поминайте лихом.
Он развернулся и, не спросясь, пошел сквозь анфиладу комнат, мимо замерших в ужасе камер-юнкеров. А навстречу ему от крыльца несся крик: «Пожар! Пожар! Дровяной склад у храма горит!»
Сотник Холост с интересом обозревал содержимое небольшого фанерного чемоданчика, стоящего перед ним на столе.
– Маманя дорогая! Мечта детства! Набор «Юный налетчик»! Григорий Иванович, поймите меня правильно. Мне, конечно, безумно нравится ваш выбор, но ответьте мне, как человек, получивший хорошее сельскохозяйственное образование: зачем вам такое количество волын в одни руки? Маузер модели 1908 года – одна штука. Наганы офицерские российского производства – три штуки. Пистолет «штайер» – еще два экземпляра. Бомб системы Новицкого – шесть. Патронов немерено. Кроме того, – протокольным тоном продолжил он, – при досмотре чемодана обнаружены: пара белья, не путать с «парабеллумом», штаны фасона «летний вечер на Привозе», сорочка, условно белая, пиджак явно перешитый из чего-то, судя по ткани, недавно уворованного. Не густо. Офицерское удостоверение на имя подпоручика Смирнова. Так. Печать кустарно катали при помощи яйца. Шо ж вы так несерьезно!
Давешний подпоручик Смирнов недобро взирал на ехидного сотника, думая, что попадись он ему при других обстоятельствах… Но обстоятельства были именно таковы, с этим ничего не поделаешь.
Честно говоря, Григорий Иванович Котовский, легендарный налетчик из Бессарабии и не менее легендарный король побегов, не мог взять в толк, что же, в конце концов, происходит. У самого вокзала арестанта ожидал огромный мотор с императорским орлом на дверце. Садясь в машину, мнимый подпоручик решил было еще раз испробовать судьбу и кинуться в бега, но тут же получил такой удар по загривку, что мир в единый миг окрасился праздничными радужными цветами и тут же померк. Пришел в себя Котовский через несколько минут, когда его выволакивали из машины у ворот особняка, мало напоминающего здание государственного учреждения.
Теперь же он сидел перед чернобородым ротмистром, и тот неспешно внушал ему назидательным тоном, как любящий отец бестолковому дитяти:
– Григорий Иванович! Вы не в полиции и не в жандармерии. Можно сказать, что вы у друзей. Как я уже имел честь вам сообщить, то обстоятельство, что вы нынче здесь – моих рук дело. Ну и, конечно же, моих соратников. Не верите?
– А с чего бы мне верить? – пробасил Котовский.
– И то правда, с чего бы? – усмехнулся ротмистр. – Действительно, разве что-нибудь подтверждает выставленная на вас засада? А вот хотите, к примеру, я скажу, что за книгу вы читали перед отъездом в столицу?
– Сделайте милость, скажите, – ухмыльнулся бессарабский разбойник.
– Вы читали «Записки о партизанской войне» светлой памяти Дениса Васильевича Давыдова. Вы читали ее и невольно сравнивали успешные действия этого лихого гусара и свои, с позволения сказать, набеги. А поведать ли, почему к вам в руки попала именно эта книга?
– Да уж чего там? Говорите.
– Потому что отсюда у вас два выхода. Выход первый: вы в скорейшем времени возглавляете отряд сорвиголов, который отправляется в тыл врага на стыке германской и австрийской армий. Ваша задача – захват документов, уничтожение офицеров и генералов, подрывы складов с боеприпасами и продовольствием, угон лошадей, подрыв мостов и железнодорожных путей. В общем, дело, как видите, вам знакомое. С той стороны фронта вы сами себе голова, с этой – отчитываетесь только передо мной.
Второй же вариант: памятуя о ваших прежних многочисленных побегах и злодеяниях, принимая во внимание нынешний факт использования офицерской формы…
– Да чего перечислять-то? – Котовский хлопнул ладонью по столу и широко улыбнулся. – Согласен я.
– Честно говоря, не сомневался и рад, что не ошибся. – Чарновский протянул руку бывшему налетчику. – Надеюсь, сработаемся. Полные инструкции получите чуть позднее. А сейчас отдыхайте. Чувствуйте себя как дома.
Точно радуясь «часу потехи», на стене дробно зазвонил телефон.
– Сотник, развлеките гостя, – кинул Чарновский, подходя к дребезжащему произведению компании «Белл», и поднял трубку. – У аппарата. Что? Это серьезно? Да. Когда? Понятно. Спасибо.
Трубка вернулась на рычаг, и ротмистр повернулся к гостям, глядя на них обеспокоенным взглядом.
– Что-то случилось? – поспешил уточнить самозваный подпоручик, втайне опасающийся, что любое неожиданное известие может лишить его дело столь удачного исхода.
– Ерунда какая-то, – сжимая пальцы, промолвил Чарновский. – Звонил брат Виргилий. Распутин устроил в царских хоромах парад идиотизма с гиканьем и иллюминацией.
– Шо сгорело? – напрягаясь, поинтересовался Холост.
– Ты угадал, сгорел дровяной сарай у храма Феодора Стратилата. Но это ерунда. Хуже другое. Как говорится, есть две новости. Одна черт его знает какая, вторая – отвратительная.
– Давай уж с первой, – махнул рукой атаманец.
– Императрица завтра намерена отправиться в Соловецкий монастырь и провести там в молитвах, посте и покаянии кругом-бегом около двух месяцев.
– Ну че, хорошая новость. Без нее царь, может, на человека похож станет.
– Какой там станет? – Чарновский подошел к столу, открыл шкатулку красного дерева, инкрустированную мамонтовой костью, и достал оттуда кубинскую сигару. – Император завтра намерен отправиться в гости к дяде.
– К Николай Николаевичу, что ли? – уточнил Сотник. – К твоему папашке названому?
– К нему, будь он неладен! Пся крев! Еще столько всего сделать надо! Ему бы хоть недельку повременить. В общем, так. Григорий Иванович, располагайтесь! С этого часа бессарабский налетчик Котовский остается только в легендах, а на историческую сцену выходит штабс-капитан Котов. В отличие от той бумажки, которую вы постеснялись мне предъявить на вокзале, вы получите самые настоящие документы на это имя и звание. А теперь, простите, я спешу. – Чарновский взял под козырек и быстрым шагом направился к выходу. – Выезд завтра.
Едва успел он спуститься с лестницы, как вынужден был остановиться.
– Мишель! – раздалось с тем непередаваемым милым акцентом, с каким говорила лишь одна женщина в Петрограде, да, пожалуй, и во всей России. На площадке лестницы стояла Лаис, закутанная в теплую пуховую шаль и оттого трогательно похожая на продрогшего котенка. – Опять уезжаешь?
– Да, милая, я очень спешу! – Чарновский словно ненароком бросил взгляд на крупный диск наручных часов на широком кожаном ремне.
– Тебя почти целый день нет. Ты либо сидишь, зарывшись в какие-то бумаги, либо и вовсе убегаешь из дому. Я больше не интересую тебя?
– Господи, нашла время! – нахмурился ротмистр, понимая, что выяснения отношений не избежать. – Ну что ты, дорогая! Придет же в твою умную головку такая глупость?
– Ты раньше был нежен со мной, мы разговаривали. А теперь, когда ты привез меня сюда, я вижу тебя меньше, чем в прежние дни. Мне в этом огромном доме холодно, пусто и неуютно.
– Прости, но что поделаешь? Сейчас такое время. Идет война, а я все же офицер.
– Еще неделю назад тебе это не мешало, – с горьким упреком произнесла Лаис. – Мне страшно. Все так перемешалось. Жандармы, контрразведка. Сейчас ты привел в дом этого, с головой как колено, а он смотрит, как хищник. Я его боюсь. От него исходит тот же свирепый дух, что и от голодного льва.
«Это верно», – невольно усмехнулся ротмистр, но вслух заметил:
– Ничего не бойся, ты под надежной охраной. И этот человек – на нашей стороне.
Он поднялся к возлюбленной и крепко обнял ее, надеясь, что это снимет все накопившиеся вопросы. Однако не тут-то было. Лаис молчала чуть больше минуты, затем вновь заговорила:
– Любимый, ты обещал поговорить с полковником Луневым…
– Прости, еще не поговорил.
– Вы разве не виделись?
– Виделись. Но, честное слово, нам было совсем не до того. Если бы ты знала, сейчас такое разворачивается…
