облачками пара.
— Ну, вылезайте уже, — окликнул детей Бука, помогая им выбраться на берег.
Пега и Этне уже сидели там, дрожа всем телом и стуча зубами. Король хобгоблинов снова вошел в реку — и Немезида спустил отца Севера прямо ему в руки.
— Тебя лучше не мочить, — бодро промолвил он. — Уж больно ты тощ: сразу в сосульку превратишься.
Последним спустился Немезида.
— Ну, чего расселись-то? — окликнул он смертных, что дрожали на берегу.
Похоже, ни он, ни король холода не ощущали.
Речушка несла свои воды мимо ледяных сталактитов. Из отверстия неподалеку струился синий свет: там поток водопадом обрывался вниз. Беглецы осторожно спустились по скользкой тропинке до черного каменного уступа.
— Да тут белый день! — охнул Джек. — А в Эльфландии была глухая полночь.
— Так оно всегда бывает, когда покидаешь Эльфландию, — нахмурился Немезида. — Время там — не более чем иллюзия. Может, они праздновали канун летнего солнцестояния после завтрака, а может, и на прошлой неделе — нам знать не дано. Да не задумывайся ты об этом — голова разболится! — посоветовал он, встречая растерянный взгляд Джека.
Глава 39
Лорнский лес
Внизу открылась долина в окружении высоких гор. Деревья вовсе не сияли изумрудной зеленью. В полях не цвели гигантские цветы, да и озеро не искрилось лучезарной синевой эльфийских вод. Да только человеческому сердцу такой мир был и дороже, и ближе.
Джек радовался каждому кривому дереву, каждому извилистому ручейку, каждой заболоченной луговине.
— Это Лорнский лес, — сообщил Бука, усаживаясь на корточки.
«Лорнский лес!» — подумал Джек.
Сюда-то и собирался отвести их Бард с самого начала.
— Спуск довольно крутой, — предостерег Бука. — У хобгоблинов голова не кружится, так что мы перенесем вас по очереди.
Немезида слегка поворчал, но в итоге согласился, что грязевики, коли им не помочь, по склону холма не иначе как «плюх-шмякнутся» (как сам он выразился). Первыми спустили отца Севера с Пегой. За ними — Этне и Topгиль. Последним — Джека. Мальчуган крепко зажмурился: Немезида перескакивал с камня на камень, злорадно улюлюкая. Вот он, вскочив на иззубренный пик, принялся весело прыгать вверх-вниз, уговаривая Джека полюбоваться красотами разверстой бездны. А затем принялся вихрем перелетать с одного головокружительного выступа на другой, порою притворяясь, что подскользнулся, и вскрикивая «ой, мамочки!».
— Неплохо, неплохо, — похвалил Немезида, когда они наконец-то спустились на самое дно. — Большинство грязевиков уже давно бы свою овсянку вытошнили.
Но Джек про себя знал: наизнанку его не вывернуло только потому, что ни крошки овсянки внутри его не было.
Внезапно накатил неодолимый, просто-таки волчий голод. От запаха леса и прохладного дыхания водопада он чувствовал себя куда бодрее, нежели за последние… а сколько ж дней-то прошло? — словом, с тех пор, как он попал в Землю Серебряных Яблок. А вместе с бодростью пришел и зверский аппетит. Сам того не сознавая, Джек сорвал пучок сосновых иголок и засунул их в рот.
— А ну, брось! Ты ж не жук! — воскликнул Бука.
— Это все влияние Эльфландии, — объяснил Немезида. — Поди знай, чем там тебя кормят под воздействием чар. Чего доброго, дождевыми червями, грязью да пауками — от этих эльфов чего угодно можно ждать.
И он широко ухмыльнулся, поймав потрясенный взгляд Пеги.
— Я к их зачарованной пище не притрагивался, — заверил отец Север, устало прислоняясь к камню.
— Оно и видно, — ухмыльнулся Немезида.
Однако ж хобгоблины принялись споро разбивать лагерь и таскать дрова. Из ледяной пещеры они выбрались где-то после полудня. А теперь солнце клонилось к закату.
— Мы быстренько, — пообещали хобгоблины, убегая.
Джек развел костер, а тут и в самом деле подоспели Бука с Немезидой, таща форель, яблоки, гигантские грибы, дикий лук и медовые соты. Все расселись вокруг огня и принялись грызть травинки в ожидании, пока еда сготовится.
Угощение вышло на славу. Бука запек рыбину в глине и поджарил грибы с луком на шампурах из веточек. Пега покормила отца Севера: тот был до смерти измучен и вместе с тем бесконечно счастлив.
— Я и позабыл, как прекрасен Божий мир, — прошептал он.
Этне решительно отказалась от медовых сот.
— Я отвратилась от праздных удовольствий, — гордо объявила она. — И есть буду только для того, чтобы поддерживать в себе жизнь.
— Мне ж лучше, — буркнул Немезида, перекладывая ее медовые соты к себе.
— А где ты мед нашел? — полюбопытствовал Джек, памятуя о том, как непросто было добыть его из маминых ульев.
— Углядел пчелиное гнездо в дупле дерева, ну и запустил туда руку.
Хобгоблин запихнул в рот огромный гриб целиком; по щекам потек сок.
— А пчелы не возражали? — спросила Пега.
— Еще как возражали. Всего меня искусали. Мммф! — Немезида проглотил гриб, не жуя; видно было, как вниз по шее перемещается солидный бугорок. Королевский советник смачно хлопнул себя по ноге. — Хобгоблины — они ж жесткие, как древесные корни. Об нас даже гадюка клыки обломает.
Между тем сгущалась ночь. И Джек впервые заметил, что в западном небе висит месяц.
— Глядите-ка! — закричал он.
Все повернули головы.
— Но ведь в Эльфландии луна была почти полной, — вспомнила Торгиль.
— Она и сейчас почти полная, если я хоть сколько-нибудь разбираюсь в чарах, — отвечал Бука. — Эльфы продержат ее такой столько, сколько смогут, но в конце концов тень пожрет Серебряное Яблоко. Время просочилось в Эльфландию.
— То есть эльфы состарятся? — уточнил Джек.
— Не так, как вы. Эльфы не утратили своего могущества; но они со временем истают. Та же самая луна будет вставать на небе ночь за ночью, и однако же так медленно и неспешно, что с трудом заметишь, там — свернется лист, тут — засохнет травинка.
Джек глядел на серебристый серп луны в густеющей синеве неба, пытаясь разрешить свое недоумение.
— Не понимаю, хоть убейте, — проговорил наконец он. — Отец Север, ты исчез из Срединного мира на целый год. Я это знаю доподлинно: я ведь был с тобой, когда тебя продали пиктам. Почему для тебя время шло, а для эльфов — нет?
— Я часто задумывался об этом в своем долгом заточении, — отвечал отец Север. — Темница находилась за пределами досягаемости чар, вот я и старел. Но сама Эльфландия — что островок в море. Там — вечное лето, и однако же у берегов его бушуют те же шторма, что подхватывают и несут нас, бедных смертных, от рождения и до смерти. Для эльфов прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно. Они могут по желанию своему выходить в наш мир в любой его момент.
