—Иди ко мне, доченька.— Мехриниса обняла Галю.— И не плачь. Абрам проснулся, сейчас уснет снова. И сны будут сниться ему только хорошие.
—В вагоне он тоже так кричал,— сквозь слезы рассказывала Галя и льнула к матери.
Махкам-ака погасил лампу. Опять стало темно и тихо. Дети вскоре заснули, а муж и жена не могли спать, ворочались, вздыхали и думали об одном и том же: как лучше справиться с такой большой семьей?
Внезапно с улицы донесся гул машины и голоса людей. Встревоженный Махкам-ака начал торопливо одеваться.
—Куда вы? — забеспокоилась Мехриниса.
—Тише, дети могут проснуться. Выйду посмотрю. Кто- то, видно, приехал,— шепотом ответил Махкам-ака.
На цыпочках он вышел во двор и сразу же узнал голоса Абдухафиза и Арифа-ата. «Что же могло случиться ночью? А что-то определенно случилось!» Махкам-ака открыл калитку. Улица тонула в темноте — фонарей не было, луна спряталась за тучи.
Махкам-ака пригляделся. У соседней калитки двигались люди. Кузнец подошел к ним ближе и различил Арифа-ата.
—Что случилось, ака?
—Эвакуированных привезли. Оставлять их до утра под открытым небом не хотелось. Намаялись люди... Ночь почти вся впереди. Пусть отдыхают.
Незнакомый человек стаскивал с машины тяжелый узел.
—Погоди, этот узел понесем вместе.
Ариф-ата поспешил на помощь, подхватил узел с другой стороны, и вдвоем они потащили его в дом Таджихон. Махкам-ака понял, что его помощь здесь уже не нужна.
Вскоре подъехала еще одна машина, и по тротуару застучали костыли Абдухафиза. С ним была и Икбал-сатанг. Последнее время Махкам-ака сильно недолюбливал эту женщину, но сейчас подумал: «А ведь иногда и она становится отзывчивой и доброй».
—Уста, ассалому алейкум! И вас, оказывается, мы разбудили,— с виноватой ноткой в голосе сказал Абдухафиз, увидев кузнеца.
—Нужно было разбудить раньше — помог бы...
—Вы теперь человек многодетный. Все время в хлопотах. Беспокоить вас просто неприлично,— заметила Икбал-сатанг с усмешкой.
«Все-таки ужалила!» — подумал Махкам-ака, но промолчал.
Однако Абдухафиз со смехом заметил подошедшему Арифу-ата:
—Придется еще раз собрать актив в совете. Некоторые граждане, а особенно гражданки, до сих пор не понимают, какого уважения заслуживают люди, взявшие эвакуированных детей под свой кров.
Икбал-сатанг сделала вид, что это сказано не о ней.
—Слушай, Абдухафиз, ты будешь с утра занят, твой секретарь тоже. А как же с хлебными карточками для приезжих? — озабоченно спросил Ариф-ата.
—С этим управится Икбал-апа. Другого выхода нет.— Абдухафиз посмотрел на Икбал-сатанг, и та поспешно закивала головой.— Вам придется взять двух мальчиков, апа, и вместе с ними пойти по дворам, чтобы уточнить, сколько человек в каждой семье, и составить поименные списки.
—Всего к нам прибыло двадцать семь семей,— со знанием дела сообщила Икбал-сатанг.
—Это известно. Надо уточнить, сколько человек в этих семьях.
—А что, Абдухафиз, с дочерью Шахабиддина? Ты уже назначил похороны? — спросил Ариф-ата.
—Еще ничего не решил,— ответил Абдухафиз и потер ладонью уставшее лицо.
Махкам-ака замер на месте — до того неожиданной была эта весть.
—Где же нашли девушку? — хрипло и с трудом выговорил он.
—Вы еще не слыхали?! — всплеснула руками Икбал- сатанг.— Нашли ее в Сырдарье. Привезли только вечером. Так изменилась, что трудно и опознать.
—И она... мертвая? — еле выдавил из себя Махкам-ака.
—Как же быть ей живой, если ее нашли в реке! Ее уж и узнать-то нельзя. Не придумаем вот, как отдать тело матери, Она с ума сойдет от горя,— хмуро пояснил Абдухафиз.
—О аллах! И как только она попала туда, бедняжка! — Махкаму стало холодно, он передернул плечами.
...Закрыв на цепочку калитку, кузнец шел по двору, тут к нему спустилась с крыльца Мехриниса.
—Неужели ее в Сырдарье нашли? — В ужасе Мехриниса воздела руки к небесам.— О горе! Несчастная мать! Нет, не вынесет она такой беды. А тут еще похоронную получила.
—И откуда ты все знаешь? — удивился Махкам-ака.
—У калитки в темноте стояла, когда вы разговаривали.
—Человек тверже стали, все выдерживает,— грустно проговорил кузнец.
Они вошли в дом. Дети крепко спали. Махкам-ака осторожно откинул одеяло и лег на свое место рядом с Абрамом. Мехриниса погасила лампу.
—О страдалица... Какое горе! У матери слез не хватит...— шептала Мехриниса.
Махкам-ака лежал молча, смотрел в темноту, тяжело вздыхал. Вспомнился Шахабиддин. Сколько лет было прожито с ним бок о бок... Вместе чаевничали, готовили плов, вместе ходили на собрания. В махалле Шахабиддин пользовался всеобщим уважением. Мечтал о женитьбе сына, о внуках. А теперь вот и самого нет, и дочери нет... О аллах!.. Что заставило такую цветущую девушку пойти на самоубийство? А может быть, какой-нибудь злоумышленник утопил ее?..
Мехриниса не сдерживала слезы. Она снова и снова вспоминала Салтанат... В тот день девушка подошла, смущенно поздоровалась, не поднимая головы, передала письмо и так застенчиво улыбнулась... Бедная, бедная Кандалат-биби — потерять такую дочь! Есть ли на свете горе ужаснее?!
Мехриниса нервничала все сильнее. А что, если Икбал- сатанг проболталась о письме, которое девушка по ошибке отдала Мехринисе? Что, если сообщила она о Салтанат не только в милицию, но и ее матери? Как посмотрит Мехриниса тогда в глаза несчастной?.. Ведь, наверное, и Кандалат- биби будет думать, что беда произошла из-за Батыра. Ну и каналья же ты, Икбал-сатанг!
Махкам-ака поглядел в окно кузницы, прищурился с удовольствием на солнце, сказал:
— Похоже, что весна в этом году ранняя. Смотрите, как тепло. И почки на деревьях уже набухли, травка вылезает.
—Хорошо, когда весна ранняя да теплая, а бывает и так, что побьет все холодом в самую пору цветения.— Хамидулла раздувал горн, летели искры.
—Пожелай доброго, братец! Пусть на счастье вдов и сирот будет хоть урожай на фрукты.
Мастерская артели была расположена на оживленной, многолюдной улице. За долгие годы работы эта мастерская стала Махкаму такой же родной, как и кузница в собственном дворе. Только в домашней кузнице был один горн, а здесь шумно вздыхали сразу восемь мехов, установленных в ряд. Махкам-ака любил свое рабочее место. Все здесь — от простого гвоздя, вбитого в стену, до тента, который растягивали в жаркую пору,— было дорого кузнецу. И не только мастерская, но и улица тоже была близка и знакома до мелочей. В последнее время она стала очень оживленной. Грохот трамваев, звонки, скрип колес, шум бесконечной вереницы машин заглушают порой даже стук в мастерской.
Напротив большая чайхана. В последние годы рядом с ней построили продовольственный магазин. Рядом с магазином парикмахерская, киоск, где продают книги, газеты и журналы.
Махкам-ака теперь все чаще работал дома, вместе с женой. Если не считать хлопот, связанных с переброской готовых изделий, это вполне устраивало его. Но когда работы становилось много и поступали очень срочные заказы, Махкам- ака всегда приходил в мастерскую. Здесь, при строгом распределении заказов между подмастерьями, дело шло, конечно, быстрее. К тому же молодые кузнецы ушли на фронт, остались старики и подростки, и его опыт, его точный глаз и уверенные руки очень требовались мастерской.
