сукном рабочий стол выпорхнула небольшая вырезка из свежего номера «Русской вести»: «Раскрытая контрразведкой агентура врага таится даже в Государственной думе».
«Что за ерунда?! – поморщился закаленный политическими баталиями государственный муж. – Кто-то опять хочет меня съесть. Ну, ничего, такая изюминка[16] им не по зубам!».
Он заглянул в конверт и увидел вложенную записку.
«Это важно, – гласила первая строчка послания. – Жду Вас через полчаса у моста с крылатыми львами, на Екатерининском канале. Эта встреча главным образом в ваших интересах».
«Ерунда какая-то! – Михаил Владимирович с силой вставил нож с костяной рукоятью в гнездо письменного прибора. – Это что же, шутка?»
«Сожгите немедленно по прочтении», – лаконично призывала небольшая приписка под требованием встречи.
«Что еще за тайны Лувра?»
Он встал из-за стола и, заложив руку за спину, подошел к окну. Сегодняшний день был полон неприятных сюрпризов. Сначала его известили о предстоящем отъезде главы Военно-промышленного комитета послом куда-то в Африку. Потом о нескольких арестах лиц весьма дельных и в высшей степени достойных. Только что ему донесли о странном происшествии в Александровском дворце Царского Села и о еще более странных эволюциях[17] в царском семействе. Отъезд из Петрограда императора и его супруги возлагал на него, как на председателя Государственной думы, немалую ответственность. Родзянко поднес к глазам газетную вырезку.
«…Таким образом, в Государственной думе не осталось ни одной партии, которая не была бы причастна к хитроумным планам австрийской и германской разведок. Теперь эта скверна будет выжжена каленым железом, что даст возможность нашей доблестной армии сокрушить оголтелого и коварного врага».
«Черт знает что! – председатель Государственной думы смял клочок газетной бумаги. – Хотелось бы знать, чьи уши торчат за этой гнусненькой атакой. Глупость? Или измена? Может быть, чернильная душа, накропавшая сию мерзкую статейку, попросту не понимает, что своими нападками подрывает веру народа в то святое, что должно стать маяком для России в этом веке? Нет, это не глупость! Это явная, сознательная провокация и надо дать ей достойный решительный ответ! Но, – Михаил Владимирович взял со стола исписанный торопливым почерком лист послания, – с этим-то что делать?»
Он еще раз прочел текст и поднес записку к свече. Получивший нежданное угощение огонек радостно вспыхнул, обугливая стремительно исчезающую надпись.
«Погода нынче вечером выдалась хорошая. Снег прекратился. И в самом деле, отчего ж не прогуляться? – В задумчивости он выдвинул ящик стола и устремил взгляд на отливающий никелем и перламутром браунинг с изящной монограммой на рукояти. – Взять, что ли? Да нет, пустое. Если это засада, вряд ли я успею им воспользоваться. А на всякий сброд хватит и трости».
Михаил Владимирович Родзянко, достойный потомок запорожских казаков, был человеком неробкого десятка и недюжинной физической силы. Прошедши в молодые годы службу в конногвардейском полку, он навсегда сохранил любовь к молодечеству и активным физическим упражнениям. Мало кто из окружающих знал, что трость, с которой председатель Государственной думы элегантно выступал по улицам столицы, весила около 20 фунтов[18] и при случае была грозным оружием против любого обидчика. Причем действовал ею Михаил Владимирович с отменной ловкостью.
– Кузьма Кузьмич, – Родзянко позвонил в колокольчик, вызывая камердинера, – подайте-ка мне шубу. Я желаю прогуляться.
Прапорщик Щеглов, шифровальщик штаба Юго-Западного фронта, вытер пот со лба и протянул стоящему рядом генералу от инфантерии расшифрованную телеграмму. С детства он с неприкрытым восхищением глядел на статных офицеров, прогуливавшихся по его родному Петергофу под руку с элегантными красавицами. С завистью взирал он на маститых генералов, убеленных сединами, увешанных таким количеством крестов и звезд, что порою казалось, будто едва ли не каждый день они совершают замечательные подвиги во имя Отчизны.
Столкновение с реальностью его сильно разочаровало. В первый же день войны он, студент третьего курса факультета российской словесности, пошел добровольцем сокрушать проклятых супостатов, надеясь успеть до окончания боев захватить вражеское знамя или уж, на худой конец, батарею противника. Однако фронту нужны были не только бравые командиры взводов, и через три месяца новоиспеченный прапорщик Щеглов был отправлен шифровальщиком в штаб фронта, корпеть над цифрами и закорючками.
– Поздравляю вас, М-михаил В-васильевич! Даю слово, я никому не скажу.
Генерал Алексеев еле заметно усмехнулся в усы и пробежал взглядом текст шифрограммы.
«ПОЗДРАВЛЯЮ ВАС НАЗНАЧЕНИЕМ ПОСТ НАЧАЛЬНИКА ШТАБА СТАВКИ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО ТЧК ПРИКАЗ УЖЕ ПОДПИСАН ЗПТ ПРОШУ ВАС ПОКА ДЕРЖАТЬ ЕГО СЕКРЕТЕ ТЧК ГОСУДАРЬ БУДЕТ СТАВКЕ ПОСЛЕЗАВТРА ТЧК ОН САМ НАМЕРЕН ОГЛАСИТЬ ВАШЕ НАЗНАЧЕНИЕ ТЧК БРАТСКИМ ПРИВЕТОМ НАЧАЛЬНИК ВОЕННО ПОХОДНОЙ КАНЦЕЛЯРИИ ЕИВ ГЕНЕРАЛ ЛЕЙТЕНАТ КНЯЗЬ ОРЛОВ».
– А шифровальщик-то у них в Походной канцелярии так себе. – Прапорщик Щеглов покрутил ладонью в воздухе, еще раз напоминая генералу о своем присутствии. – Ишь, «братским» с большой буквы написал, а ведь тут каждая буква дорогого может стоить.
Последняя фраза была услышана им не так давно в школе прапорщиков, и сейчас молодой офицер счел вполне уместным козырнуть ею перед высоким начальством, тем более что оное начальство пребывало в прекрасном настроении.
– Все правильно, мой мальчик. Все правильно. Ступай, ты принес хорошую новость, – блестя глазами из-за стальной оправы очков, промолвил генерал Алексеев.
Стоило шифровальщику скрыться за дверью, как расторопный адъютант его высокопревосходительства, точно по мановению волшебной палочки, возник в кабинете начштаба фронта.
– Ваше высокопревосходительство, генерал-лейтенат Мартынов прибыл. Вы его велели вызвать…
– Я помню, – кивнул генерал Алексеев. – Зови.
Он сел за стол и развернул перед собою потертую верстовую карту. Карта была трофейной и, увы, куда более подробной, нежели своя.
– Ваше высокопревосходительство! – послышался совсем рядом глубокий баритон с той интонацией, с какой обычно говорят люди волевые и полностью в себе уверенные. – Генерал-лейтенат Мартынов…
– Да полноте, Евгений Иванович, – махнул рукой начальник штаба. – Нам ли с вами козыряться? Присаживайтесь лучше, у меня к вам разговор имеется.
Генерал Мартынов не замедлил выполнить приказ начальника.
Уже несколько лет судьба была весьма неблагосклонна к этому отважному военачальнику. Внук солдата, получившего офицерский чин в швейцарском походе Суворова, сын офицера, он был одним из тех, к кому можно было применить строки Дениса Давыдова: «Я люблю кровавый бой, я рожден для службы царской».
Блестящий выпускник Академии Генерального штаба, автор многих работ по военной истории и стратегии, он отлично проявил себя в командных и штабных должностях во время русско-японской войны. Тогда он состоял начальником штаба 3-го Сибирского корпуса, который в ту пору возглавлял нынешний командующий Юго-Западным фронтом. В той неудачной для России войне корпус зарекомендовал себя прекрасно. И кузнецом его славы многие считали именно генерала Мартынова.
Карьера, открывавшаяся перед ним, казалась головокружительной: он был назначен начальником Заамурского округа отдельного корпуса пограничной стражи. В этой должности за считанные годы можно было стать миллионщиком. Но генерал-лейтенант Мартынов предпочел иной путь. Его доклады о злоупотреблениях местного чиновничества, о поставке в армию недоброкачественных продуктов и фуража произвели крайне негативное впечатление в определенных столичных кругах.
Состязания между председателем Совета Министров и щепетильным генералом привело к отставке последнего без пенсии и запрещением на три года занимать государственные должности.
Война дала Евгению Ивановичу еще один шанс. В самом ее начале он успел побывать в Сербии военным корреспондентом, а затем, когда России понадобились боевые генералы, Ставка вспомнила и о нем. Однако до сего дня он продолжал оставаться «генералом для особых поручений» при бывшем начальнике, что
