надо меньше. Проси горячий обед, чтобы п
– К вам… К вам… – волновался квакающий.
– Не к нам, а к стюардессе, – безжалостно ответил Павлик и снова повернулся к американцу. – Так откуда, говоришь, сбежал в Америку? Не коренной ведь, да? У вас там коренных не бывает. Слышь, Катька, – весело крикнул Катерине, хотя она сидела в двух шагах от него. – Наверное из Румынии. Видишь, смуглый? Расстрелял Николае Чаушеску и сбежал. Вытряс чаушескины денежки… Что? Не румын?… – удивился он, услышав ответ американца. – Нет, Катька, он не румын… Он чистый англосакс. Ну, сам так говорит. Из старинной семьи, видишь, челюсть дегенеративная. Вырождается. Ты хлебни, хлебни, – пригласил Павлик и чуть не силой заставил американца сделать большой глоток. На страдающего Кошкина он не смотрел. – А теперь ты хлебни, Катька. Покажи американцу, как это делается.
– К вам… К вам…
– А ты сиди, – оборвал Кошкина Павлик. – Тоже смотри, как это делается.
Катерина красиво запрокинула голову. Глоток оказался как раз в меру. По крайней мере, не подмывал устоев воспитанности. Спортивный американец сразу почувствовал себя униженным. Протянув руку, забрал фляжку и сделал еще один большой, крупный глоток.
– К вам… К вам…
– А ты, Кошкин, если хочешь коньяка, прогуляйся в эконом-класс.
– З-з-зачем?
– Наверное видел, в двадцать третьем ряду у прохода сидит лысый толстяк, морда круглая.
– Да, да… Фэтсоу… – понимающе покивал Дэнис. Коньяк на него хорошо подействовал. – Толстяк по-американски – фэтсоу. Я видел… Толстый лысый человек…
– Ты только посмотри. Американец, а все запомнил, – благодушно удивился Павлик. – Давай пойди, Кошкин, к лысому и пошлепай ладошкой по голове.
– К вам… К вам…
– Не к нам, а к нему.
– В-в-ваш приятель?
– А то!
– Спит, н-н-наверное?
– А тебе-то что? Пошлепаешь по лысине, проснется.
Павлик ухмыльнулся. Он видел улыбку на красивых губах Катерины.
Ночь, десять тысяч метров над неуютными просторами России, рядом любимая женщина. Чего еще надо для полноты жизни? – «Пошлепай, пошлепай его ладошкой! Привет, мол, Пахомыч!»
– А потом?
– А потом вернешься и хлебнешь коньяку.
Катерина ласково улыбнулась Кошкину. Если человек хочет глоток «Хеннеси» и не разменивается на мелочевку, не заказывает у стюардессы стакан пошлой водки – это уже сильный человек. Когда-то Павлик Мельников (Золотые Яйца) показался ей слабаком, но доказал свою силу, растолкав жадную очередь, выстроившуюся к ней. Сейчас Катерина почти не вспоминала Рядновку. В Мюнхене оказалось сладьше. Бабка была права: чем дольше терпишь, тем… Давно ли багровое утопическое Солнце высвечивало низкие сибирские болота, извилистые, заросшие камышом протоки и речки? Давно ли парила таежная глушь, серели кочкарники, унылые каменистые гривки? Да и зачем помнить темное озерцо, в котором утонула единственная подружка? Говорят, увлекаемые течением мрачные утопленники, распертые газами, как дирижабли, раскачиваясь, тяжело волоча распухшие ноги, так и бредут себе по заиленному дну реки к Северному Ледовитому океану… Может, и подружка Ниночка… Рыба подплывет, укусит… Ничего в жизни Ниночка не успела. Эта мысль расстраивала Катерину. Отгоняя ее, поощрительно улыбнулась Кошкину. Пусть похлопает лысого. Он в накопителе наступил ей на ногу и не извинился.
– К вам… К вам…
Кошкин пораженно поднялся.
Вспомнил, какой большой вес принял вчера на грудь, и ему опять стало плохо.
Ох, глотнуть коньячку и спать до самого Ганновера!
2
В эконом-классе свет был пригашен.
Кто спал, откинувшись на спинку кресла, кто приткнулся к плечу соседа.
Только возле туалетов в самом хвосте маячил некто. Но сонная жизнь лайнера, несущегося над ночной Сибирью, Кошкина совершенно не интересовала. Он медленно шел по проходу. Голова болела. Почему пассажиры ночью такие бледные? «К вам… К вам…» При таком свете не споткнешься, конечно, но газету не почитаешь. Наверное, лысый толстяк, подумал Кошкин, является приятелем этой красивой женщины и ее спутника. Хотят пошутить. Видно, не сильно богатый толстяк, если любит летать в эконом-классе.
Лысый фэтсоу сидел в двадцать третьем ряду.
У него было ничем не примечательное круглое лицо. Бледное, широкое. Пухлая ладонь Кошкина сама дотянулась до поблескивающей в сумеречном свете лысине:
– К вам… К вам… Слышь, Пахомыч?
– Чего тебе? – изумился лысый.
– П-п-привет тебе.
– Какой еще привет? От кого? – увернулся от его руки лысый. – Какой я тебе Пахомыч?
– А разве нет?
– Нет, конечно.
– Т-т-тогда извиняй. Ошибся.
Кошкин тяжело развернулся и побрел в бизнес-класс.
Может, все-таки позвать стюардессу? Что мне глоток «Хеннеси»? Трижды глотнуть все равно не дадут. Скажут, дорого. Может, попросту ввалить стакан молдавского? Или водки? Продержаться до Ганновера… К вам… К вам… А то начну заказывать одну за другой, тут мне и кранты! Нет, никаких заказов! Один большой глоток благородного «Хеннеси» и достаточно!
Мысль о большом глотке сильно согрела Кошкина.
Это понял даже Павлик, протянув желанную фляжку. Да и Катерина, и американец с интересом уставились на страждущего.
– Т-т-так выходит, что не Пахомыч он…
– Имеет право, – благодушно согласился Павлик.
Тема, которую он поднял в отсутствие Кошкина, казалась ему значительнее ночных наивных развлечений. «Дом! – вот о чем твердил он американцу. – В Мюнхене у нас дом. У нас с Катериной планы. Поглядываем в сторону твоей Америку. Совсем не освоенный континент, да? Но и там нам, Денис, понадобится большой дом. Понимаешь,
Американец понимал.
– Вот ты, говоришь, сбежал из Румынии… Нет, не из Румынии? – удивился Павлик. – Ну да, ты же говорил что-то про вырождение… Это Кошкин, небось, сбежал из Румынии. Тоже нет?… – еще больше удивился. – Тогда не грузи, помалкивай… Так ты говоришь, Денис, что есть на примете хороший дом?
Американец кивал.
Говоря о бизнесе, он чувствовал себя увереннее.
В России вообще-то трудно чувствовать себя уверенно. Если даже летишь в бизнес-классе с человеком, который пьет «Хеннеси» из горлышка.
Американец даже моргнул.
Он по собственному опыту знал, что планировать в России можно только теоретически. Вот сидит смуглый подтянутый человек в дорогом костюме от Армани и интересуется
– Я знаю большой дом, – подтвердил американец. – В Вест-Оранже. Час езды до Бродвея, если трафик складывается. Проезжаешь мост Венезано, слышали? Никогда не слышали? – удивился американец. – Странно… Пять спален, мастер-бедрум на первом этаже. Четыре ванные, пять туалетов… Нет, не во дворе, – удивился он странному вопросу. – Прачечная, само собой, ливинг рум высотой семь метров, просторная столовая с дубовым столом и дубовой стойкой. Офис- кабинет выполнен по специальному дизайнерскому заказу, – голос американца звучал торжественно, будто проповедь читал. – Полы паркетные. Вертикальные шторы. Кухня с камином. Бейсмент выполнен особо. Две гостевые спальни, мини-бассейн с холодной водой, джакузи, комната из кедра для хранения меховых и шерстяных вещей…
– Слышь, Катька! Из кедра!
– Участок пять акров, – продолжил американец. – Задний двор выходит в собственный лес. Там деревянная терраса, бассейн с подогревом, два гаража. Если всерьез заинтересуетесь, могу рекомендовать хозяину, – совсем дружелюбно закончил американец. – У него бизнес в Австралии.
– А цена дома?
– Пятьсот девяносто девять тысяч.
– Не рублей? – на всякий случай уточнил Павлик.
– Нет, не рублей, – тоже на всякий случай уточнил Дэнис. – Если покупаете такой дом впервые, могу рекомендовать юриста, имеющего много программ.
– Это как? – заинтересовался Павлик.
– Первый взнос – три процента. Покупка – без стоимости клоузинга. Наконец, если у вас плохой кредит или совсем нет кредита, можно получить моргидж. А саму покупку провести без проверки дохода.
– Без проверки? – обрадовался Павлик. – Слышишь, Катька? Моргидж и клоузинг! Туалет в доме. Не надо бегать на улицу!
– К вам… К вам…
– Чего тебе, Кошкин?
