контроль качества, используемый другими поставщиками, и контроль «ПОСТАВЩИКА РОДСТВЕННЫХ ОРГАНОВ» – и почувствуйте разницу! Другие поставщики органов подвергают свой товар мгновенному замораживанию. Родственные органы НИКОГДА не замораживаются. Их берут свеженькими, не более чем за сорок восемь часов до трансплантации. То же самое касается гормонов, энзимов и прочих биохимических компонентов! Другие поставщики берут в доноры людей, ведущих любой образ жизни, и подвергают их органы комплексному биоочистительному процессу, прежде чем передать вам! Но в «Родственных органах» вам не грозит получить ткани от завзятого психотропника или наркомана! Вы получаете органы только от здоровых, полноценных людей – и никогда не окончите свои дни наполовину бабуином! Короче говоря, разница, которую обеспечивает вам «ПОСТАВЩИК РОДСТВЕННЫХ ОРГАНОВ», – это разница между ста годами жизни и ста двадцатью! Подумайте обо всем, что успеете сделать за этот дополнительно отпущенный вам срок – и позвоните «ПОСТАВЩИКУ РОДСТВЕННЫХ ОРГАНОВ»… Это ЖИЗНЕННО важно!
ВТОРОЙ ДИКТОР: (быстро) Гарантия свежести основывается на проверке совместимости. Уровень мутагенности в пределах, установленных Федеральной торговой комиссией. Уровень продления жизни, обеспечиваемый поставленным материалом, может варьироваться в зависимости от индивидуальных особенностей организма и не учитывает несчастные случаи, самоубийства и промысел Господень.
Глава 9
Голос разума
Поиски четвертого Дьявола Левин начал на следующий день после похорон Шнобеля. Не успел я и часа провести на работе, как феррет уже забросал меня сообщениями: такой-то актер и такое-то агентство хотят прояснить детали; имярек NN интересуется, будет ли проводиться широкий открытый кастинг; профсоюз волнуется, соблюдены ли все необходимые правила.
Я понятия не имел, как отвечать на все эти звонки, но знал: Левин ждет, что я на них отвечу. Ведь я числился официальным представителем Дьяволов, а значит, должен был расхлебывать кашу, которую на этот раз заварил не я. И плюс к тому – понемногу разгребать стол от еще оставшихся рекламных заказов.
Мы с моей группой добрых два дня обсуждали алгоритм подбора кандидатов. Сперва я упирался, как мог, и вообще выступал против идеи просмотров, потому что предпочитал просто-напросто распустить банду – хоть тишком, хоть со скандалом. Но Дансигер объяснила, что, кажется, мы выбрали не тот подход.
– Могло быть и хуже, – сказала она. – Мы могли бы заменять бандита бандитом, а заменяем актером – и, надеюсь, у актеров побольше моральных принципов, чем у Дьяволов. Значит, мы будем иметь дело с человеком, который занимается всей этой гадостью за деньги, но, в идеале, остановится, если Ферман велит переломать кому-нибудь кости.
– Если только он не актер, работающий по системе Станиславского, – мрачно вставил я.
– Таких мы будем отсеивать, – пообещала Дансигер.
– То-то Ферман огорчится, – заметил я.
– Тем лучше. Может, сам завяжет. А тогда мы заменим его новым актером. То же с Джетом и Ровером.
Чудесная идея! Очередная беспроигрышная ситуация. И я согласился на просмотры.
Мне казалось, просмотры на «участие» в рекламе Пембрук-Холла должны включать в себя монолог на демонстрацию актерских способностей. Дансигер же считала, поскольку Дьяволы – уличная банда, претенденты должны показать и уровень физической подготовки. Мортонсен предложила запирать кандидатов в ловушки, чтобы проверить, как они ведут себя в стрессовой ситуации. А Харбисон твердила, что необходимо отбирать самых симпатичных – дабы заручиться «фактором Джимми Джаза», уход которого еще оплакивали кое-какие журналы, вроде «Прыгги-Скока».
Мы передали отделу подбора кадров список требований и попросили подобрать нам двенадцать подходящих кандидатов. Отдел проинтервьюировал более сотни актеров, а в середине следующей недели мы начали просматривать лучших из лучших. К нашему удивлению, кадры прислали нам девять молодых людей и трех девушек. «Вы же не уточняли пол, – пояснили кадровики. – Вы только сказали – нужны Дьяволы. Кроме того, нельзя забывать о законах против дискриминации».
В результате мы сузили список до трех кандидатур: двоих юношей (гимнаст, пытающийся пробиться на Бродвей через кордебалет, и знаток боевых искусств, снимавшийся в популярной «мыльной опере» «Страх мой») и девушки (танцовщица и начинающая певица, работающая на подпевках у «Голых Барби»). Решающее интервью должно было состояться в присутствии Фермана и «стариков». Засим мне предстояла самая трудная часть: сообщить мистеру Мак-Класки, что ему надо выбрать замену Шнобелю.
Я вызвал Фермана к себе в офис, потом заставил ждать, чтобы он успел как следует напсихотропиться, и впустил, предусмотрительно оставив дверь в коридор приоткрытой. На похоронах он вел себя вполне мирно, но мне все равно хотелось иметь путь к отступлению – на случай, если он решит сквитаться за старое.
– Ну, Боддеккер, чего надо? – спросил Ферман, разглядывая свои ногти.
– Как дела? – поинтересовался я.
– Голос вернулся, – сообщил он, оглядывая мой офис. – Что, Боддеккер, боишься? Ты не закрыл дверь в коридор.
– Это неформальная встреча, – сказал я.
– Ты – гребаный лжец! – заявил Ферман. – Боишься, потому что думаешь – надо было прикончить меня там, когда у тебя был шанс. Боишься, как бы теперь я не устроил тебе уличное барбекю в твоем же собственном кабинете.
– Думай что хочешь, Ферман.
Он попытался откинуться на спинку мягкого кресла и закинул ноги на край стола.
– Позволь тебе кое-что сказать. Помнишь, я уже говорил – мы связаны вместе, летим в одном цеппелине, и ни для кого из нас нет выхода? Может, я и глуп, но все же поумнее тебя. Видишь ли, я отлично понимаю то, чего не понимаешь ты – лететь можно в две стороны. Ты у нас сейчас «золотой мальчик» этой компании – и будешь им, пока мы продаем мыло. А продаем мы его благодаря твоим сценариям. Вот когда мы сможем продавать его и без твоей писанины, вот тогда-то начинай следить, что у тебя за спиной. Усек?
– Я здесь не для того, чтобы выслушивать пустые угрозы, – произнес я. – Я вызвал тебя поговорить о деле.
Ферман снова уставился на ногти. Видно было, ему трудно не грызть их.
– Если ты не в состоянии переварить горькую правду, это уж не мои проблемы. Отлично. Валяй, переходи к делу.
– «Старики» – в смысле, полноправные партнеры агентства – считают, что пора подыскать Шнобелю замену. Они хотят приступить к съемкам новой рекламы, но там должно быть четверо из Дьяволов.
– Хватит и троих, – возразил он.
– «Старикам» так не кажется.
– Ну, я вам не эти «старики», правда? Ты же знаешь – ведь сам видел, как Шнобель заработал свой значок. Тут нельзя вот так просто прийти с улицы, написать заявление – и готово! Мы же Дьяволы! Каждый должен показать себя.
Я молча глядел на него. Через пару секунд он это заметил.
– Ну что еще? В чем проблема?
– Да так. Думаю, какими же мы, люди, бываем сообразительными в одних вещах и глупыми – в других. Знаешь, мы ведь еще не сообщали публике, что Дьяволы остались без Шнобеля.
– Ну и что? – Он пожал плечами. – Так сообщите.
– Помнишь, что произошло, когда ушел Джимми Джаз? «Прыгги-Скок» до сих пор называет его самым любимым Дьяволом американцев.
– Тьфу! – Ферман сплюнул. – Много они понимают!
– Тогда ты пойми. Когда мы объявим о смерти Шнобеля, все будет в миллион раз хуже. И совершенно не важно, что на самом деле он был никчемным жалким червяком, который даже тебе не нравился. Факт его
