позиции. Они оставили всю боевую технику и транспорт из-за отсутствия горючего. Они оставили всю артиллерию из-за отсутствия тяги. Они сожгли свои склады со всеми запасами, многое пришлось бросить, оставить немцам – не на чем вывозить.
И вот наши войска налегке пошли выполнять приказ великого Г.К.Жукова. С винтовками против немецких танков, самолетов, артиллерии и пулеметов. Командиры очень хорошо знали, что сделает с ними не терпящий иных мнений Жуков за невыполнение его приказа.
Официальная история молчит, не отвечает на вопрос, отдавал ли Жуков такой приказ окруженным войскам, она даже не ставит такого вопроса. Она почему-то не называет автора этого приказа. Однако заявления официальных историков, как это у нас получается сплошь и рядом, не совпадают с воспомина ниями ополченцев, оказавшихся в Вяземском котле. Уцелевшие москвичи-ополченцы уверяют, что они получили такой приказ именно от Г.К.Жукова. Логика говорит, что такой приказ войскам сразу трех фронтов мог дать лишь кто-то, облеченный весьма высокими полномочиями. Да ведь иначе в Красной Армии и быть не могло. Если бы командующие армиями и дивизиями отступали со своих рубежей без приказа, самовольно, - за линией фронта их ожидал бы неизбежный расстрел.
Наши окруженные армии и дивизии Западного и Резервного фронтов дружно, к исходу дня 6 октября оставили свои позиции и пошли к Москве. Командующий Брянским фронтом генерал-лейтенант А.И.Еременко отдал приказ своим армиям на отход 7 октября и тоже, конечно, по той же команде свыше.
Спасли ли Москву окруженные войска своим «маршем смерти», как утверждают в мемуарах наши полководцы и как вторят полководцам официальные сообщения? Может быть, именно окруженные войска ударами в спину немецких войск спасли Москву, дали две недели на подготовку Можайской линии обороны. Но даже энциклопедия «Великая Отечественная война» признает, что только 14 немецких дивизий не смогли продолжить наступление на Москву, пока не уничтожили окруженные советские войска, на что они затратили в общей сложности всего-навсего одну неделю. А ведь у немцев на Московском направлении находилось 77 дивизий. И если бы не приказ, окруженные войска продержались бы на своих позициях гораздо больше времени. И немцы надолго бы задержались под Вязьмой.
Почему немцы сходу не ворвались в незащищенную Москву? Что задержало их? Кто остановил их победоносное шествие по 50 – 60 километров в день? Историки разводят руками. Историки вяло спорят. Одни говорят, что Москву спасли окруженные под Вязьмой войска, они, дескать, ценой своей жизни не позволили немцам идти на Москву. Другие уверяют, что немцев остановили свежие танковые бригады, как это сделала под Тулой 1-я гвардейская танковая бригада Катукова. Третьи считают спасителями Москвы свежие сибирские и дальневосточные дивизии Полосухина, Панфилова, Белобородова и многие другие, спешно переброшенные Ставкой сюда, на Можайско-Волоколамскую линию обороны.
Есть и четвертый фактор, объясняющий, почему немцы не взяли Москву с ходу. Этот фактор нам «подарили» немцы, о нем я уже говорил. После окружения трех наших фронтов в районе Брянска и Вязьмы они решили развивать наступление на том направлении, где у них наметился наибольший успех - в направлении Калинина. Из-под Вязьмы на это северо-восточное направление они перебросили несколько пехотных корпусов и танковых дивизий. Этот ошибочный шаг немцев – тоже немалый вклад в оборону Москвы.
Мы теперь можем только гадать, но факт остается фактом — немцы разгромили три наших фронта, взяли в кольцо огромную часть советских войск, обошли их, уничтожили почти целиком, и перед ними в двухстах километрах лежала Москва — без всякого прикрытия. Но немцы Москву не взяли. После этого говорить о превосходстве немецкого генералитета над советским просто несерьезно.
Наверно, Москву спасли все — и окруженные войска, и танковые бригады, и свежие дивизии. И все они достойны самых высоких почестей. А высшую славу заслужил наш рядовой советский человек: красноармеец, ополченец, - который беззаветно жертвовал своей жизнью, чтобы спасти Москву и Родину.
Окруженные западнее Вязьмы армии с боями шли на восток, выполняя приказ. Все, и генералы, и солдаты понимали, что путь их окажется кровавым, и что шансов на успех мало. Командиры дивизий формировали взводы знаменосцев из самых надежных солдат и командиров. Снятые с древков знамена укладывали в противогазные сумки. Знаменосцам — строжайший приказ: не ввязываться ни в какие схватки, беречь знамена пуще жизни.
Уцелеет знамя — значит, дивизия, полк, армия не разбиты, живы, пусть даже от них останется только знаменосец со знаменем. Знаменосцы старались выполнять приказ. И все-таки в каждой атаке на очередную деревню они вынужденно втягивались в бой, в рукопашные схватки, потому что впереди них уже никого не оставалось, все полегли под немецкими пулеметами. А деревень от Ельни до Вязьмы и от Вязьмы до Можайска очень много.
Однажды я говорил на эту тему с ветераном, который в 1943 году освобождал Смоленск. Я не упускал ни одной возможности хоть что-то узнать о событиях осени 1941-го года. Ветеран не отступал от Смоленска к Москве, он наступал, освобождал Смоленскую область от фашистов после двух лет оккупации. Но он проходил по тем же местам, где, возможно, принял свой последний бой мой отец. Он рассказывал:
— Мы шли на Смоленск лесом. Где-то западнее Вязьмы вышли на поляну. Поляна большая, с полкилометра. Смотрю — ничего не понимаю. Вроде, поляна войлоком устелена. Войлок и войлок, серый такой. Подошли ближе — а это шинели. Наши, красноармейские. А в шинелях — кости...
Ветеран, седоголовый человек с открытым русским лицом, чем-то похожий на Шукшина, говорил спо койно и неторопливо, без каких-либо эмоций. А у меня на спине ерошились мурашки.
Я верю этому ветерану. Московские ополченцы говорят о том же. Не одна поляна в вяземских и брян ских лесах покрыта сплошным ковром из красноармейских шинелей с останками их владельцев внутри. Люди плотной толпой, в рост шли на немецкие пулеметы. Всю технику оставили на старых позициях — не хватало горючего на дальнюю дорогу. Склады боеприпасов на старых позициях пришлось уничтожить — их не на чем вывозить. Солдатские запасы в вещмешках и подсумках быстро кончились. А приказ гнал их вперед и вперед.
И люди шли. Шли, не прячась от пуль: надо спасать Москву. Шли на смерть: все равно погибать, если не от немецких пулеметов, так от пули особиста. И у западных околиц деревень вяземщины и дальнего Подмосковья расстилались ковры цвета шинельного сукна - из убитых красноармейцев, которых гнал на смерть приказ.
Вяземский котел
«…И я взглянул, и вот, конь бледный, и всадник на нем, которому имя смерть, и ад следовал за ним…»
Откровение святого Иоанна
Богослова, 6. 7.
Вяземский котел - одна из крупнейших катастроф, постигших Красную Армию за все годы войны. Я ее ставлю на второе место после катастрофы первых дней войны, когда погиб практически весь гигантский Первый стратегический эшелон РККА. И обе эти невиданные в истории человечества трагедии с гибелью миллионов человек описываются нашими историками исключительно сдержанно и лаконично. Разгром Первого стратегического эшелона скромно называется «приграничными сражениями». Уже в самом этом названии заключена чудовищная ложь. Подумаешь, какие-то небольшие сражения местного значения возле границы. Войну-то мы выиграли!
То же самое относится и к Вяземской катастрофе. Вот что говорит по этому поводу энциклопедия «Великая отечественная война 1941-1945». Привожу текст дословно.
«Вяземская операция, 1941, оборонит. операция войск Зап. и Резервного фр., проведенная 2-13 окт. в ходе Московской битвы 1941-42. Нем.-фаш. командование планировало двумя мощными ударами из районов Духовщины и Рославля в общем направлении на Вязьму прорвать оборону сов. войск, окружить и уничтожить гл. силы Зап. и Резервного фр. и затем развить наступление на Москву. Для этой цели привлекались осн. силы группы армий «Центр» (4-я и 9-я А, 3 и 4 танк. группы), включавшие 75% пехотных
