Глава 16
Мудр тот, кто знает не многое, а нужное.
Людовик Толстый, не отрываясь, смотрел на вассала. Гийом – могущественный герцог цветущей Аквитании – принимал сюзерена с демонстративным почтением и той необычайной радостью, которую, по замыслу Карла Великого, обязан испытывать держатель земель при личном приезде своего повелителя.
Людовик с досадой ловил себя на мысли, что невольно любуется высоким, статным, хотя и немолодым, красавцем, слывущим первейшим трубадуром Южной Франции и признанным любимцем женщин. Праздники, которые вот уже неделю устраивал в честь приезда короля герцог Аквитании, дышали неподдельным весельем и тем задором, какой редко встречался на северном берегу Луары. Вино лилось рекой, звон струн не смолкал ни днем, ни ночью. Плясуны и жонглеры сменяли друг друга… Людовик прилагал все больше сил, чтобы подавить пожирающее его тайное недовольство. Он невольно подсчитывал, во сколько обходится Гийому Аквитанскому королевский визит, и понимал с неуемной тоской, что на золото, выброшенное вот так на ветер за одни только сутки, он – король Франции – мог бы целый год содержать тысячи брабантских наемников. Герцога же огромные траты, похоже, вовсе не заботили. Гийом был неизменно предупредителен и ласков с королем, что бесило Людовика более всего прочего.
Государь со всей отчетливостью понимал, что ему не в чем, при всем желании не в чем упрекнуть первейшего из своих вассалов. Но даже пожелай он предпринять что-либо против Аквитании, ничего, кроме недоуменной улыбки у окружающих, это скорее всего не вызвало бы.
Его родной Иль де Франс, обглоданный войнами, как мозговая кость бродячими псами, смотрелся небольшим пятном рядом с владениями аквитанских герцогов. Да и происхождением своим Гийом не уступал королю…
Перед началом путешествия в Аквитанию Людовик, как водится, затеял беседу с аббатом Сугерием о землях юга Франции и их правителе. Речь королевского советника текла плавной рекой вплоть до того момента, когда вопрос коснулся родословной герцогского рода. Тут Сугерий скороговоркой перечислил ближайших родственников Гийома и начал рассказывать о любви герцога ко всему прекрасному, будь то кони, украшения или же возлюбленные. Людовик остановил его и потребовал более подробного изложения.
Услышанное озадачило короля, словно в родном, знакомом с детства замке он узрел среди двора новую башню.
В незапамятные времена, когда дед Карла Великого герцог Карл Мартелл сокрушил наступающих сарацин в битве при Пуатье, большая часть Франции ликовала. Но не вся: арабы откатились к Пиренеям и укрепились там, полные решимости не пустить дальше грозного молотобойца. [52] Но Карл Мартелл и не думал штурмовать горные крепости, он пошел на хитрость. Пообещал местной еврейской общине, что в обмен на помощь в борьбе с арабами он позволит основать им в Южной Франции вассальное королевство. И в одно прекрасное утро множество сарацин попросту не проснулись. Остальные бежали в страхе.
Карл Мартелл сдержал слово, и в 768 году было провозглашено королевство Септимания. Государем его стал Теодерик из рода Меровингов. По матери он происходил из семейства Нарбоннской общины, ведущего свой род непосредственно от царя Давида. Ко всему этому он был женат на внучке Карла Мартелла, Альде.
При Карле Великом наследный принц Септимании, Бернард, занимал пост майордома и был зятем императора. В приданое он получил от Карла Великого титул герцога Аквитании, а вместе с ним и богатейшие земли от Эндра до Пиренеев. Таким образом, в жилах герцогов Аквитании текла кровь Меровингов, Каролингов, Давидидов… Ему, Людовику – потомку ничем особо не примечательного графа Гуго Капета, – о подобном происхождении можно было только мечтать.
Хуже этого, как, поморщившись, сообщил благочестивый аббат Сугерий, что по слухам, очень похожим на правду, и первый король Франции рожден не от Людовика Благочестивого, как значилось в официальном родословии, а от принца Бернарда Септиманского.
Пожелай только Гийом заполучить королевский венец – вмиг бы нашлись сотни, тысячи баронов, жаждущих обнажить меч для скорейшего достижения этой воистину справедливой цели. Но герцог Аквитании не желал присоединять к своим владениям Париж. Людовик догадывался, что в душе сей трубадур на троне ни в грош не ставит ни самого короля, ни королевскую власть, и это тоже бесило его несказанно.
– …Фортуна переменчива, мой государь. Земные богатства, власть, слава имеют куда меньше значения, нежели им принято уделять. Как писал мой отец:
Людовик с трудом скрыл досаду – уж меньше всего герцогу Аквитании пристало говорить о тайном подарке феи. И без того сказочные богатства его вызывали у окружающих неприкрытую зависть. Людовик обдумывал, что ответить, когда на тянущуюся вдоль речного берега колоннаду, по которой не спеша гуляли король со своим первейшим вассалом, вбежала девчушка лет пяти- шести, с длинными золотистыми локонами, обрамлявшими удивительно гармоничное прелестное личико.
– Папа, папа! Эгре говорит, что поедет с тобой на охоту, а я нет! – Девочка припала к руке герцога. В этот момент она увидела, что отец не один, и, не забыв поцеловать его руку, присела в церемонном поклоне.
– Добрый день, Элеонора, – глядя на очаровательного ребенка, сказал король.
– Я не Элеонора! Я – Алиенора! – живо возразила кроха. – Мое имя происходит от латинского alien, что означает «иной».
Людовик Толстый огорченно вздохнул, вспоминая оставленного в Париже сына. Тот был немногим старше маленькой красотки, но, по утверждению наставников, успехи его в латыни, греческом, да и всех прочих науках оставляли желать лучшего.
– А еще Эгре сказал, – без запинки тараторила Алиенора, обращаясь то ли к отцу, то ли к его гостю, – что сын короля Франции – мой будущий муж.
Король удивленно поглядел на хозяина дома, погладил по голове не по возрасту смышленую собеседницу и ответил, вымученно улыбаясь:
– Может быть, очень может быть.
– А он умный?
– Да… – утвердительно кивнул государь.
– А он Вергилия читал? А моего деда – графа Пуату? А Серкамона?
Людовик Толстый прикусил губу и молча кивнул. Досада сменилась глухой обидой. Он закрыл глаза, представляя своего несмышленого долговязого сына, только и знающего, что читать молитвы. Увы, Людовик-младший мало подходил этой не в меру разумной малышке, но владения от Эндра до Нижних Пиренеев…
«Бог даст, и мальчик станет хорошим королем».
– Иди, Алиенора, иди, – догадываясь о причине молчаливости гостя, Гийом Аквитанский подтолкнул дочь к выходу. – Скажи брату, что я возьму на охоту вас обоих.
Часом позже король Франции, задыхаясь от гнева и излишней тучности, ходил взад-вперед по отведенным ему дворцовым покоям.
– Это невыносимо! Я должен возвращаться в Париж. Я чувствую себя деревенщиной, приехавшим в столицу к богатым родичам! Что ж, пусть он знатнее меня и не считает каждую монету, но я – король! И я незамедлительно желаю отправиться туда, где это ни у кого не вызывает сомнений.
– Но следует окончить разговор о брачном союзе, – урезонивал его аббат Сугерий.
– Мне этот договор – кость в горле! – выходя из себя, закричал Людовик, но тут же смолк, осознавая глупость брошенных в ярости слов. – Что слышно из Парижа?
Аббат Сугерий тяжело вздохнул:
– Увы, новости не радуют.
– Очередной мятеж? Кто на этот раз?
