жары.
– Верни, падла! – заорал Трубников, но Сергей зажал ему рот:
– Не надо орать на обезьяну. Она дома, право имеет. Мало мне своих проблем, ты еще на меня свалился. Запомни, в этом городе нельзя орать ни на коров, ни на обезьян. На людей можно, ори. А вот будешь орать на коров и на обезьян, языка лишишься.
– Ну, теперь понял? – обрадовался Трубников. – Как я тут без тебя?
Но Семин отрезал:
– Не могу.
– Ладно, я понимаю, – рассудительно запыхтел Трубников, строя из себя мудрого, много видевшего и страдавшего человека, когда они, наконец, устроились в какой-то прохладной лавчонке. Улыбающийся хозяин, юркий, как обезьяна, вскрыл две ледяные бутылочки с кока-колой и они радостно зашипели. – Ладно, понимаю, ты каждый день ездишь в аэропорт к российским рейсам. Такое в жизни идиотов случается. Но в тебе что, жалости нет? Я без тебя пропаду, Андрюха. Ты мне нужен. Именно сейчас, здесь. Какая это жизнь, ждать русскую бабу в чужом аэропорту? Ты с ума спятил?
Не выдержав, он горестно завопил:
– А ну, вставай, поехали! Показывай лучший отель!
– В отель я тебя отвезу. Но не больше.
– Да знаю, кого ты ждешь, – уже в крытой тележке босоногого рикши заявил Трубников. – Меня не обманешь, Нюрку ждешь Стасову. Да не сжимай, не сжимай кулаки, мы с тобой два русских человека на чужбине и я тебе прямо скажу, как русский человек русскому человеку: неправильный это вариант – ждать Нюрку Стасову. Нюрка из Энска уже свалила. По крайней мере, я слышал, собиралась свалить.
– Вот я и жду ее.
– Да в Москву она наладилась, а не в Индию! – не выдержал, разозлился Трубников. – Что ей делать в Индии? Ее нынешний хахаль живет в Москве. Он Большой человек, Нюрка таких любит. Он огонь и воду прошел, был когда-то председателем колхоза, скрещивал диких свиней и домашних, теперь дошел до самых высот, президент с ним за ручку. Его многие пытались убрать, только пока это никому не удалось. Вот такой он… Ну, хочешь, – понизил голос Трубников, – организую вечером нужный звонок, хоть в Энск, хоть в Москву? Не Нюрке, конечно, зачем ей звонить? Она сходу врать начнет, я ее знаю. Позвоним прямо Большому человеку, а? Если честно, Андрюха, – злился, сопел Трубников, я боюсь звонить из отеля, но ради тебя – рискну. Ты мне нужен, у тебя, рука легкая. Только забудь про Нюрку. Вот кто ты есть? Ну? Свободный предприниматель! Вот и занимайся свободным предпринимательством. А у Нюрки цели другие. Она художница! Слово-то какое, чувствуешь? На ца кончается, не просто. Двум таким людям, как вы, долго в одной лодке не усидеть. К тому же ты теперь на мели. Я такие вещи шкурой чувствую.
И снова завопил:
– Помоги мне!
– Нет.
Трубников долго смотрел на Семина.
Странное дело, думал он. Ну, Голощекий ладно. У Вадика Голощекого замечательные идеи были. Вадик, можно сказать, мой учитель, вот только, к сожалению, не удержался на высоте, рухнул. А Семин?… Как Андрюха Семин попал к Филину? У парня же лоб высокий. Этот Филин, вспомнил Трубников, в свое время пытался наехать на меня… Жалкое зрелище… Как Семин попал в одну компании с такими придурками, как Долган и Шурка? Или у парня совсем не было выбора? Или все же был выбор и он сознательно выбрал волю и Будулая?
И вдруг Трубников понял.
– Все, Андрюха, молчок! Я все понял! Я знаю, что тебе нужно! Вот и пусть все путём будет! С этого момента ты работаешь только на меня, понял? И никаких возражений! Деньги у тебя есть, не спорю, но лишние деньги тоже лишними не бывают. По крайней мере, ты теперь с верхом окупишь свое бессмысленное ожидание. Нашел дело – бабу ждать! А я со своей стороны гарантирую тебе классный подарок.
– Бананов купишь? – усмехнулся Семин.
– Зачем бананы? – запыхтел Трубников. – Я тебе царский подарок сделаю! Ты о таком мечтать не думал. Угадай с трех раз.
– Не буду.
– И не надо, – радостно согласился Трубников.
И объяснил:
– Подарок совершенно царский… Во-первых, отмазываю тебя от ментов в связи с той самой черной папочкой, о которой ты уже, наверное, слыхал. Во- вторых, отдам тебе Вадика Голощекого. Хватило бы и одного во-вторых, но без во-первых какой тебе в том толк? Сидя в камере Вадика не задавишь.
Поселились Трубников и Семин в соседних номерах богатого отеля «Ашока».
Увидев белые стены, картину с пальмами, низкие диваны и холодильник, а потом стрелку на потолке, указывающую направление на Мекку, Трубников вдруг понял, что любит жить.
И не просто жить. А сейчас и здесь!
Библия (placed by the Gideon) лежала в спальне на инкрустированном слоновой костью столике. Открыв ее, Трубников сразу наткнулся на слова, многократно повторенные на многих языках мира, в том числе на русском:
Вот значит как, подумал Трубников.
Будучи атеистом, пусть и не воинствующим, Трубников не собирался примазываться к вере, просто цитата его пронзила.
Это же знак свыше! Это все равно, как если бы сам Господь обнадеживающе подмигнул с небес.
– Как можно жалеть деньги, если мы живем в «Ашоке»? – отмахнулся Трубников от Семина, заказывая разговор с Москвой.
Прижав к уху отдельный наушник, Семин отчетливо слышал каждое слово.
Имена, мелькавшие в разговоре, его поразили. Почему-то он не думал, что Трубников имеет выход на такие структуры.
А потом Большой человек (действительно большой, это следовало признать) по приятельски просто, но все же с неким чуть заметным превосходством в голосе, произнес: «Ну, Труба, теперь мне труба… Женюсь… – И грубовато пошутил: – Если тебя не застрелят, – видимо, Большой человек считал, что Трубников звонит из Энска, – прилетай на свадьбу». – «Да чувствовал, что так сложится, – бодро откликнулся Трубников и тоже пошутил:– Не застрелят, обязательно прилечу. Как будущую жену звать?» – «Не морочь голову, прекрасно знаешь… Анна Павловна ее зовут… Для всех она теперь Анна Павловна, и для тебя тоже…» – «Хороший выбор», – цинично сопел в трубку Трубников. – «А ты думал!» – «Я еще в прошлый раз обратил внимание… Чисто она в прошлый раз как-то не так на тебя смотрела…» – «Что ты имеешь в виду?» – невольно заинтересовался Большой человек. «А смотрела как на дурака!» – «Ну, ты, Труба, дошутишься!» – «Ладно, не буду, – сменил тему Трубников. – Я ведь звоню вовсе не из Энска. Издалека тебе звоню, из самой Индии». – «Что тебя туда занесло?» – «Дела… – уклонился от ответа Трубников. – Мне информации тут не хватает, а тебе там сверху все видно…» – «Это ты верно говоришь. Мне все видно. Были мои ребята в Энске». – «Ну, и как там? Вот Иваныч, например?» – «Ну, ты-то крепко стоишь, – с удовольствием угадал мысли Трубникова Большой человек. – Не знаю, как дальше пойдет, но пока ты крепко стоишь. Водку, ее ведь пьют и в дни кризиса… В дни кризиса даже особенно пьют… – опять грубовато пошутил он. – А что касается Иваныча… Ну, ты хотел, его прокатили…»
– Ладно, убедил, – сухо сказал Андрей, когда Трубников торжествующе повесил трубку. – Теперь сдавай Голощекого.
И по голосу Семина Трубников понял, что Голощекому теперь труба.
И не за долги, черт, какие там у них долги? – подумал он, – А все за ту любовь, за ту суку-романтику. Чаще всего убивают ведь не за долги, а за любовь и за романтику. Все остальное только хороший повод убить за любовь или за романтику. Так всегда было, подумал Трубников удовлетворенно.
И подумал: хорошо, что Голощекого близко нет. В глубине души он жалел, что Вадик не удержался. Лучше бы я сам его проглотил, подумал он. Тогда бы идеи Вадика лучше переварились.
– Ты, Андрюха, меня знаешь, – сказал он доверительно. Он чувствовал, что на Семина можно теперь не давить. – Как приземлимся в Шереметьево, так получишь адрес. На выходе из самолета. А сейчас никаких адресов не надо. Это будет отвлекать тебя от дела, а Голощекий никуда не убежит.
– А если тебя шлепнут?
– Ты что, не понял? – обиделся Трубников. – Я беру тебя как раз для того, чтобы меня не шлепнули. Иначе зачем ты мне? Шлепнут, значит, ничего у тебя не будет, кроме моего трупа, – засопел он. – А если не шлепнут, получишь адресок. Но попотеть придется, это обещаю. Пока не получу в руки то, что ищу, будешь при мне, как привязанный.
– А что ты ищешь?
– Амулет, – выдержав паузу, выдал Трубников.
– Какой еще амулет?
– Волшебный! Сам в Энске подсказал: в Индии можно купить волшебный амулет от Калашникова. Помнишь корейское кафе? В меня стреляли в тот день, охрану побили. Надоело, блин, увертываться от пуль, ползать на брюхе по грязному снегу. Эти придурки, – ткнул он куда-то пальцем, может, в сторону России, – совсем меня достали. Я же тебе говорил, что даже ангел-хранитель со мной затрахался. Вот повешу амулет на грудь, тогда пали в меня сколько хочешь.
Семин покачал головой.
Оценивать поступки Трубникова ему не хотелось.
– Условия простые, – сказал он сухо. – Пока мы в Индии, все расходы на тебе. Ни копейки не хочу терять на эту авантюру. А в Шереметьево шепнешь адресок со всеми причитающимися телефонами. И больше никогда не будешь интересоваться судьбой Вадика Голощекого.
– Заметано.
– А здесь никаких инициатив, предоставь дело мне, – еще суше предупредил Семин. – Не хочу, чтобы тебя шлепнули.
– А бабы? – запыхтел Трубников. – Оторваться бы.
– Перебьешься.
В Индии их никто не знал, но из предосторожности обедали Трубников и Семин в людных ресторанах, имеющих несколько выходов. Конечно, Трубников в аэропорту мог грубо ошибиться, приняв за русскоговорящего гида Наташу всего лишь похожую на нее туристку, но теперь уже Семин
