время не приобрели. Подчиненные предполагали, что их некогда довольно ровные отношения испортились после того, как седовласый получил должность начальника областного УВД, когда первым кандидатом на этот пост был…
— Полковник Бондарчук, — раздраженно начал говорить седовласый, но скоро смягчил тон. — Саша, это была бы катастрофа…
— Но, Гена…
— Ты разве не заметил одной важной детали? — перебил его седой. — И не только её одну. Где ты видел обыкновенный рейсовый автобус, который бы мог без вреда для собственных колес проехать по трем останавливающим лентам подряд?
— Наша техника оборудована подобным образом, но с автобусом я мог бы этот вопрос выяснить как раз после штурма. И надо было освободить людей!
— Скольких при этом потеряв, Саша? — Он внимательно всмотрелся в глаза подчиненного. — Я дорожу своим местом, дорогой друг, и что бы между нами не было, я не позволю подставлять меня. Найди другой способ, а пока приказываю: твои люди ведут автобус до того момента, пока вас не сменит киевский спецназ. Если там посчитают, что без твоей помощи им не справиться — поступаешь в их полное распоряжение. Как понял?
— Есть, — коротко ответил Бондарчук, каменея лицом.
Седой стал уходить, но остановился и полуобернулся к полковнику,
— Террористы пользовались автоматами 'Хортица' и новейшими боеприпасами. Завтра у тебя будет работать ревизионная комиссия. Ответишь за каждый ствол и патрон.
Густая краска гнева и стыда жаром ударила в лицо полковнику. В ярости он ударил шлемом о землю, сопровождая удар отборнейшим матом.
— Черт!.. — уже успокаиваясь, добавил он. — Будь ты проклят.
Он надеялся, что начальник областного управления внутренних дел даст приказ на штурм автобуса — в данной ситуации глупый и гибельный шаг. Но полковник Круков отменил все радиопереговоры, чем парализовал действия спецназа и свел на нет всю операцию. Это была борьба, но не та очевидная, которую воспринимали окружающие, как драку за кресло, карьеру… Дело было совершенно в другом. Около года назад жена Бондарчука ушла к седовласому после девятнадцати лет супружеской жизни с Александром, сказав на прощание: 'Кто ты есть, Саша? Служака, муж, любовник, отец? Все это было хорошо почти двадцать лет, но не теперь. У него то, что есть у тебя, может быть, но главное — у него есть то, чего у тебя никогда не было — денег. И я люблю его за это. А мои чувства к тебе — перевернутая страница'. Бондарчук мстил Крукову, хотя понимал, что не на него надо направлять свою месть. Во всем была виновата жена,
