сны — это какая-то фантастическая реальность, отголоски взаправдашних событий, искаженные в кривом зеркале подсознания.
ЗАБРОДСКИЙ. О! Это ты сам придумал?
СЕВЕРИН. Нет, не сам. Слышал от учителя Карлоса Альберто дель Парана. Он преподает психологию в колледже «Сан Рафаэль».
ЗАБРОДСКИЙ. Гм… весьма поверхностно. Что ж, оставим сновидения. Северин, ты когда-нибудь выходил из себя?
СЕВЕРИН. Ха, еще бы!.. Н-ну, если и выходил, то… не слишком далеко.
ЗАБРОДСКИЙ. Тебе хотелось в порыве ярости что-нибудь разбить?
СЕВЕРИН. Зачем?
ЗАБРОДСКИЙ. Чтобы дать выход негативным эмоциям.
СЕВЕРИН. Глупость какая!
ЗАБРОДСКИЙ. Как же ты тогда стравливаешь пар, избавляешься от гнева?
СЕВЕРИН. Н-ну…
ЗАБРОДСКИЙ. Не мычи, будь ласков, отвечай развернутыми фразами.
СЕВЕРИН. И вы туда же!
ЗАБРОДСКИЙ. Куда «туда же»?
СЕВЕРИН. Что-то нынче все только и делают, что домогаются от меня развернутых фраз.
ЗАБРОДСКИЙ. Значит, не я один пытаюсь приучить тебя к человеческому способу общения. Так ты не ответил на мой вопрос.
СЕВЕРИН. А, насчет гнева… Нет, я не хочу ничего бить и ломать. Ведь вы это хотели услышать? Могу, конечно, запулить подушкой в стену. Сумку какую-нибудь подфутболить. Да и на что мне гневаться-то?
ЗАБРОДСКИЙ. Я слышал, мама забрала тебя из колледжа. Лишила тебя привычного окружения, друзей, развлечений. Разве не повод разозлиться?
СЕВЕРИН. На кого? На маму, что ли?
ЗАБРОДСКИЙ. А хоть бы и так?
СЕВЕРИН. Да ну, глупость… Как можно злиться на маму? Наверное, она лучше знает, что делать. Забрала — значит, так было нужно.
ЗАБРОДСКИЙ. Мама тоже может ошибаться.
СЕВЕРИН. Ну, наверное… Ну да, мне это не понравилось. Может, я и вспылил пару раз. Мне было обидно. Но злиться… К чему вы клоните?
ЗАБРОДСКИЙ. Только не думай, что я хочу поссорить тебя с мамой. Ваши семейные отношения меня не касаются. Если хочешь знать, я бесконечно уважаю твою маму. Она… незаурядный человек. Поверь, меня нелегко поставить в тупик, заморочить, сбить со следа. Госпожа Елена Климова — одна из немногих, кому удавалось водить меня за нос целых двенадцать лет. Где мы только вас не искали! А вы все время были под самым носом, практически на виду… Я даже преклоняюсь перед ней. Можешь ей так и передать, потому что она, увы, не оставляет мне шанса выразить свое восхищение лично… но это проблема нашего с ней аномально затянувшегося непонимания. Сейчас меня интересуешь ты и только ты. Так как, Северин, ответишь ли ты еще на пару моих вопросов?
СЕВЕРИН. Отвечу, почему бы нет.
ЗАБРОДСКИЙ. Северин… прекрасное польское имя. Я этнический поляк. Мне приятно, что тебя так зовут. Ты знаешь, почему тебя так странно назвали?
СЕВЕРИН. Что тут странного?!
ЗАБРОДСКИЙ. Фонетика твоих имени и фамилии такова, что приводит к семантической тавтологии. Северин… а слышится «северный». Морозов… мороз… бр-р, холодно. Разве не тавтология?
СЕВЕРИН. Мама говорила, что «северус» по-магиотски означает «строгий».
ЗАБРОДСКИЙ. Не по-магиотски, а по-латыни. Жители Магии говорят на слегка осовремененном и видоизмененном варианте языка древних римлян.
СЕВЕРИН. Да, я знаю, мама рассказывала.
ЗАБРОДСКИЙ. Озма поет на латыни. Ты любишь Озму?
СЕВЕРИН. Не-а. Не понимаю, отчего все так сходят по ней с ума.
ЗАБРОДСКИЙ. Хм… А что ты чувствуешь, когда слушаешь Озму?
СЕВЕРИН. Да ничего особенного. Все зависит от настроения. Могу читать под ее музыку. Могу спать. Могу играть с кошкой. Она кажется мне слишком манерной и монотонной, и скоро надоедает. И я включаю Виотти или Галилея.
ЗАБРОДСКИЙ. Тебе нужно хотя бы раз побывать на ее концерте. Все же, записи не передают всего очарования.
СЕВЕРИН. Когда-нибудь… может быть. Если она захочет выступить у нас в Чендешфалу.
ЗАБРОДСКИЙ. Я гляжу, ты нелюбознателен.
СЕВЕРИН. Ну, это как сказать… Хотя, конечно… Я люблю путешествовать, но только спокойно, без приключений, просто смотреть на землю с высоты полета. Люблю сидеть на берегу моря и слушать прибой. Люблю наблюдать, как кошка играет или спит на солнышке. Мама говорит, что по натуре я созерцатель, а не исследователь. Однажды я смотрел на Читралекху часа полтора кряду.
ЗАБРОДСКИЙ. А потом?
СЕВЕРИН. А потом уснул рядышком.
ЗАБРОДСКИЙ. Ты любишь эту жуткую тварь… эту акулу в кошачьей шкуре?
СЕВЕРИН. Ее нельзя не любить.
ЗАБРОДСКИЙ. Хм… Отчего же, можно. И даже не прилагая особенных стараний… А она тебя любит?
СЕВЕРИН. Ну, не знаю… Мама говорит, кошки не умеют любить. Их привязанность строится на инстинкте обладания. Читралекха считает, что я принадлежу ей. Она жуткая эгоистка и ни с кем не хочет меня делить.
ЗАБРОДСКИЙ. То есть, она и сейчас так настроена? (Опасливо протягивает руку в мою сторону.)
ЧИТРАЛЕКХА. Хххххххххх!
ЗАБРОДСКИЙ. Я пошутил.
СЕВЕРИН. Не делайте так. Она понимает только собственные шутки.
ЗАБРОДСКИЙ. Какие мы серьезные… Тебе не кажется, что эгоизм заключен в самой природе любви?
СЕВЕРИН. Может быть… я не думал. Конечно, я читал, раньше из-за любви происходили дикие вещи. Убийства, самоубийства, все такое… Наверное, вы правы: никто не хотел расставаться со своей подругой, как с любимой игрушкой. Или старался навредить тому, кто эту игрушку забирал. Это можно объяснить, но это… это неправильно. Думаю, сейчас все по-другому.
ЗАБРОДСКИЙ. Ты глубокий оптимист, Северин Морозов.
СЕВЕРИН. Угу, все так говорят.
ЗАБРОДСКИЙ. Во Вселенной полно миров, где убийство соперника — обычное дело. И даже не всегда наказуемо.
СЕВЕРИН. Ну, наверное…
ЗАБРОДСКИЙ. И есть миры, где считается нормальным убивать женщину, заподозренную в измене. Например, планета Яльифра.
СЕВЕРИН. Никогда не слышал о такой.
ЗАБРОДСКИЙ. А про юфмангов ты слышал?
СЕВЕРИН. Еще бы!
ЗАБРОДСКИЙ. Это их мир.
СЕВЕРИН. Ни за что бы не подумал… Они выглядят такими добродушными. Хотя в сказках у гномов обычно скверный нрав. Но ведь их женщины, я слышал, очень красивы!
ЗАБРОДСКИЙ. Не просто красивы, а красивы фантастически. Это феи из европейского фольклора.
СЕВЕРИН. Если это правда, у кого поднимется рука на такую красоту?!
ЗАБРОДСКИЙ. И тем не менее… А что бы сделал ты, если бы кто-то попытался забрать твою любимую
