вместе с двадцатью рядовыми и сержантами, полковник Рознер не пишет. Не пишет он и о том, что тело генерала и других погибших немцы «с воинскими почестями» закопали всего на глубину 40 сантиметров. Видимо, солдаты Рознера просто сбросили тела погибших в воронку и слегка забросали землей.
Но, по крайней мере, гибель Ракутина точно установлена, и его потомки теперь знают, что генерал погиб смертью храбрых. Они знают место его гибели, могут придти на его могилу и поклониться праху Героя. 55 лет до этого они находились в сомнительном положении членов семьи то ли дезертира, то ли изменника родины.
Ну, а родственники сотен тысяч жертв Вяземского котла продолжают жить с черным пятном в анкетах и с невидимым горящим клеймом на лбу.
акутинаРакутинаРакутина
Судьба моего отца, рядового красноармейца Ивана, в отличие от судьбы его командарма, так до сих пор и не установлена. Примерно через год после Победы мать сказала нам, что мы можем считать нашего отца погибшим на фронте Великой отечественной войны. Видно, к тому времени компетентные органы решили, что тех пропавших без вести солдат, след которых безнадежно затерялся, можно считать погибшими. Однако, поскольку никаких официальных справок матери так и не дали, то судьба отца для нас оставалась неизвестной. Власть разрешила нам считать его погибшим, но условно!
Когда в 1953 году я поступал в ВУЗ, то наивно так и написал в весьма подробной анкете и в автобиографии. Однако через год, - видимо, проверка наших анкет заняла столько времени, - меня вызвали в отдел кадров и велели переписать анкету и автобиографию, где указать, что мой отец «пропал без вести на фронте Великой отечественной войны». Еще через год меня снова вызвали в тот же отдел кадров и сказали, что я должен снова переписать анкету и автобиграфию, потому что теперь могу указать, что мой отец «погиб на фронте Великой отечественной войны». То есть, лишь через десять лет после Победы мне любезно разрешили считать своего отца погибшим. Тем дело и ограничилось, - неофициальным, весьма условным признанием нашего отца погибшим на фронте.
Остатки «группы Ракутина» у Семлева и Новоселок продолжали яростные попытки прорвать немецкое окружение. Еще один участник этих боев вспоминал, что в это время уже выпал первый снег, сильно похолодапло, и голодные бойцы мерзли в своем летнем обмундировании. Но мыслей о прекращении борьбы и о сдаче в плен, по его словам, ни у кого не возникало. Люди снова и снова шли в штыковые атаки. Они сражались до самого конца.
А что же произошло с дивизиями 24-й армии, оставшимися без своего штаба армии у Ельни? Там оказались в окружении 19, 103, 106 (один стрелковый полк, артиллерийский полк и несколько отдельных батальонов и дивизионов), 107 и 309 сд 24 армии. Судьбу их можно проследить только очень фрагментарно и в самых общих чертах. 6 сентября немцы заняли Ельню, - ровно через месяц после ее героического освобождения. Никто не знает, как это происходило.
Сейчас стали доступными единичные донесения о тех боях, протоколы допросов редких «счастливчиков», которым удалось остаться в живых и попасть к своим. Дивизии 24-й армии у Ельни упорно держали оборону четыре дня. 103-я сд продолжала сдерживать наступление немцев на Ельню у шоссе Смоленск-Козельск еще 6 октября. Немцы теснили ее, выбивали наших бойцов из одной деревни, из другой. Но командиры поднимали уцелевших красноармейцев в контратаки, и они снова занимали только что оставленные позиции. Деревни под Ельней по несколько раз переходили из рук в руки. В этих боях и без того малочисленная дивизия несла немалые потери, в полках оставалось красноармейцев и командиров по численности не больше батальона. Но 103-я стрелковая дивизия продолжала сражаться и не оставляла своих позиций!
Точно так же упорно держали позиции остальные дивизии 24А у Ельни. В их глубоком тылу, уже восточнее Вязьмы, находились передовые немецкие части, но красноармейцы и командиры 24-й армии продолжали удерживать занимаемые позиции! Начали они отход, как и другие окруженные войска, лишь к концу дня 6 октября, тоже явно по какому-то приказу.
Может быть, у Ракутина сохранилась связь с этими дивизиями, и он приказал им действовать по обстановке. Но в таком случае командарм, скорее всего, направил бы свои дивизии к Волочку, где стоял он со штабом. Возможно, к ним все-таки пробился посыльный офицер связи из штаба Западного фронта с приказом отходить к Москве, на новую линию обороны. А может быть, командиры дивизий поняли бессмысленность сопротивления превосходящим силам врага и увели свои истекающие кровью полки, численностью меньше роты каждый, от явного и быстрого разгрома? Но такая самодеятельность в Красной Армии пресекалась весьма решительно и сурово.
Сейчас многие самоуверенные, но малограмотные историки упрекают генералов и командиров Красной Армии в отсутствии у них инициативы и считают их неспособными к принятию самостоятельных решений. В этом они видят одну из причин наших поражений. При этом историки попутно лягают Сталина, который, дескать, перед войной разгромил верхушку Красной Армии, а новые молодые выдвиженцы не имели достаточного опыта. Такое же мнение о наших командирах и генералах я читал и в мемуарах немецких генералов. Мол, советские офицеры не умели оценивать боевую обстановку, всегда ждали указаний сверху, и это помогало немцам громить глупых русских.
Да, генералы и командиры Красной Армии пуще огня, пуще смерти боялись принимать самостоятельные решения. Но это совсем не результат их неопытности или глупости. В Красной Армии царила железная дисциплина. Если наш командир без письменного приказа вел своих солдат в атаку, его ждал трибунал с разжалованием. Если же он, упаси Боже, без приказа, опять же письменного, самовольно отводил своих солдат с занимаемых позиций, его ждал тот же неизбежный трибунал, но уже с обязательным расстрельным финалом.
К.К. Рокоссовский в своих воспоминаниях пишет, что когда он по приказу Конева передал дивизии своей 16А командарму-20 Ершакову, а сам со штабом армии отошел за Вязьму и пробился к своим, то свои его чуть не расстреляли за дезертирство. Самое интересное в этой истории то, что командующий Западным фронтом И.С.Конев, по словам Рокоссовского, при разбирательстве этого эпизода компетентными органами сделал вид, что никогда не слышал ни о каком таком приказе.
И не торопитесь осуждать Конева. Он тоже человек, и боялся, что высокие проверяющие товарищи сочтут его приказ Рокоссовскому преступным, - со всеми вытекающими отсюда расстрельными выводами. Спасло Рокоссовского тогда лишь то, что по совету своего многоопытного комиссара он, прежде чем передать свои дивизии Ершакову, потребовал от командующего Западным фронтом письменный приказ. И он хранил этот документ как зеницу ока на всем многотрудном пути через немецкие тылы и через линию фронта.
Поэтому командиры дивизий 24 армии ни в коем случае не могли проявить инициативу и самовольно, без приказа, снять свои полки с занимаемых рубежей у Ельни. Возможно, они связались с командующим соседней 20-й армией генералом Ершаковым, а тот по согласованию со штабом Западного фронта присоединил «беспризорные» дивизии 24А к своей армии. Я нашел сообщение независмых исследователей о том, что штаб Западного фронта 6 октября передал приказ командарму-20 генералу Ершакову о подчинении ему уцелевших дивизий 24-й армии, находящихся южнее Минского шоссе.
Возможно, генерал Лукин, на которого представитель Ставки и штаб Западного фронта возложили руководство всеми окруженными войсками, все-таки сумел по радио связаться с Ершаковым и сам дал ему такую команду. Но это – опять всего лишь предположения. Можно быть твердо уверенным лишь в одном. Командиры дивизий 24А никак не могли принять самостоятельное решение на отход от Ельни, тем более, на Дорогобуж, а не на Волочок, где находился их командарм со штабом. В Красной Армии так не принято.
Насколько мне удалось выяснить, отход с занимаемых позиций начали на исходе 6 октября одновременно все окруженные в Вяземском котле войска. Генерал Ракутин подчинялся командующему Резервным фронтом маршалу С.М.Буденному, и он повел свою «группу» на прорыв в ночь на 7 октября. Он мог подчиниться только приказу на отход из штаба своего Резервного фронта.
Дивизии 24 армии стали отходить от Ельни на исходе дня 6 октября – вместе с «группой Ершакова».
