Арсеньевич нахмурился, наморщил лоб и обхватил свою голову руками, от чего стал похож на скульптуру античного мыслителя.
- А не у князя ли? - осведомился я, снимая перстень и поднося его поближе к глазам Сергея.
- Нет - возразил Рябинин. - Точно не у Корецкого, -уверенно заверил меня кавалергард.
Я стал осознавать, что одна из моих блестящих версий затрещала по швам. Но, слава всемогущему Богу, у меня оставалась еще одна, и не менее блестящая!
- Как мне снова увидеть Миру? - жалобным голосом спросил меня Серж, выходя из кареты. Яркий сноп солнечного света ударил нам обоим в глаза, и я зажмурился. Не люблю такие ослепительные закаты!
- Яков, я к вам обращаюсь, - настаивал Рябинин.
- Вот бы с ней и поговорили на эту тему! - я усмехнулся, прекрасно понимая, что бравый кавалергард не будет пользоваться успехом у моей индианки.
- Так я могу нанести вам новый визит?! - обрадовался Рябинин, сверкнув черными глазами, и ослепительно заулыбался.
- C`est bien, - ответил я. - Хорошо!
Я с удивлением обнаружил, что выступаю в роли Мириного опекуна.
Водрузив кольцо на свое прежнее место, я в сопровождении моего нового друга направился в сторону княжеского особняка, который встречал нас огромными колоннами куполообразной ротонды.
Миновав анфиладу освещенных лампами комнат с высокими потолками, мы вошли в парадный зал, где нас ожидал Корецкий.
Я с интересом оглядывался по сторонам. Нередко жилище способно так много поведать о склонностях и пристрастиях своего хозяина!
Стены особняка были укращены величественным античным орнаментом, от всей обстановки веяло холодом имперского Рима. Я невольно поежился, и мне показалось, что на Сергея этот монументальный дом производит такое же впечатление. Но я мог и ошибаться. Как никак, он давно водил дружбу с его хозяином!
Корецкому на вид было лет около тридцати пяти-сорока, он производил впечатление серьезного человека, я бы даже сказал - сурового, мрачного. Взглянув на него единожды, я был готов оправдать Татьяну во всех ее смертных грехах. Одет, тем не менее, Павел был с иголочки, франтом: темно-серый фрак с чуть завышенной талией, черный бархатный воротник, фарфоровые пуговицы, мышиные панталоны.
Я представился:
- Яков Андреевич Кольцов, отставной поручик Преображенского полка, и протянул хозяину руку для рукопажатия. На пальце синим огнем сверкнул сапфир в перекрестном свете свечей.
Квадратный, словно выточенный из куска мрамора подбородок князя задрожал.
Он глухо спросил:
- Откуда у вас это кольцо?
Пожалуй, я такого вопроса не ждал и воспринял его слова как откровенный цинизм. Мелькнула невероятная догадка: может, каяться начнет?
- Нашел, - ответил я честно.
Князю удалось взять себя в руки.
- Вероятно, - коротко бросил он.
- Вспомнил! - воскликнул Рябинин. - Ну, конечно же!
- Что вы вспомнили? - я затаил дыхание.
- Да это же перстень Радевича!
Лицо князя Корецкого стало чернее тучи.
- Серж, я же вас просил не упоминать при мне имени этого человека, произнес он с нескрываемым гневом. Пожалуй, мне бы не хотелось встретиться с ним лицом к лицу у барьера. Что-то подсказывало мне, что с князем Корецким шутки плохи!
- Ах, да, - Рябинин снова спохватился, но слишком поздно. Мой главный подозреваемый обрел, наконец, фамилию.
У Сержа был жалкий вид, до того ему было неприятно. Он даже рот ладонью зажал, чтобы еще о чем- нибудь невзначай не проговориться.
- Из-за чего вы хотели стреляться с Радевичем? -спросил я Корецкого напрямик.
- Это личное дело, и я не обязан перед вами отчитываться! Вы за этим просили Рябинина представить вас? - осведомился он возмущенно и заходил взад-вперед по огромной светлой комнате, меряя размашистыми шагами блестящие паркетные плиты.
- Да, - согласился я. - Для меня очень важно это выяснить.
- Мне бы не хотелось вас оскорблять, - сухо проговорил Корецкий. Но...
Я перебил его:
- Речь идет о Татьяне и ее убийце! Вы просто обязаны рассказать мне обо всем.
- Вы полицейский? - изумился князь Павел и несколько сбавил тон.
- Не совсем, - я выразился туманно, но отрицать не стал. Корецкий явно заинтересовался и посмотрел на меня уже иными глазами.
- Занятно, - промолвил он и остановился, перестав изображать из себя маятник от часов. - Я думал, что со смертью графини эта история исчерпана, - Корецкий поморщился, было заметно, что этот человек явно не страдал от горя, скорее он чувствовал облегчение от того, что 'эта история', как он выразился, так благополучно разрешилась, на его взгляд.
- Вы узнали о неверности своей невесты? - высказал я свое предположение.
- Да, - ответил он с неохотой. Казалось, что слова, которые он вынужден говорить, причиняют ему физическую боль. Я сделал вывод, что Татьяна сильно ударила его по самолюбию. - Я случайно стал свидетелем отвратительной сцены... -князь замолчал. - Я надеюсь на вашу деликатность и порядочность, - произнес он, встревоженно заглянув мне в глаза. -Огласка весьма нежелательна, - добавил Корецкий. - Стыдно признаться, но я был вынужден следить за графиней и подкупить ее горничную. От нее я узнал, что Татьяна ездила в Оршу, где неделю прожила у любовника. И это девушка из порядочной семьи!
- О времена, о нравы! - чуть-слышно прокомментировал Рябинин и снова зажал свой рот, в этот раз платком, под грозным взглядом Корецкого. Вторую руку он поднял над головой, тем самым сообщив, что сдается.
- Вот тогда я его и вызвал, - продолжил князь. - И ему это вовсе не понравилось. Мерзавец, каких свет не видывал, да еще и трус! Сережу, - он кивнул на Рябинина, - я взял в секунданты. Но Таня погибла, а Радевич принес свои извинения, которые я счел для себя возможным принять, чтобы не усугублять скандала. Вот, в общем-то, и все! - Корецкий развел руками.
- Вы узнали этот перстень? - я поднес руку к свету.
Князь Павел кивнул:
- Радевич с ним никогда не расставался. Так что я его сразу признал.
- Вам известно, где ваш соперник в Петербурге остановился?
- Бывший соперник, - уточнил Корецкий. - У него особняк в Полторацком переулке, от Фонтанки недалеко.
- Au revoir, ваше сиятельство, - раскланялся я.
- Постойте, - обоатился ко мне Корецкий. - Не доверяйте Нелли!
Мне показалось, что я ослышался, а князь продолжил:
- Это она сбила с пути Татьяну, и потому ответственна за ее ужасную смерть. Эти распущенные нравы, вольнодумство, Вольтер, Руссо... Иной мужчина не знает, что делать со свободой! Что уж говорить о женщине?! Таня познакомилась с Радевичем у Орловой, на одном из ее знаменитых приемов, добавил он.
По этому вопросу я придерживался мнения диаметрально протиположного, но спорить не стал. Всю свою жизнь во главу угла я ставил идею свободы политической и духовной, что, главным образом, и являлось причиной моего внутреннего разлада с самим собой, потому как Орден требовал подчинения беспрекословного и безоговорочного.
Я оставил Рябинина в обществе князя, а сам вернулся домой, уповая на то, что Камилла все-таки ждет
