сомнений.
- Минуточку, - обратился он к Макарону, который тщательно свертывал холсты, как древние свитки. Взгляд таможенника был заточен, как карандаш графика. - Скажите, это ваши работы?
- Мои.
- Ей-Богу?
- Конечно.
- Неординарные решения, согласитесь?
- Как вам сказать, масло, оно... дает свой эффект, - как мог, выкручивался Макарон.
- Вот и я говорю. Вы не могли бы что-нибудь нарисовать?
- Мог бы. Раз надо. Но у меня с собой ни масла, ни рашкуля.
- Нарисуйте карандашом.
Макарон мог выплавить золото из любого точного прибора, мог отреставрировать какой угодно дряхлости мебель, мог проспать на голой земле двое суток, но рисовать не умел.
- А что вам изобразить? - спросил Макарон, затягивая время.
- Что придет в голову, то и нарисуйте, - дал понять таможенник, что не собирается давить на мозоль творческой мысли.
Макарон впал в легкое техническое уныние. В памяти всплыло, что он никогда в жизни ничего не рисовал. По просьбе начальника гарнизона ему доводилось подновлять портрет Ленина на транспаранте, а так - нет. На всю жизнь врезались в память усы и лоб вождя. Но особенно запомнилось, что в Средней Азии кормчий походил на туркмена, в Казани - на татарина, в Индигирке - на чукчу. Макарон набросал на листе бумаги абрис Ильича. Собственно, это были усы и лоб. Ильич в исполнении Макарона смахивал на Мао Цзэ-дуна, хотя по месторасположению таможенного поста должен был походить на Шушкевича.
- Вроде, похож, - заключил таможенник. - А теперь нарисуйте сторожевую собаку.
Макарон задумался - как раз собак он не умел рисовать еще больше, чем Ленина. Но выхода не было. Перед глазами Макарона встал во весь рост его любимый Бек, а руки... руки непроизвольно выводили нечто вроде игуаны. Таможенник внимательно наблюдал за зверем, то и дело менявшим облик, и сравнивал его с собаками, которые вповалку лежали на холстах и походили больше на тапиров, чем на себя.
- Ну что ж, почерк угадывается, - признал таможенник и поинтересовался содержимым сумки: - Что там у вас под каталогами?
- Это? - переспросил Макарон. - Это ксерокопии. Везем показать, и, вынув из чемодана стопку офортов Фетрова, разорвал в клочья. - Кому они нужны, эти копии!
- Вывозите всякую дрянь, страну позорите!
- Мы трудимся в противостоянии академическим жанрам.
- Модернисты, что ли?
- Объектная живопись, - наивно пытался спозиционировать свое искусство Давликан. - Мы рисуем объекты.
- Типа вот этого? - ткнул таможенник ногой в генитальные творения.
- Причуды художника, - развел руками Орехов, косясь на Макарона.
- Да заливают они, - сказал Артамонов. - Мы кубисты! Впрыснем под кожу по кубику - и рисуем! Без допинга в творчестве ловить нечего.
- Понятно. Проезжайте. А вот бензин в канистре не положено. Это бесхозяйная контрабанда. Поставьте за сарайчик, - показал таможенник, уходя в будку.
На польской таможне тьма была не столь кромешна. Польские паны всем своим видом говорили, что у них перестройка давно закончилась и все песни в сторону. Цену русским работам в Польше не знал только ленивый.
- Образы, образы, - шушукались меж собой поляки, кивая на 'Волгу'.
- Что за образы? - спросил Макарон.
- Образы - это картины по-польски, - подсказал Давликан.
- Они прикидывают, сколько с нас взять, - высказал догадку Артамонов.
- Надо оплачивать транзит, - сказал ему в подтверждение старший пан, полистав таможенные документы.
- С какого переляка! У нас частные вещи! Какой еще к черту транзит?! - возразил Орехов.
- Таможня грузовая... - зевнул поляк.
- Наши пропустили, значит, все нормально - никакого транзита! Мы художники! Свое везем! - встал стеной Давликан.
- Это ваши вас пропустили, а здесь польская таможня, - спокойно толковал пан и продолжал чистить под ногтем.
- Но АКМы у вас по-прежнему наши! - не выдержал Макарон. - Вот когда научитесь оружие мастерить, тогда и будете качать права! А сейчас вы вымогаете взятку! Причем неадекватную нашему грузу. Мы согласны дать. Скажите, сколько, и обоснуйте - за что!
- Не надо так шуметь, - попятился старший пан. - Может, вы иконы везете.
- Нет у нас ни икон, ни вализ!
- Сейчас проверим. Только не надо так кричать.
- Да мы и не кричим. У вас все посменно - подурачился и к панночке под юбку, а мы вторую ночь не спим! - взял на октаву выше Макарон.
От крика художников поляки стихли. Стало понятно, что ни злотого, ни даже переводного рубля с творцов не поиметь.
- Что в сумке? - спросил поляк.
- Копии работ да плакаты, - ответствовал Артамонов и для пущей достоверности провернул трюк с разрыванием стопки. - Кому они нужны, эти копии!
- Проезжайте! - скомандовал в сердцах старший пан.
- Убедительно, - поощрил Макарона Орехов. - Что было бы, полезь они глубже?
- Варшава - прямо! - выпалил протрезвевший Давликан.
Высунув в окно замлевшие ноги, Орехов приступил к отдохновению. Оно заключалось в написании изустных писем главе Польского государства:
- Товарищу Валенсе, человеку и пулемету! Уважаемый Лех! Въезжая на вверенную Вам временно территорию, вынуждены заявить, что обе таможни - и наша и Ваша - структуры ублюдочные! Но к причине нашего к вам обращения это не относится, однако...
В этот момент 'Волга' сшибла зайца.
- Будет прекрасное жаркое, - сглотнул слюну Давликан и, чтобы проветривался, привязал зайца шпагатом неподалеку от красных трусов.
- ...однако, - невзыскательно продолжал Орехов, - находясь перед Вами в полном пардоне за снесенного косого, мы просим отвечать нам сразу в Познань. Там мы будем обязаны скинуть Вашим согражданам не идущие у нас предметы, как-то: лебедку ручную автолюбительскую, два топора, четыре комплекта постельного белья, часы настенные электронные, примус, палатку туристическую на два спальных места, три пары кирзовых сапог, набор гаечных ключей, четыре кителя без погон и медвежью шкуру в виде накидки на сиденье. Вы можете по справедливости спросить, почему именно эти вещи мы намерены сбросить у Вас безналогово в целях приобретения на вырученные злотые несусветно дорогого у Вас бензина? Отвечаю со всей прямотой замудохавшегося в одной и той же позе пассажира известной Вам модели 'Волга': потому, что подбирали мы их специально, чтобы на таможне подумали, что это для дорожных нужд. Понимаете? Вы можете с укором вопросить: при чем здесь примус? Вопрос правильный - в дороге, по нашим временам, он действительно ни к чему. Просто у коменданта нашей гостиницы выявилась большая задолженность перед партией, и мы решили ему помочь разобраться со взносами. Участники многих битв - за урожай, за светлое будущее, за мир во всем мир - мы не могли поступить иначе. По Вашей территории мы проходим транзитом, дабы втюхать голландцам русскую живопись - затея, на первый взгляд, нереальная, но у нас нет выхода - нам нужны гульдены. Сам-Артур решил искоренить в газете понятие рукописи и, как всегда, нацелил нас на деньги кураторов. Мы считаем, что обращаться в центр по такому пустяку, как десяток-другой наборных станций, не следует. Поэтому и корячимся сейчас, чтобы каждый сотрудник, прикидываете, играл в 'тетрис' на персональном рабочем месте!
