Весь день Кристина была мила и внимательна к мужу. Но если бы он знал, какой ценой ей это далось! В доме царила тишина и покой – телефон Кристина предусмотрительно отключила.
После ужина Алан сел к камину, чтобы выкурить традиционную сигару, но вскоре почувствовал, что глаза его слипаются, и удалился спать.
Проснулся он оттого, что на лицо ему упал луч света. Было светло, и их уютная спальня была освещена ярким весенним солнцем. Алан было потянулся, но тут же вскрикнул от ужаса. Его как бы распяли – его руки и ноги были привязаны крепкими веревками к столбикам, украшавшим с четырех сторон их старинную кровать.
Он повернул голову в сторону, где обычно спала Кристина, но ее там не было. Алан решил, что на замок напали грабители, связали его, а жену и дочек увели в неизвестном направлении.
Сейчас они придут и будут пытать меня, требуя признаться, где я прячу кредитки и драгоценности, подумал он и задрожал от страха.
Дверь распахнулась. Но вместо грабителей на пороге спальни появилась Кристина. В руке она держала большие ножницы.
Она приблизилась к кровати, где лежал распятый Алан, и села в кресло.
– Здравствуй, муженек, – спокойно произнесла она. – Знаешь ли ты, что за инструмент у меня в руках?
– Нет, не знаю! – закричал Алан. – И вообще, что случилось?
– Этими большими ножницами шведские пастухи холостят баранов. То есть кастрируют их, – зловещим голосом проговорила Кристина и щелкнула огромными ножницами в воздухе, приблизив их к ногам Алана.
– Но при чем здесь я?! – завизжал он.
– А при том, мой милый, что, когда я это сделаю, ты перестанешь вожделеть все, что движется и дышит.
Алан почувствовал, что слова застряли у него в горле. Отложив страшное орудие в сторону, Кристина потянулась к столику, стоявшему позади, и взяла с него газету. Она развернула ее, встала, подошла к кровати и приблизила ее к глазам мужа.
– Читай! – приказала она.
– Но, Кристина… – умоляюще протянул он.
– Читай! – грозно повторила она.
С трудом шевеля губами, Алан начал:
– Все, достаточно! – скомандовала Кристина. – А теперь внимательно рассмотри эти фотографии.
И Алан с ужасом увидел: вот он облизывает обнаженную грудь блондинки в самолете, а вот лезет ей в шорты. На другой фотографии он гладит ее красивые ножки. А вот плотоядно облизывается, когда она кладет свою руку на его ширинку.
– Я не виноват! Это она, она меня соблазнила! Напоила и сфотографировала.
– То есть ты здесь ни при чем? – тихо спросила Кристина. – Тогда подавай в суд.
– Нет. То есть да, – пролепетал Алан.
– Значит, скоро сюда набежит толпа папарацци? Так, Алан? – Она пронзительно посмотрела на него. – И опозорят меня и моих дочек на весь мир.
Кристина резко встала, подошла к окну и увидела у ворот замка толпу репортеров.
– Уже набежали! – произнесла Кристина. Она повернулась к Алану. Лицо ее было бледным, глаза сузились от ярости.
– Но больше ты не будешь лазить девчонкам в трусы! Ты не захочешь теперь ни звезд, ни пастушек! Ни-ко-го! Ты будешь импотентом! – Кристина решительно подошла к постели, разрезала на муже трусы, а потом громко щелкнула ножницами в воздухе.
– А-а-а! – заорал Алан. – Спасите! Помогите! Кто-нибудь!
Когда дочки ворвались в спальню, они застали жуткую сцену: их отец лежал голый в постели со связанными руками и ногами и что-то мычал. А мать валялась на полу без сознания.
…Через две недели Алана Кроненберга перевезли из Центра психологической реабилитации в Упсале обратно в замок. После интенсивного курса лечения он стал тихим и спокойным, правда продолжал глотать горстями лекарства. Отныне Кристина Кроненберг могла быть уверена: муж будет любить только ее.
Прямо из аэропорта Хьюстона Джон, Дорис, Джессика и Анна отправились к доктору Деррингу.
Эдвард Дерринг произвел на женщин самое благоприятное впечатление: доктор был относительно молод, лет сорока, не больше. У него был очень внимательный и добрый взгляд. Руки крепкие, а пальцы длинные и гибкие, как у пианиста.
– Не волнуйтесь так, леди, сделаю все, что возможно, – сразу успокоил их доктор. – Я забираю вашу подругу. Будем держать связь через Нельсона, но при первой же возможности я разрешу вам свидание. Идемте, Анна!
Та испуганно повернулась к Дорис и Джессике.
– С Богом, Анна. Я буду молиться за тебя, – произнесла Дорис.
Женщины уехали, а Нельсон задержался в клинике.
Он позвонил Джессике на следующее утро.
– Все необходимые анализы уже сделаны. Сейчас Анна находится на операционном столе.
– О! – вырвалось у Джессики.
– Только не сходи с ума, а просто тихо молись. Эдвард сам позвонит мне по окончании операции, – сказал Джон и повесил трубку.
Она так и сделала – молилась. Но беспокойство только сильнее сдавливало грудь, и тоскливая, унылая пустота вновь холодком охватывала ее.
Через два дня Джон Нельсон подъехал к дому Армстронгов и вошел в сад, где, не находя себе места, мучались от неизвестности Джессика и Дорис.
– Почему ты не звонил, Джон?! Мы чуть не сошли с ума?! – закричала Джессика.
– А вы молились?
– Конечно! – хором ответили Джессика и Дорис.
– Хорошо молились? – уточнил Нельсон.
Они вскочили и подбежали к нему.
– Почему ты не звонил?! Отвечай немедленно!
– Я приехал, чтобы передать личное послание доктора. Он приглашает вас в клинику. Прямо сейчас.
– Что случилось? Что ты от нас скрываешь? – испуганно спросила Джессика.
– Об этом вам скажет сам Дерринг. А теперь переодевайтесь и идите в мою машину.
Пока женщины суетились в доме, Нельсон попросил садовника собрать букет самых прекрасных роз и положил его в багажник.
Палата Анны оказалась довольно просторной комнатой, выкрашенной в бледно-желтый цвет. Сквозь зеленоватые жалюзи в помещение проникало яркое техасское солнце. Анна лежала на