пытались наладить доверчивые связи с дикими зверями так, будто, кроме нас, в лесу никого нет. Молчанов, олень, медведь, собака... И все. Двое или пятеро прониклись этой благородной целью и сделали все, что могли для приручения. А рядом ходили или ездили двадцать или сорок лесников, шумели лесорубы, бродили туристы, которые при виде зверя вдруг сами дичают, начинают улюлюкать или стрелять. И все летит к чертовой бабушке. Желание - одно, атмосфера - другое. Пока каждый человек в заповеднике и вокруг него не проникнется чувством братства к дикому зверю, все наши начинания обречены на провал. Это ясно как божий день. Мне случалось быть на Аляске, в Северном заповеднике. Лишь двадцать лет спустя, после долгого периода жизни рядом с дружелюбным народом, олени стали настолько доверчивыми, что теперь подходят к автобусам с туристами и берут лакомства прямо из рук. Двадцать лет взаимного изучения и доверия! Так что, Саша, смирись. У тебя все еще впереди.
- Я нашел молодого Хобу, - сказал Молчанов. - Я займусь им.
- Похвально! И не успеешь поседеть... - Котенко деланно засмеялся и погрустнел.
- Все равно, - упрямо сказал Молчанов.
Директор внимательно посмотрел на него.
- Боюсь, что у вас не будет необходимого времени для этого, Александр Егорович, - сказал он. - Дело в том, что в самое ближайшее время на вас будет возложено множество новых забот и обязанностей.
- Не понимаю! - Молчанов пожал плечами.
- Через две недели лесничий Коротыч покидает свой пост. Он уходит от нас. Не подошел для работы в заповеднике. И вот мы посоветовались, спросили мнение Бориса Васильевича и решили назначить вас начальником Южного отдела. Так что, Александр Егорович...
Молчанов быстро глянул на зоолога. Котенко улыбался.
- А что, Саша? Это вовсе не значит, что ты оставляешь научную работу. Напротив, она приобретет размах.
- Ну, знаете... - Молчанов растерялся. В одно мгновение он вспомнил мать, ее желание переехать в Желтую Поляну, вспомнил, что Таня должна приехать туда на постоянное жительство, что Саша-маленький все еще здесь... И колхидские джунгли вспомнил, где когда-то его отец стоял с винтовкой, этот огромный лесной край, который теперь должен охранять он.
- Раз Борис Васильевич...
- Он нам и посоветовал, Саша. - Котенко положил руку на его колено. Все идет к тому, что ты обживешься здесь. И охотничий дом сделаешь действительно базой для ученых. И зоопарк, который, конечно же, нужен, хоть и начался так неудачно. Словом, дел много, их хватит надолго.
После этого разговора он ушел на север и теперь собирался к ботанику, а затем в Южный отдел, чтобы принять дела у Коротыча.
Договорились, что Елена Кузьминична приедет, как только продаст дом и распорядится хозяйством.
Уже перед уходом он связался по рации с заповедником, и вот тогда директор сказал ему о Бережном: пропал человек.
- Как пропал? - удивился Молчанов. Он знал, что дядя Алеха, просидев некоторое время в предварительном заключении, был отпущен под расписку и в тот же день, махнув рукой на эту формальность, ушел, как говорили, домой, в Шезмай. Ловить его никто не собирался, прокурор считал, что на суд он все равно явится. А теперь выясняется, что домой он так и не пришел. Неужели в бега подался? Для его возраста поступок более чем странный.
- Вряд ли, - сказал на это директор. - Но как бы там ни было, вы должны остерегаться. Мы дали задание лесникам поискать по тропам. Вы идете с Архызом?
- Да, беру с собой.
- Ну и отлично! Желаю легкой дороги.
Об этом разговоре Саша матери не сказал. Он и сам не очень верил, что 'Сто тринадцать медведей' способен перейти на положение бродяги. Не тот человек.
Сопутствуемый добрыми пожеланиями матери, Александр Егорович с полной экипировкой ушел в горы.
2
Виталий Капустин несколько дней метался между Адлером и Желтой Поляной.
Он обошел всех руководителей района, упрашивал, доказывал, вызывал жалость или сострадание. По три-четыре раза связывался с Москвой, Ленинградом, обзванивал друзей, знакомых, все еще надеясь на покровительство свыше, хотя его непосредственный начальник Пахтан в глубоком раздражении вскоре уехал из города, считая, не без основания, что отпуск у него испорчен. Но, думал Капустин, если этот бросил его в бедственном положении, потому что видел преступление своими глазами, то другие, находясь вдалеке и под впечатлением его жалостливых рассказов, могут и помочь.
Он не ошибся.
Двое влиятельных знакомых уже звонили в Адлер и просили если не освободить от наказания, то хотя бы позволить Капустину выехать до суда в Москву. Почва для снисхождения была таким образом готова, а вскоре позвонил заместитель Пахтана по науке и сказал, уже официально, что он лично просил старшего специалиста отстрелять одного оленя для осмотра и определения, чем питается животное в период осеннего гона. Он готов, добавил научный руководитель, прислать задним числом написанную лицензию.
В прокуратуре пожали плечами и сочли возможным до суда не задерживать больше Капустина в заповеднике. И сам суд над ним стал некоей проблемой. Все вроде произошло законно.
Получив разрешение на выезд, старший специалист впервые за беспокойную неделю вздохнул с облегчением и начал замечать обыкновенную жизнь вокруг себя. У него оказалось свободное время и тогда он вспомнил о сыне.
Явившись в дом к Никитиным, отец прослезился. Но Ирину Владимировну он слезами не разжалобил, она встретила его настороженным, суровым взглядом. Она имела право на осуждение. Сколько времени крутится в Поляне и вокруг поселка, а не нашел пяти минут, чтобы заглянуть или хотя бы спросить о сыне. Такое женщины не прощают.
Саша-маленький лишь в первую минуту заинтересовался новым для него человеком, да и то с опаской. Он поглядывал на Капустина, на суровое лицо бабушки и старался не отходить от нее. За два года он забыл отца, и теперь требовались не напоминания, не слова, а особая душевная чуткость, чистота помыслов, чтобы вновь расположить к себе маленького человечка и сказать ему, что он его отец. Увы, ни того, ни другого у Капустина не обнаружилось, Саша заскучал и ушел в другую комнату. Пусть этот дядя посидит и поговорит с бабушкой, если уж ему так этого хочется.
Разговор состоялся. Ирина Владимировна сказала:
- Садитесь. Что вас привело сюда?
Капустин сразу обиделся:
- Разве можно так спрашивать - что привело? К сыну, конечно. Как он поживает, здоров ли? Может, чего надо ему?
- Вы могли узнать об этом две недели назад, когда приехали.
- Был очень занят, ни секунды свободной. Верите ли...
- Верю. А теперь вы не очень заняты?
Он вздохнул и отвел взгляд.
- Теперь я никто. Безработный, Ирина Владимировна. Мало того, еще и под следствием. Вот так повернулась жизнь. Все придется начинать сначала. Как после землетрясения.
Она уже знала подробности, поэтому не удивилась его словам, жестко сказала:
- Вероятно, вас возьмут на прежнюю работу, если обратитесь к директору турбазы.
- Что?! - Он непритворно удивился. - Какая турбаза?
- Я говорю, что на здешней турбазе всегда есть вакансии инструктора. Если начинать сначала - идите туда, где в свое время работали.
Он засмеялся.
- Только и остается! Нет, дорогая Ирина Владимировна, я не пойду на турбазу. Опыт у меня есть, знания, сила, - слава богу. Лишь кончится эта глупая история с судом и следствием... Вы еще услышите о Виталии Капустине!
Она промолчала. Как ошиблась в нем Танюша! Ведь был такой честный, открытый парень, никто и
