смерти безошибочно сыграет на чувствах миллионов молоденьких девушек – вроде той, что ты видел на вечеринке. Той, что читала стихи.
Он дернулся. Тут я его поймал.
– Если тебе надоел бум вокруг Джимми Джаза – погоди полгодика. А то к тебе люди на улицах будут кидаться с вопросом, почему ты так плохо заботился о Шнобеле. И со всех экранов будут кричать, что после смерти Шнобеля Дьяволы никогда не будут такими, как прежде. Что, мол, именно Шнобель придавал банде неповторимость и индивидуальность своей ранимостью и чувствительностью.
– А нельзя сказать, что он в отпуске или еще что-нибудь в том же роде?
– А что будет, когда он не появится и в следующем ролике? Когда станет ясно, что он уже никогда не вернется? Вопросов не избежать – и тогда известие о его смерти все равно просочится в массы.
– Нууу… – Ферман вытащил из кармана костяную рукоятку, вытряхнул лезвие и принялся ковырять под ногтями. – Тогда я попробую понавести справки, нет ли кого достойного. Знаешь ли, не собираюсь хватать первого попавшегося «Теч-боя».
– Ферман, говоря начистоту, «стариков» этот процесс слегка тревожит. Они боятся, что тот, кого ты подберешь – прошу прощения, кого ты сочтешь достойным, – не впишется в группу.
Он вскочил. Зажатый в правой руке нож был направлен прямо на меня.
– К чему ты ведешь? До сих пор Дьяволами командовал я, и только я! Они – мое детище. Тебе не кажется, что мне надо бы знать, чем они дышат?
– На улице – безусловно, – ответил я. – Но в качестве коммерчески успешной единицы? Нет, не кажется.
Он уставился на меня, молча шевеля губами, повторяя «коммерчески успешная единица», а потом медленно сел.
– Успех Дьяволов объясняется тем, что у них были все качества, которыми девушки наделяют идеального героя своей мечты, совершенного парня. Ты – мозг, лидер. Джет – физическая сила, мускулы. Ровер – неизвестность, элемент опасности. Джимми Джаз олицетворял художественное начало, артистичность. А Шнобель – ранимость, несовершенство…
– Постой-ка, – прервал меня Ферман. – Ты же сам сказал, что группа была как бы Совершенным Парнем. Так почему же Шнобель вдруг стал несовершенством?
– Потому что Совершенный Парень не может быть совершенен без девушки. Понимаешь, девушки такой народ – думают, будто именно они и делают парня совершенным. Такая психологическая тонкость. Если ты девушка, то считаешь, что Совершенный Парень не будет совершенством, пока ты ему не поможешь им стать.
Ферман откинулся на спинку кресла, переваривая услышанное. Я гадал, попадется ли он на удочку, и наконец Ферман снова подался вперед:
– Иными словами, без Шнобеля Дьяволы совершенны?
Я кивнул.
– Слишком совершенны.
– Иначе говоря, если мы хотим нравиться девушкам…
– Которые и являются основными потребителями моющих средств, – вставил я.
– Тогда нам надо быть… – Он умолк, ожидая, что я закончу за него, но я молчал, предоставляя возможность самому Ферману сделать вывод. – Несовершенными.
– Именно, – подтвердил я.
Он грязно выругался.
– Ох ты, вот теперь мне и правда жалко, что Шнобель помер. Тьфу ты! Прямо-таки даже хочется вернуть Джимми Джаза!
Я попытался нацепить на лицо благосклонную левинскую улыбочку. Конечно, уж лучше бы всем этим занимался он, а не я. Но коли я собираюсь стать полноправным партнером, пора и самому учиться орудовать ножом.
– Собственно, если ты только не станешь устраивать паники, кажется, мы уже нашли решение. Надо взять нового Дьявола, который сочетал бы качества Джимми Джаза и Шнобеля.
– О! – воскликнул Ферман. – О! Да! Я все понял! Чтобы он был чувствительным нытиком вроде Шнобеля и артистичным придурком вроде Джимми Джаза.
– Примерно так, – согласился я, поражаясь тому, как легко и плавно скользнуло лезвие меж ребер жертвы.
К несчастью, в ходе просмотра нож все-таки выскользнул. Мы встретились в малом конференц-зале и проверили всех кандидатов разом. Каждый отличался умением импровизировать, а также блистал физической подготовкой. А чтобы еще сильнее убедить Фермана в том, что нашему кандидату потребуется «артистическая жилка», мы велели актерам подготовить что-нибудь, подающее в самом выгодном свете их творческие таланты. Специалист по боевым искусствам прочел монолог из Шекспира. Танцор-гимнаст принес картину «Рыбачья лодка в океане». А девушка продемонстрировала балетную композицию в собственной постановке. Ничто из этого Фермана не впечатлило, а уж перспектива принять кого-нибудь из них в Дьяволы настолько его не обрадовала, что в какой-то момент он даже плюнул на пол и заявил:
– Да из любого из этих гребаных Милашек – и то выйдет лучший Дьявол, чем из этих придурков.
– Помнится, – заметил я, – один из Милашек в свое время стал-таки Дьяволом.
Ферман скрестил руки на груди и надулся.
– Кажется, пора голосовать, – вмешался Левин. – Ферман, помни, как у официального представителя Дьяволов и лидера группы, у тебя два голоса.
– Ну ладно… – Он закрыл глаза и ненадолго задумался. – Тогда я обоими за девчонку.
Я того и ждал. За все время просмотра Ферман оживился лишь во время балета. Всем в комнате было яснее ясного: интересуют его не столько артистические способности девушки, сколько ее пластические данные. И их он явно примеривает на несколько иную область самовыражения.
Впрочем, это никакой роли не играло. Мы начали голосовать по очереди. А когда процедура завершилась, большинством голосов избрали новым Дьяволом Грета Замзу – специалиста по боевым искусствам и шекспировским монологам.
– Чудесно, – осклабился Ферман. – Так и представляю, как нас снова приглашают в «Еженощное шоу», а он вдруг говорит, что выходит из дела, потому как получил более выгодное предложение от какой-нибудь «мыльной оперы».
– Во-первых, не думаю, что тебя еще когда-нибудь пригласят в «Еженощное шоу», – возразил я.
– Почему это?
– А во-вторых, мистер Замза твердо дал понять, что если Пембрук-Холл предложит ему работу на долгосрочной основе, он отклонит любую «мыльную оперу».
– В самом деле?
– Хотя мы даже не говорили ему, что он пробуется в Дьяволы, Замза считает, что Пембрук-Холл может предложить куда больше, чем «мыльные оперы».
– Как мило, – заржал Ферман. – А если в один прекрасный денек мы снова столкнемся с Остроголовыми – что же, этот малый так и будет стоять посреди улицы, болтая с каким-нибудь гребаным черепом? Или сдрейфит и не станет драться, опасаясь, как бы ему прическу не помяли или личико не попортили?
– Не думаю, чтобы вам еще пришлось с кем-нибудь… гм-гм… сталкиваться, – заметил Левин. – Едва ли вам это потребуется.
– Нуда, – фыркнул Ферман. – Я-то знаю, как бывает в шоу-бизнесе. Мы с Боддеккером как раз недавно об этом толковали.
Все глаза в комнате устремились на меня.
– Говорить, будто нам с ребятами не придется больше разбираться ни с какой шайкой – все равно что сказать, будто Ранчу Ле Рою не надо было сниматься в нашем ролике, потому что он уже снимался в других фильмах.
– Так к чему ты клонишь? – спросил Финней.
– К тому, что когда мое время выйдет и мы с ребятами снова окажемся на улице, я хочу быть с париями, которых хорошо знаю. Мне ни к чему хлюпик, который станет переживать из-за свежей царапины на физии, так как у него, мол, завтра съемки в «Прыгги-Скок».
