распорядка дня у него никакого не было. Мог целыми днями на компьютере играть в детские игры со стрельбой или глазеть, как он говорил, «видюшник», прокручивая одну за другой кассеты с фильмами ужасов и откровенной порнографией. Часто ездил в Раздольное. Проводил там, случалось, по нескольку дней, а то и всю неделю. О какой работе, спрашивается, можно вести речь при таком режиме…
– Наркотики не употреблял?
– Определенно сказать не могу. Выпитое спиртное я определяла по пустым бутылкам, которые приходилось выбрасывать в мусоропровод. А наркотики как определишь?
– По необычному поведению.
– Поведение у Володи постоянно было непредсказуемым. Он то в депрессию впадал, то беспричинно веселился. Хроническим наркоманом Володя, конечно, не был, но изредка побаловаться этим зельем вполне мог. Порою в его взгляде я замечала что-то, похожее на отрешенность.
– Агрессивности в таком состоянии не проявлял?
– Что вы! Наоборот, часами лежал на диване, уставясь в одну точку на потолке. Это у него называлось «кайф ловить».
– Часто так «кайфовал»?
– На прошлой неделе дважды видела.
– И оба раза в одиночку?
– Да.
– Не рассказывал, почему с невестой дело не клеится?
– Жаловался, будто невестин брат против их брака, но это явление временное. Деньги, мол, все решат.
– В каком смысле?
– Вероятно, в том, что раньше, как говорили, блат был выше наркома, а теперь – богатство превыше всего.
– Да… – задумчиво проговорил Слава. – Как-то раздваивается у меня образ Владимира Семеновича. В Раздольном его считают хамоватым бузотером, а здесь, по вашим словам, он представляется совсем не скандальным.
– Ничего удивительного в таком раздвоении нет, – ответила старушка. – Выросший в деревне Володя еще не привык к городу и заметно побаивался необычного для него ритма жизни…
Проговорив с Ниной Николаевной еще с полчаса, Голубев понял, что большего она рассказать не может. Когда Слава хотел уже попрощаться, во входной двери квартиры неожиданно щелкнул замок, и в прихожую по-хозяйски вошел нахмуренный Семен Максимович Гусянов. Следом, словно тень, появился неприметно одетый мужчина, выглядевший рядом с крупногабаритной фигурой Гусянова сущим подростком. Увидев притихших Голубева и домработницу, вошедшие будто растерялись. Чтобы разрядить возникшую неловкость, Слава сказал:
– Здравствуйте, Семен Максимович.
– Здравствуйте, – Гусянов уставился на него пристальным взглядом. – Вы, кажется, из районного угрозыска?
– Так точно.
– Какая нечистая вас сюда занесла?
– Смерть вашего сына.
– Убийцу надо искать в Раздольном, а не в Кузнецке.
– Чтобы выйти на преступника, приходится выяснять окружение потерпевшего.
– Знаете о том, что начальник районной милиции мой друг? – с угрозой в голосе спросил Гусянов.
– Друзья моего начальника – не мои друзья, – отпарировал Слава.
Пришедший с Семеном Максимовичем мужчина, что называется, по-английски, не проронив ни слова, внезапно исчез из прихожей. К удивлению Славы, почти тотчас он вернулся уже в наручниках и в сопровождении двух одетых в штатское крепких парней.
– Это что за безобразие?! – побагровев, возмутился Семен Максимович. – Какие претензии?!
– К вам, господин Гусянов, никаких нет, а к гражданину Молькину – весьма большие, – учтиво ответил один из парней.
– Да знаете ли вы, какого человека унизили?!
– Знаем, главаря преступной группировки.
– Вы что мелете?..
– Не пыли, Семен, – тихим голосом проговорил мужчина. – Ребятки перегнули палку. Завтра они в присутствии своего начальства передо мной извинятся.
– Нет, Рудольф! – загорячился Семен Максимович. – Я сейчас же вызову сюда прокурора!
– Не утруждайтесь. С минуты на минуту прокурор без вашего вызова появится здесь со следственной бригадой, – сказал парень.
Наступило гнетущее молчание. Длилось оно недолго. Будто в подтверждение слов парня, за дверью послышался топот поднимающихся по лестнице людей, и в какое-то мгновение просторную прихожую заполнили участники следственно-оперативной группы, среди которых Голубев увидел Бирюкова, Лимакина и подполковника Тарана. Возглавлявший группу городской прокурор, предварительно представившись
