бесило его несказанно.
– Евгений Иванович, – начал генерал Алексеев. – Я помню вас по Маньчжурии как храброго и очень дельного офицера. Не стану от вас скрывать, что, невзирая на возвращенный чин, наверху вас по-прежнему недолюбливают.
– Взаимно, – на правах боевого товарища вклинился в речь начальника генерал-лейтенант Мартынов.
– Знаю, – кивнул Алексеев. – Но, Евгений Иванович, нам с вами здесь не до столичных политесов. Нам Россию защищать нужно. Вы, как я помню, внук простого солдата, мой отец тоже выслужился из рядовых. Да, впрочем, одни ли мы таковы? Вон, к примеру, Деникин или Корнилов. Вы же знаете Корнилова?
– Да, он служил под моим началом в Маньчжурии.
Алексеев молча кивнул и продолжил:
– Я просил дать вам дивизию, но в Ставке делают вид, что меня не слышат.
– Вы что же, вызвали меня, чтобы сообщить это? – с иронией поинтересовался Мартынов.
– Нет, – никак не реагируя на тон подчиненного, ответил генерал Алексеев. – Я вызвал вас для того, чтобы дать чрезвычайное поручение. Не особое, а именно чрезвычайное. Поручение непростое и, не скрою, довольно противного свойства.
Глаза Мартынова заметно сузились.
– Я вас слушаю.
– Сегодня будет объявлено о вашем назначении генерал-квартирмейстером штаба Юго-Западного фронта. Приказ об этом, оформленный по всем правилам, уже готов. Завтра в порядке ознакомления с позициями наших войск и противника вы должны будете отправиться на рекогносцировку на аэроплане. Ваша задача – оказаться на вражеской территории и попасть в плен к австриякам.
– Что?! – Генерал Мартынов резко поднялся со стула.
– Прошу вас меня дослушать, Евгений Иванович! – повысил голос Алексеев. – Вам надлежит не просто очутиться в плену, а без утайки изложить врагу ту диспозицию, которую я вам специально для этого сообщу. Причем выложить все в точности, ничего не забыв и не убавив. Вы человек известный, вам должны поверить.
– Порою для того, чтобы поставить мат, необходимо жертвовать ферзем, – догадываясь о сути задания, безрадостно, но твердо произнес генерал Мартынов.
– Я рад, что вы меня понимаете, Евгений Иванович, – должно быть, роняя с души немалый груз, вздохнул генерал Алексеев. – Подойдемте к карте. Смотрите, вы полетите здесь. – Начальник штаба указал карандашом на лесистый склон горы с зубчатой линией русских позиций. – Не волнуйтесь, вашим пилотом будет капитан Васильев. Он же позаботится, чтобы придать крушению аэроплана правдоподобный вид.
– Васильев? Это который совершил перелет Санкт-Петербург – Москва? – уточнил Мартынов.
– Он самый, Евгений Иванович. Прошу вас, сделайте все, что возможно. Остальное в руках божьих.
Председатель Государственной думы шел по набережной Екатерининского канала, небрежно помахивая залитой свинцом тростью, и вскользь, точно исподволь, разглядывая встречных прохожих, заснеженные дома и спешащие куда-то ночной порою экипажи. Кое-кто из встречных узнавал господина Родзянко и учтиво кланялся. Михаил Владимирович тоже любезно приподнимал бобровую шапку, чуть дольше обычного задерживая взгляд на лицах незнакомцев. Едва поравнялся он с мостиком, хранимым двумя парами грозных крылатых львов, как из подворотни дома Фогеля ему навстречу неспешно вышел офицер в бекеше и, ловко козырнув, спросил негромко:
– Не найдется ли огоньку, Михаил Владимирович?
Председатель Государственной думы полез в карман за спичками, попутно стараясь получше разглядеть неведомого курильщика. Света от фонарей и окон едва хватало, чтоб разобрать черты его лица. Однако рост, стать и нечто почти неуловимое в облике этого офицера казались ему смутно знакомыми.
– Мы с вами прежде встречались? – пряча меж ладонями огонек, тихо произнес председатель Государственной думы.
– Виделись, – негромко, под стать ему проговорил офицер. – На конногвардейских праздниках. К тому же я приятель вашего племянника.
– Павла? – с гордостью уточнил Родзянко.
Ему впрямь было чем гордиться. Племянник слыл одним из лучших в российской кавалерии наездников. Да что там российской! Три года подряд перед войной он завоевывал главные призы на скачках в Лондоне.
– Его самого, – кивнул конногвардеец и продолжил скороговоркой без какого-либо перехода: – Прошу вас, идите в Казанский собор. Я зайду туда вскоре после вас. Поверьте, вам необходимо знать то, что я намерен рассказать.
Произнеся эти слова, неизвестный затянулся, выпуская из длинной сигары ароматный дым и, склонив голову в знак благодарности, быстро пошел через мост.
Царствование императора Павла I было кратким, и немногое в Санкт-Петербурге напоминало о тех годах. Но если бы даже после него остался только Казанский собор, этот последний рыцарь Европы уже был бы достоин упоминания в истории архитектуры. В этом невиданном прежде Россией храме православный император, являвшийся к тому же Великим Магистром католического рыцарского ордена, пытался соединить обе эти ветви единого христианского древа. Замысел был невероятным, но удался с блеском!
Конногвардеец появился вновь под божественным сводом Казанского собора, как и обещал, через несколько минут, примерно четверть часа. Теперь Михаил Владимирович мог рассмотреть своего доброжелателя куда лучше, чем на улице. Запах ладана и звуки всенощной отчего-то мало вязались с обликом этого широкоплечего гиганта, да и он, пожалуй, чувствовал себя в стенах храма не в своей тарелке.
– Здесь теплее разговаривать, – чтобы разрядить обстановку, попытался пошутить Родзянко, – не правда ли?
– Я католик, – тихо выдохнул ротмистр. Теперь уже не составляло труда разглядеть его погоны. – Мне не полагается заходить в храмы иноверцев. Как, впрочем, и делать то, что я сейчас намерен сделать.
– Ну, хватит темнить, милейший. Чего вы хотите? – едва сдерживаясь, чтобы не повысить голос, произнес Родзянко.
– Прошу вас не подгонять меня. Я не какой-нибудь там шантажист. Мое единственное условие – сохранение секретности.
Председатель Государственной думы еще раз внимательно поглядел на собеседника. «Надо же! Он похож на великого князя Николая Николаевича. – Его губы тронула улыбка. – Экое занятное сходство».
– Хорошо. Даю вам слово молчать, что бы ни стало мне известно.
– Вы прочитали заметку, которую я вам прислал?
– Да. Какая-то истеричная благоглупость, – кивнул Родзянко.
– Это вовсе не благоглупость, как вы изволили выразиться, а умелые действия контрразведки. Действия, к которым я имею самое непосредственное отношение.
– Вы сделались контрразведчиком, ротмистр? – В голове Михаила Владимировича никогда не укладывалось, чтобы в ловцы шпионов подался офицер столь блестящего гвардейского полка. По его разумению, контрразведка оставалась жребием трудяг из артиллерии и армейской пехоты, но не кавалерии.
– А вы председателем Государственной думы, – тут же нашелся офицер. – Но оба мы остались конногвардейцами. Для меня полковое братство – вовсе не пустой звук. Кроме того, я полагаю тот путь, которым идете вы, – спасением для России, и очень не хотел бы, чтобы он пресекся столь нелепо. Однако к делу. Арест депутатов Государственной думы – не случайность. У каждого из них обнаружены крупные суммы фальшивых денег, полученные ими через подставных лиц от резидента австрийской разведки в Петрограде. Вы сами понимаете, что такой скандал грозит роспуском Думы. И не только роспуском.
– Этого не может быть!
– Может. Хуже того, дело именно так и обстоит. Но самое плохое заключается в том, что в вашем кабинете в сейфе лежит 20 000 фальшивых рублей австрийской работы. Две запечатанные пачки сторублевых ассигнаций.
Брови Родзянко удивленно поползли вверх. Ротмистр говорил чистую правду: в сейфе действительно
