Он перегнулся к ней через стол. На него обращали внимание. Он это заметил. Супружеская чета, давно перешагнувшая возраст страсти, казалось, всем своим видом говорила: «Что этому типу нужно от девчонки? Отвратительно». Он откинулся на спинку стула и проговорил:
— Вы так юны, что все на нас пялятся!
— А я и не заметила.
— Потому что, кроме меня, никого не замечаете.
— Это я и собиралась вам сказать.
Она втягивалась в игру. У них выходило очень ладно, и в некий момент они даже стали играть в унисон. И снова он не мог отвести глаз от ее зубов, и она снова была смущена его взглядом.
— Посмотрите вон на ту чету, — указал он ей. Она кивнула в знак того, что видит. — Они считают, что я староват для вас.
Она счастливо рассмеялась, слегка сконфузившись от его слов.
— Это не так, — произнесла она с таким серьезным видом, что теперь рассмеялся он.
И на этот раз они поняли друг друга с полуслова.
— Полина, — позвал он шепотом. — Да?
— Нет, ничего. Мне нравится произносить ваше имя.
Она сделала глубокий вдох. Эта минута была неповторимой. Словно прыжок в головокружительную бездну. Но удовольствие было так сильно, что она снова засомневалась: не смеется ли он над ней? Опасение не покидало ее. Она понимала, что в чем-то происходящее меж ними страшно банально. Как много раз пройденный путь. Мужчина и женщина! Он в совершенстве владел правилами этой игры. Да и наверняка заметил, как грациозно и умело кокетничала она. Может, он просто развлекался? Приводил ее в восторженное состояние, а сам посмеивался про себя, видя, как она тает, слыша свое имя из его уст. Должно быть, не меньше сотни женщин так же улыбались ему, млея под его обожающими взглядами. Тщеславные… Эти краткие мгновения просветления портили Полине все удовольствие. Подыгрывать соблазнителю было стыдно. И кроме того: не носила ли банальность подоплеки свершавшегося меж ними слишком грубого характера?
Ягоды малины лежали на тарелке вокруг шарика мороженого: она брала по ягодке и отправляла в рот. Он созерцал это зрелище. Оба были глухи и слепы ко всему, что не имело к ним отношения. Она подняла глаза от тарелки и улыбнулась. «Вот он, высший миг любовной игры», — подумал он и сказал вслух:
— Это лучший миг нашей встречи. В ответ молчание.
— А будущее… — шепотом продолжал он. Полина затаила дыхание. «Это хорошо, что она молчит», — пришло ему в голову.
Он кружил вокруг, осторожно подбираясь к ней, нанизывая слова одно на другое, а она все впитывала. Плохо было только одно: ему никак не удавалось сделать более решительный шаг, соскочить с уже проложенной вокруг нее колеи. Он слишком остро ощущал ее присутствие и все меньше представлял себе, как поступить дальше. Причиной тому было ее обескураживающее прямодушие. Она обо всем уже догадалась без слов.
— Закройте глаза.
Он молча смотрел на ее лицо с закрытыми глазами. Что за чудо ее кожа! На лице снова появились голубые глаза.
— Хотел проверить, как вы слушаетесь! Дайте-ка мне ваши руки и не отнимайте их! — приказал он.
Но это было уже чересчур. Она энергично помотала головой, отказываясь повиноваться. Слишком комедийно это выглядело, и было стыдно принимать участие в таких играх. И она ему об этом заявила:
— Перестаньте заставлять меня проделывать разные трюки!
Он засмеялся, но возражать не стал.
— Какая вы! С вами шутки плохи.
— Ас вами? — парировала она. — Впрочем, делайте что хотите.
— Ну, разве чтобы доставить вам удовольствие, — пропел он сладчайшим из своих голосов.
— Не стану отрицать.
— Вы жалеете об этом? — спросил он с тревогой, очень тактично.
— Нет, я хорошо понимаю, что делаю.
— Я в этом никогда не сомневался!
Слова вдруг стали тяжелыми, словно из свинца. Их смысл менялся и отклонялся от первоначального под воздействием силы притяжения. Любовной игры никак было не избежать.
5
— Мы реагируем на женщин, это неизбежно, и некоторые из них нам отвечают, это нечто из области физики. Но наша жизнь уже сложилась: есть дом, семья, жена, и мы способны дорожить этим, а наши дети неосознанно надеются, что мы пребываем в любви, — вновь завел разговор Марк. — Как же примирить эти противоречивые тенденции? А может, с нас хватило бы одной любовной игры и произнесенного женщиной «да»? В таком случае на этом можно было бы поставить точку.
— Словом, ты нам предлагаешь охоту без ружья? — отозвался Том. — Какая тощища!
— Смотрите, началось! — привлек их внимание к экрану Гийом.
На ринге, каждый в своем углу, разминались два боксера. Зрители притихли. Макс опустился в кресло. Он все еще думал о Еве.
Есть одна разновидность стоицизма — стоицизм мужей. Они в супружеской любви словно чужестранцы. Ошибаются, неверно ориентируются, а то и вовсе теряются. Если бы не чувство, влекущее их к женам, они совершали бы лишь невольные промахи и бестактности. И в конечном счете были бы несчастны. Мужьям требуется смелость, чтобы день за днем быть рядом с постоянно изменяющейся, взрывной, подверженной приступам дурного настроения и физиологическим встряскам женской натурой.
Вот они и затаиваются и выжидают. По этому-то признаку и можно судить, что они любят. Когда они перестают выжидать, затаиваться, прощай любовь. С опаской поджидают они появления улыбки на лице супруги. Когда же ее нет и на лице сумрак, они молча замыкаются в своем терпении или реагируют тайком на чье-то чужое улыбающееся лицо. Как правило, в этом случае им хочется верить, что то, о чем не говоришь, не существует. И до появления улыбки на лице жены никак не проявляют своего беспокойства. Их молчанием регулируются проблемы, возникающие по вине изменчивой женской натуры. Но женам хочется, чтобы проблемы обсуждались, они надеются на понимание, ворчат, шумят. Так в семье возникают роли — у каждого своя.
— Я наорал на Еву по пути сюда, — признался Макс.
Первый раунд матча окончился. Две длинноногие девицы в мини-юбках подняли у веревочного ограждения щит, на котором было написано «Второй раунд». Зрители бесновались.
— За что? — поинтересовался Жан.
— Как обычно — всем недовольна, злится. А вы с Марией часто ссоритесь?
— То и дело! Для меня хуже этого ничего нет. Это безобразно, мы оба смешны и некрасивы, когда кричим друг на друга. Но разве этого избежишь? Две мелодии, соседствующие друг с другом, не
