Чехов без глянца

Ольга Леонардовна Книппер-Чехова:

Он остался очень доволен, когда узнал, что кос­тюм будет готов через три дня. Началась жара, начались грозы. На следующее ут­ро Антон Павлович, идя но коридору, сильно за­дыхался. Придя в комнату, затревожился, просил переменить эту комнату, окнами на север, и часа через два мы устраивались уже в новой комнате — в верхнем этаже, с прекрасным видом на горы и леса.

Антон Павлович лег в постель, попросил меня напи­сать в Берлин, в банк, о высылке остававшихся там денег. Когда я села за письмо, он вдруг сказал:

— Напиши, чтобы прислали деньги на твое имя... Мне это показалось странным — я засмеялась и от­ветила, что не люблю возиться с денежными дела­ми — и это Антон Павлович знал. — пусть будет все по-прежнему. В банк я написала, чтобы деньги вы­слали на имя «Anton Tschechoff».

Когда же я стала разбирать вещи и приводить в по­рядок комнату, Антон Павлович вдруг спросил:

— А что, ты испугалась?

Возможно, что моя торопливость заставила его так думать.

Лев Львович Рабенек:

Помню радость Антона Павловича, когда я при­шел к нему в эту новую комнату. Он сразу как- то ус­покоился и повеселел.

Отто Брингер, владелец гостиницы «Зоммер» в Виден- вейлере. Из письма Фидлеру, 13 июля 1904 г.: В немецких газетах встречается ошибочное утверж­дение. будто господин Чехов выезжал на прогулку.

Господин Чехов все время оставался дома и выходил из комнаты только для того, чтобы поесть, пользу­ясь при этом лифтом. По прибытии сюда он в самые первые дни был очень тих и немногословен; однако вскоре иод целительным воздействием воздуха он, казалось, значительно ожил, и даже лицо его стало выразигел ьней.

Григорий Борисович Иоллос. Из письма В. М. Собо­левскому. Баденвейлер, 3(16) июля 1904 г.: А. П. производил впечатление серьезного боль­ного, но никто не думал, что конец так близок. Д-р Шверер (Schworer), превосходно относивший­ся к пациент)', на мой вопрос, была ли кончина для него неожиданной, ответил утвердительно: до на­ступления кризиса в ночь с четверга на пятницу он думал, что жизнь может еще продлиться несколько месяцев, и даже после ужасного припадка во втор­ник состояние сердца еще не внушало больших опасений, потом)' что после впрыскивания морфия и вдыхания кислорода пульс стал хорош, и больной спокойно заснул.

Ольга Леонардовна Книнпер-Чехова. Из письма М. П. Чеховой. Баденвейлер, 30 июня (13 июля) 1904 г.: Вчера он так задыхался, что и не знала, что делать, поскакала за доктором. Он говорит, что вследствие такого скверного состояния легких сердце работа­ет вдвое, а сердце вообще у него не крепкое. Дал вдыхать кислород, принимать камфару» есть капли, все время лед на сердце. Ночью дремал сидя, я ему устроила гору из подушек, потом два раза впрысну­ла морфий, и он хорошо уснул лежа.

Ольга Леонардовна Книппер-Чехова:

После трех тревожных, тяжелых дней ему стало 490 легче к вечеру. Он послал меня пробежаться по

парку, так как я не отлучалась от него эти дни, и ко­гда я пришла, он все беспокоился, почему я не иду ужинать, на что я ответила, чт о гонг еще не про­звонил. Гонг, как оказалось после, мы просто про­слушали, а Антон Павлович начал придумывать рассказ, описывая необычайно модный курорт, где много сытых, жирных банкиров, здоровых, любя­щих хорошо поесть, краснощеких англичан и аме­риканцев. и вот все они, кто с экскурсии, кто с ка­танья, с пешеходной прогулки — одним словом, отовсюду собираются с мечтой хорошо и сытно поесть после физической усталости дня. И туг вдруг оказывается, что повар сбежал и ужина ни­какого нет, — и вот как этот удар по желудку отра­зился на всех этих избалованных людях. Я сидела, прикорнувши на диване после тревоги последних дней, и от души смеялась. И в голову не могло прий­ти, что через несколько часов я буду стоять перед телом Чехова!

Григорий Борисович Иоллос. Из письма В. М. Собо­левскому. Ьадепвешер, 5 июля 1904 г.: Проснувшись в первом часу ночи, Антон Павлович стал бредить, говорил о каком-то матросе, спраши­вал об японцах, но затем пришел в себя и с грустной улыбкой сказал жене, которая клала ему на грудь ме­шок со льдом: «На пустое сердце льда не кладут».

Ольга Леонардовна Книппер-Чехова:

В начале ночи он проснулся и первый раз в жизни сам попросил послать за доктором. Ощущение че­го-то огромного, надвигающегося придавало все­му, что я делала, необычайный покой и точность, как будто кто-то уверенно вел меня. Помню толь­ко жуткую минуту потерянности: ощущение близо­сти массы людей в большом спящем отеле и вмес­те с тем чувство полной моей одинокости и беспо­

мощности. Я вспомнила, что в этом же отеле жи­ли знакомые русские студенты — два брата, и вот одного я попросила сбегать за доктором, сама по­шла колоть лед, чтобы положить на сердце умира­ ющему. Я слышу, как сейчас среди давящей тиши­ны июльской мучительно душной ночи звук удаля­ющихся шагов по скрипучему песку...

Лев Львович Рабенек:

Б ночь на 2/15 июля мы с братом спали крепким сном, вернувшись поздно вечером после большой экскурсии по горам. Сквозь сон я вдрут услышал сильный стук и голос Ольги Леонардовны, которая звала меня. Вскочив с кровати и подбежав к двери, я увидел ее взволнованное лицо. Она была в капот[20]:. — Очень прошу вас, голубчик, одеться поскорее и сбегать за доктором, — Антону плохо. Я сейчас же наскоро оделся и побежал к доктору, который жил в минутах го ходьбы от гостиницы. Ночь была теплая, мягкая, в доме у доктора все спа­ли с открытыми окнами. Доктор, услыхав звонок у калитки из своей спальни, спросил: «Кто там?» Я ему прокричал, что прибежал по поручению «фрау Чехов» и что мужу ее плохо. Доктор сейчас же за­жег свет в своей комнате, подошел к окну и сказал мне, что будет через несколько минут в гостинице, и просил меня по дороге в отель взять в аптеке со­суд с кислородом. Я от доктора побежал к аптека­рю, разбудил и его и получил от него требуемый кислород.

Ольга Леопардовна Книппер-Чехова:

492

Пришел доктор. <...> Антон Павлович сел и как-то значительно, громко сказал доктору по-немецки (он очень мало знал по-немецки): «Ich sterbe...»*

Доктор Шверер. В передаче Г. В. Ио/ьюса:

Когда я подошел к нему, он спокойно встретил ме­ня словами: «Скоро, доктор, умру». Я велел прине­сти новый баллон с кислородом. Чехов остановил меня: «Не надо уже больше. Прежде, чем его при­ несут, я буду мертв».

Лев Львович Рабенек:

Когда я вернулся в отель, доктор был уже в ком­нате Антона Павловича. Я вошел в нее и передал ему кислород. Антон Павлович сидел на постели, подпертый подушками и поддерживаемый Ольгой Леонардовной; он тяжело, с трудом дышал. Док­тор стал дават ь ему кислород. Через несколько ми­нут доктор шепотом попросил меня спуститься вниз к швейцару и принести бутылку шампанско­го и бокал. Я снова исчез и вернулся через некото­рое время с бутылкой шампанского. Доктор налил почти полный бокал и дал его Антону Павловичу выпить. Антон Павлович с радостью взял бокал шампанского, улыбнулся своей милой улыбкой, сказал: «Давно я не пил шампанского», и по-моло­децки опорожнил бокал. Доктор принял от него пустой бокал, передал его мне, я поставил его на стол рядом с бутылкой.

В тот самый момент, когда я ставил на стол бокал, повернувшись спиной к Антону Павловичу, послы­шался какой-то странный звук, исходящий из его горла, что-то похожее, что происходит в водяном