его окрестили завсегдатаи заведения, положившие на учебу по две, а то и по три пятилетки. ФАК - это проспект Маркса, 20. Напротив Манежа. Около памятника Ломоносову. Как говорили завсегдатаи - 'колапамятника'. Встретимся 'колапамятника'. Наречие. Вроде - не где - встретимся, а как - встретимся - случайно, нос к носу, колапамятника. ФАК - это целый мир, а не английский глагол, как казалось со стороны.
Дорога от ДАСа до ФАКа была вымерена поколениями пользователей с точностью до плевка. Палата мер и весов могла бы принять длину этой дистанции за эталон новой единицы. И был бы, скажем, не 'парсек' расстояние, с которого диаметр земной орбиты виден под углом в один градус, а 'факдас' - расстояние, с которого диплом, подписанный 'жаканом дурналета факультистики' Ясеном Николаевичем Засурским, видится под углом сорок градусов в течение всей учебы на факультете.
На такси от ДАСа до ФАКа набегало два рубля. Назад, от ФАКа до ДАСа, два рубля четыре копейки - сумма, очень неудобная для расчета. Странно, но факт - пассажиры терялись. Лаосцы и невменяемые первокурсники по неопытности отваливали таксисту трояк. Средний класс - среднеазиаты, лица 'кавказской' национальности и рабфак - выкладывали две рублевые бумажки с серебряной мелочью - аккурат два пятьдесят. И только элита ДАСа Артамонов, Орехов и Варшавский - платили как положено. Они наловчились осаживать шофера метров за сто до ДАСа, где-то в районе рубля девяноста. При расчете цифры округлялись до двух целковых, и получалось очень грамотно - и по счету сполна, и водителю на чай. На эти чаевые, правда, было не купить даже кипятка в относительно недорогой ДАСовской кофейне, которая возлежала в переходе между корпусами.
Погоды не было никакой. Просто небо, одуревшее от антициклона, истекало голубой суспензией. Кадиллаки кадили, вывешивая марево выхлопных газов и испарений, которое порождало иллюзию мокрого асфальта. От созерцания псевдолуж на раскаленной дороге плыли мозги и возникало желание медитировать.
Отстрелявшись на госэкзамене, Орехов, Артамонов и Варшавский струились по Загородному шоссе на обшарпанном таксомоторе. Страна, в Петропавловске-Камчатском которой всегда полночь, передавала сигналы точного времени.
В связи с некурением в салоне дипломники уточняли последнюю редакцию толкового словаря ДАСа.
ВАС ИС ДАС - не из ДАСа ли вы часом? Не случалось ли мне вас видеть в ДАСе?
ДАСсидент - выселенный из общежития студент или провалившийся на экзаменах и не сдавший белье кастелянше абитуриент.
ДАСвиданья - встретимся в ДАСе в 17.00.
ДАСтояние - имущество ДАСа, находящееся в совместном пользовании. Например, при обходе кухонь двое ДАСсидентов обнаруживают кипящий совершенно автономно пахучий вьетнамский суп. Переглядываясь, они задают себе только один вопрос - ДАСтояние это или нет? То есть, забираем кастрюлю, пока никто не видит, или ищем другую.
ДАСмотр имел двоякое толкование. Артамонов уверял, что ДАСмотр - это ревизия комнат на предмет попоек с целью пресечения камерности их характера и придания мероприятиям широкого академического размаха. Орехов утверждал, что ДАСмотр - это когда несешь через проходную ДАСа ящик пива с этикетками от боржоми, а вахтерша сухого образа жизни чувствует, что боржоми желтым не бывает, но ничего поделать не может.
Варшавскому нравились обе версии.
- Закрыл бы ты форточку, командир, - сказал Артамонов водителю, - а то мы нанюхаемся, как эти... которые целлофановые пакеты на голову напяливают. И обалдеем без всякой 'Хванчкары'!
Москвичи и гости столицы стояли на остановках в ожидании транспорта. Они с нетерпением заглядывали влево, словно в будущее, и не замечали, как погружались в расплавившийся от жары асфальт. Когда подходил троллейбус, люди пытались бежать к распахнувшимся дверям, но - как это часто бывает во сне - не могли. Башмаки, влипшие в асфальт, не пускали.
Москва, как огромное управление внутренних дел, снимала с пешеходов отпечатки ног и вносила в картотеку раскаленных тротуаров.
- Москва! Как много в этом ква! - потянулся Орехов, осматривая опостылевшую последовательность объектов за окном.
- Мужики, а ведь лет через пять мы сами будем делать погоду в этой стране, - сказал Артамонов, глядя на увязших людей.
- Стеклозавод, следующая - Кащенко, - как самый последний вагоновожатый промямлил Варшавский, извещая, что пора катапультироваться.
Подслушивая заумные разговоры, таксист рассчитывал по крайней мере на пару лишних рублей. Обыкновенно молодые люди, озвучивающие подобный перечень слов, не скупились и платили два или три номинала.
- Скажите, товарищ водитель, - спросил Артамонов, - вот тут у вас на панели написано 'no smokinq', это что обозначает: без пальто?
Водитель стал судорожно озираться по сторонам, ища глазами оставленную на заднем сиденье кожаную куртку, еще раз перечитал надпись на наклейке и резко даванул на газ.
- Стой! Стой! - заорал и вцепился в таксиста Варшавский, потому что на счетчике засветилось: 1 рубль 96 копеек.
Пока шеф жал на тормоза, счетчик доскрипел до двух рублей ровно.
- Надо бы вам колодки тормозные поменять, - посоветовал водителю Артамонов, - а то без чаевых можно остаться. Уж очень у вас размашистый тормозной путь. Не по средствам.
И отдал ему два новейших юбилейных рубля.
- Для нумизматической коллекции лучше не придумаешь, - сказал Орехов. - И не упирайтесь. Я слышал, что каждый человек мечтает стать известным нумизматом.
Высадив команду, таксист с опаской порулил к светофору. Такой финансовой филигранности, или, точнее сказать, - наглости, он не ожидал. В его практике бывали случаи, когда вообще не платили, он переживал их не так болезненно. А здесь получалось, что растоптали святое - заплатили по счетчику. Водитель круто развернулся на перекрестке и начал крыть ни в чем не повинных участников движения. По визгу колес друзья поняли, что к ночи таксист залютует и будет продавать горячительное у подъезда ДАСа не по семь, а по десять рублей за бутылку. Или, что еще страшнее, вообще не станет продавать.
Дипломы у Артамонова, Орехова и Варшавского были в кармане. Вопросов не имелось никаких. Не только друг к другу, но и к самим себе. Но расставаться страшно не хотелось. Не было даже отдаленного желания возвращаться к глупому бытию, в котором уже никогда с периодичностью в полгода не мелькнет и призрака сессии - этой короткометражной оттяжки по полной программе.
Сегодня у команды была задумка устроить незваный - на троих - ужин, после которого учинить прощальный обход ДАСа, чтобы на днях без зазрения совести разметаться по стране согласно прописке и вновь приступить к обыденному и пошлому. То есть войти в состояние агрессивного безделья с переходом в тихий саботаж.
Варшавскому ничего не оставалось, как продолжать вести передачу на якутском телевидении и попутно фарцевать привозимой с большой земли электроникой. Орехову получение диплома тоже ничего нового не сулило. Его ждал родной строительный трест, а в нем - многотиражка 'Не стой под стрелой!'. Артамонов рассчитывал покинуть раскрученную им донельзя районку и завести, наконец, собственное дело. Плюс построить дом, посадить дерево и написать книгу.
- Везет очникам, - позавидовал Орехов выпускникам дневного отделения. - Им распределения предлагаются, направления выдаются.
- Молодые специалисты, понимаешь ли, - согласился с ним Артамонов. А нам - по домам. Продолжать делать то, что и раньше. Никакого развития. Зачем тогда учились?
- Почему обязательно делать то, что и раньше? - рассудил Артур Варшавский. - Можно вообще ничего не делать.
- Ну и пекло сегодня! - вытер пот со лба Орехов. - Есть смысл пойти на рынок прямо сейчас, накупить всякой дряни, затащить ее в комнату и больше по жаре не таскаться. - От высокого роста очки у Орехова запотевали быстрее, чем у Артура, и пива в зной ему требовалось больше, чем Артамонову.
- Предложение принимается в третьем чтении, - вяло согласились друзья.
- Жаль, что девушки на экзамене, - сказал Орехов. - Сейчас бы они и на рынок, и салатики разные, и пузырек бы организовали! - И он не врал, при виде его дамы машинально одергивали юбки.
