- Дринк водка, пенальти, - заворковал старший наряда. - Ху из драйвер бисайдс ю? - полисмен перешел на английский.
- Как это - кто поведет машину, поскольку я пьян?! - возмутился Макарон. - Орехов поведет! Он в рот не брал! - и, вылезая из-под руля, добавил: - С детства!
- В кандалы затягиваешь, пятачок, - буркнул Орехов.
- Орэхоу? О'кей! - возрадовались полисмены.
Орехов никогда не водил машину. Не то чтобы не имел водительского удостоверения, а на самом деле ни разу в жизни не садился за руль. Однако сделал вид, что совершенно трезв, и даже успел спросить:
- Как скорости переключать?
- На набалдашнике нарисовано, - шепнул Макарон, покидая насиженное место.
- Фоллоу ми, - сказал полисмен и сел в свою машину.
Орехов тронулся. Непонятно как, но поехал. На бесплатную стоянку неподалеку, как уверяли полицейские. И все было бы хорошо, и простили бы они этих русиш свиней, но Орехов, заруливая задом и пытаясь с размаху вписаться между двумя BMW, явно не попадал куда надо.
- Стой! - заорал Макарон и едва успел перевести дух, как 'Волга' заглохла и больше не завелась. Лист бумаги пролезал между задним бампером 'Волги' и BMW цвета маренго, а вот ладонь уже нет.
- О'кей! - сказали полисмены. - Но ты, - указали они на Макарона, - не должен садиться за руль до самого утра. Слишком запах. Пусть машина стоит, как встала. Заплатите двадцать гульденов за неверную парковку и будьте здоровы.
Получив плату за нарушение, полицаи скрылись.
- Ну вас на фиг! - бросил им вслед Макарон. - Надо поставить машину как положено! А то зацепят. - И сел за руль.
Из-за угла с сиренами и мигалками вновь выскочила полицейская машина. Оказалось, полицаи следили, стоя за поворотом. Они подбежали к Макарону, кинули его лицом на капот, руки - за спину и в наручники.
- Мы привезли картины! Нас брать нельзя! Это достояние России! Вы ответите перед нашим действующим Президентом! - кричал Макарон, но это мало помогало. Давликан со страху полез под автомобиль.
Полицаи притащили трубку для дутья и, предвкушая, как Макарону пришьют два года за пьянку вблизи руля, были неторопливы и фундаментальны. Макарон дунул. Полицейские и не могли предположить, что дуть в трубку можно и на вдохе - в себя. Прибор показал, что до посадочной нормы в крови не хватает нескольких промилле. Полицаи скуксились. Как они бросились извиняться! Завертелись, будто на вертеле! Стали предлагать ночлег на удобных койках.
- Ни в какой участок мы не пойдем! Мы сейчас сообщим консулу! заорал Макарон.
- Давайте так, - предложил полицаям Орехов, - вы оставляете нас в покое, а мы... мы спокойно выпиваем еще пузырь и спим в машине часиков до десяти!
Полицаи ретировались. В воздухе запахло адреналином.
- Ну и мастак! Как ты умудрился? - бросились расспрашивать Макарона члены экипажа.
- Амстердам - просто! - сказал Макарон.
Бесплатная стоянка оказалась кстати, поскольку ни завтра, ни на следующий день галерейщик не явился. С валютой была напряженка, продуктов оставалось на пару дней, злотые не меняли.
- Где же галерейщик? Как же так?! - негодовал Давликан. - Ведь договаривались на конкретное число! Может, это вообще не та галерея?!
- Да не волнуйся, приедет. Куда он денется? Может, у него свадьба какая, - успокаивал его Орехов, собирая в радиусе ста метров все приличные окурки. - Зажрались голландцы, - говорил он, поднимая очередной удачный 'бычок'. - Выбрасывают больше целой.
Чертовски хотелось 'Хванчкары'. Артамонов с Ореховым разыгрывали в шахматы, кому спать справа. Макарон за пятаки добывал из автоматов презервативы и дарил Давликану. Художник складывал их в мольберт. На почве затянувшейся неизвестности у Давликана начались помрачения. Он погружался в сумеречное состояние и кликал галерейщика среди ночи, чтобы затем проклинать белым днем. Двойственность переживаний на фоне алеутской депрессии выбила его из колеи. Он поминутно выкрикивал непонятное заклятье 'Айнтвах магнум!', метался по тротуарам и без конца повторял:
- Смотрите, это он. Я узнал его по профилю!
- Слушай, ты, силуэтист, успокойся! - гладил его по голове жесткой щеткой Макарон. - Как ты можешь в темноте узнать человека, которого никогда не видел?!
Завтракали как топ-модели - дизентерийное яблочко с ветки, панированное сухарной пылью, а на обед и ужин - кильки-классик. Дух в салоне сделался таким, что 'Волгу' стали обходить прохожие и облетать птицы. Пытаясь сбить запах, Давликан надушился до того едким парфюмом, что рой шершней без передыху обрамлял его голову. Насекомые висели, как атомы вокруг молекулы, и переходили с орбиты на орбиту.
- Найдите мне теплой воды! - плакал Давликан. - Я не могу жить с грязной головой! У меня там шершни!
Чтобы предотвратить появление опоясывающего лишая, Давликана отвезли на вокзал в Красный Крест, помыли и выдали последние двадцать гульденов на карманные расходы.
После санитарной обработки Давликан как в воду канул и не явился даже на вечернюю перекличку. Отыскали его в стриптиз-баре 'Лулу'.
- Что это ты в рабочее время разлагаешься? - возмутился Макарон.
- Да я вот тут... - покраснел Давликан.
После бара он стал ручным, как выжатый лосось, зато перестал выкрикивать во сне непонятное выражение 'Айнтвах магнум'. Позже, вчитавшись в плакат, все увидели, что оно было во всю стену написано на щите, рекламирующем мороженое.
На седьмое утро дверь в галерею оказалась отверзтой. Галерейщик в дробноклетчатом пиджаке приехал. Вопреки ожиданиям он оказался не кодловатым, а совсем наоборот. Счастью не было конца. Давликан сидел в ванной неприлично долго. Веселились без всякого стеснения и едва не устроили коккуй. Потом были армеритры с йогуртом.
- Вот это еда так еда! - блаженствовал Макарон. - Съел его, этот йогурт, с булкой, запил кофе с колбасой и сыром - и все. Положил поверх супу тарелку - и сыт. Вот йогурт! Продукт так продукт!
Упрекать галерейщика в непунктуальности не было никакого смысла. Слава Богу, что он вообще появился. Причины его опоздания так и не узнали.
Вывешивая работы, Давликан путался в названиях своих творений.
- Слышь, Орехов, у тебя, вроде, список был? Не могу вспомнить, где 'Камера-обскура', а где - 'Любовь к трем апельсинам'.
- Мне кажется, я уже где-то слышал эти названия, - заметил Орехов.
- Это мое ноу-хау, - перешел на полушепот Давликан. - Я называю картины именами известных романов, фильмов, песен...
- Неплохо придумано, сынок! - поощрил его Орехов и возмутился: Неужели ты и в самом деле не помнишь?!
- Видишь ли, они все - одинакового формата.
- Понятно. Тогда посчитай считалочкой: ни на эту, ни на ту - на какую попаду! Вот тебе камера твоя, вот апельсины... Или брось монету... У тебя такие работы, что любое название подойдет.
- Это вы, журналисты, относитесь к заголовкам серьезно. А я сначала ловлю чувство и уж потом - как- нибудь называю.
- Причуда художника! - подвел черту Макарон.
- Как же мне обозначить вот эту, последнюю? - переживал Давликан. Через полчаса презентация!
- Назови - 'Целенаправленное движение свиней', - предложил Орехов. - Будет очень ловко!
- А что, есть такой фильм?
- Нет, есть такое движение.
Выставка проходила шумно. С помощью специальных уловок горстку представителей культурного