— Но не с «Ролексом» на руке!
— Я куплю тебе новый.
— Ну да, как же! Подумать только, я ведь вообще не собирался садиться в каноэ! У меня работы полно. Но каждый раз, когда я пытался что-то сделать, откуда ни возьмись возникала ты и все шло кувырком! То ты воображаешь, что в коттедж ломится грабитель, то не можешь готовить, если перед этим не нырнешь с утеса, И сегодня ты не отстала, пока не уговорила меня побегать наперегонки с твоей паршивой шавкой!
— Ру нужны физические нагрузки, — возразила она.
А Кевину необходимо с кем-то играть.
Весь уик-энд он не давал себе покоя, трудился, как раб на плантации, орудуя молотком, в напрасной попытке заглушить тоскливое нетерпение. Молли страшно боялась, что он вот-вот усядется в машину и навсегда покинет лагерь.
При мысли об этом ей становилось плохо. Она не могла уехать отсюда. Пока не могла. В этом лагере было что-то магическое, бравшее в плен.
Но пока Кевин плыл к корме полузатонувшего каноэ.
— И что нам теперь делать с этой штукой?
— Ты можешь встать на дно?
— Каким образом? Мы посреди чертова озера!
Конечно, не могу.
Молли, игнорируя его недовольство, жизнерадостно объявила:
— Ничего, наш инструктор учил нас переворачивать каноэ. Называется «поворот Капистрано», только…
— И каким образом он делается?
— Мне было всего четырнадцать. Не помню.
— Зачем тогда болтаешь?
— Просто думала вслух. Ну же, давай! Уверена, мы справимся.
Они все-таки перевернули каноэ, в основном благодаря грубой силе Кевина, но воду вычерпать было нечем — пришлось плыть к берегу, толкая лодчонку перед собой. Молли едва отдышалась, но не имела ни малейшего намерения сдаваться.
— Посмотри направо, Кевин! Мистер Морган идет! — Она заправила прядь мокрых волос за ухо и показала на тощего очкарика-бухгалтера, ставившего стул на песок.
— Опять!
— Честное слово, мне кажется, ты должен проследить за ним…
— Мало ли что тебе кажется! Он не похож на серийного маньяка! — отмахнулся Кевин, стаскивая прилипшую к телу футболку.
— Поверь моей интуиции, у него глаза бегают.
— А у тебя, по-моему, крыша едет, — пробормотал он. — Уж не знаю, как смогу объяснить это твоей сестрице.
— Ты слишком много беспокоишься. И все зря.
Кевин едва не набросился на нее. Увидев, как горят его глаза, Молли поняла, что зашла слишком далеко.
— Заруби себе на носу, Молли. Игры и забавы кончились! Мне есть на что тратить время, и в твоей помощи я не нуждаюсь.
— Но это не пустая трата времени… это…
— Я не собираюсь разыгрывать роль твоего приятеля! Неужели еще не поняла? Хочешь, чтобы мы проводили ночи в разных спальнях? Прекрасно! Я не против. Но и не ожидай, что я стану с тобой носиться. Оставь меня в покое раз и навсегда! — Он повернулся и зашагал прочь.
Молли молча смотрела ему вслед. И хотя она сознавала, что заслужила такое обращение, все же сердце сжималось от боли.
Молли отложила блокнот и прошла в гостиную, захватив с собой новую коробку из кондитерской. Опрокинула содержимое в миску из молочного стекла, облепленную крошками от вчерашней помадки. Прошло четыре дня после приключения с каноэ, и каждое утро на разделочном столе она находила очередную коробку. Можно и не спрашивать, где проводит вечера Кевин. Слайтерин несчастный!
Он сделал все возможное, чтобы отдалиться от нее. Все, кроме единственно действенного средства — переехать обратно в пансион. Очевидно, Лили он не терпел еще больше, чем Молли. Впрочем, это вряд ли имеет значение, они все равно редко бывают в коттедже в одно и то же время.
Молли с тяжелым вздохом сунула в рот кусочек помадки.
Сегодня суббота, и в пансионе полно народу. Съехались на уик-энд.
Молли вышла в прихожую. Поправила стопку брошюр на консольном столике. Объявление о найме наконец появилось, и Кевин провел утро, беседуя с двумя лучшими кандидатами, пока Молли провожала постояльцев в комнаты и помогала Трою размещать новых жильцов в коттеджах. Днем она получила передышку и возможность написать несколько страниц.
Она вышла на крыльцо и сразу заметила Лили.
Стoя на коленях в тени дерева, та сажала лиловый и розовый мышиный горошек, купленный специально, чтобы заполнить проплешины на клумбах. Даже в резиновых перчатках и с лопаткой в руках она выглядела великолепно. Молли не стала напоминать ей, что постояльцы не обязаны сажать цветы. Она пыталась сделать это, когда Лили появилась с целым багажником однолетних растений, но та заявила, что обожает заниматься садоводством, поскольку это ее успокаивает, и Молли была вынуждена согласиться, что Лили выглядит более сдержанной, чем раньше, хотя Кевин по-прежнему ее игнорировал.
Едва Молли спустилась с крыльца, Марми подняла голову и лениво моргнула огромными золотистыми глазами. Поняв, что Ру остался в комнате с Эми, кошка поднялась и потерлась о ногу Молли. Хотя Молли в отличие от Кевина не была заядлой кошатницей, Марми быстро завоевала ее расположение, и обе питали друг к другу нечто вроде симпатии.
Лили со злостью прихлопнула землю вокруг ростка.
— Мне бы не хотелось, чтобы вы поощряли Лайама являться к завтраку каждое утро.
— Мне он нравится. — «И тебе тоже», — подумала Молли.
— Уж не знаю, что вы в нем нашли. Грубый, высокомерный эгоист!
— Да, но при этом умен, остроумен и ужасно сексуален.
— Не заметила.
— О, я вам верю.
Лили надменно приподняла брови, но это не произвело на Молли ни малейшего впечатления. Последнее время актриса иногда забывала, что Молли ей враг. Может, каждодневное стояние у плиты не вписывалось в представление Лили об избалованной богатой наследнице? Молли уже хотела ввязаться в словесный поединок, как тогда, в саду, но подумала, что сегодня не в состоянии достойно защитить себя.
Лайам Дженнер действительно каждое утро появлялся на кухне, желая позавтракать с Лили. При этом они постоянно пикировались — скорее ради того, чтобы подольше побыть вместе, чем по какой-то другой причине. Когда же им надоедали бесконечные перепалки, Молли зачарованно слушала, как они беседуют на совершенно разные темы — от искусства до особенностей человеческой природы.
Она считала, что у этих двоих много общего и что их тянет друг к другу.
Молли узнала, что Лили однажды была в доме Лайама и он начал рисовать ее портрет, а потом актриса упорно отвечала отказом на все просьбы еще раз позировать ему. Оставалось только гадать, что произошло
