– Мне тут, Мотря, сон дурной приснился, – оставшись наедине с нареченной, поведал наследник Боклерка. – Ночью, в самую полночь. Как преклонил голову, так словно и провалился. И привиделось мне, будто гощу я у батюшки в подводном тереме. А батюшка все плачет да убивается, и слезы льет великие. И уж столько тех слез, что всю округу залило, венцы колоколен едва виднеются. Я батюшку утешить пытаюсь, а никак не выходит. Да и того пуще. Чувствую – уже сам захлебываться начинаю. Поплыл я, погреб, вдруг глазом кинул: в небе белого сокола коршун черный, и вороны остроклювые терзают, на куски рвут. А мне-то ему и помочь нечем. Ни лука, ни стрел. Все в терему осталось. Я как уразумел, что оружия при мне нет, так враз и прокинулся. Чую – дурное сулит такой сон. А об чем – сказать не могу.
– Мне тоже неведомо, – выдавила Матильда. – Да и недосуг нынче о том мне размышлять. Во лбу и в затылке будто огнем горит. Не обессудь уж, мой господин, нынче я тебе не в помощь.
Мстислав задумчиво поглядел на красавицу:
– А и ладно. Пойду Георгия Варнаца спрошу. Может, он знает.
– Мудрость твоя безгранична, – скороговоркой ответила королева. – А сейчас прости, я желаю отдохнуть от тяжких дум.
Король нахмурился, покачал головой и направился к двери. Выждав, пока он уйдет, Матильда вскочила со стула и бросилась в коридор.
– Моя повелительница, – медлительный мажордом шествовал навстречу ей, торжественно неся перед собой жезл как знак высокого сана. – Бароны размещены и ждут вашего приказа.
– Где! – крикнула Матильда.
– Где размещены?
– Где граф Анжуйский?
– Я видел его у ворот…
– Скорее! – вскричала королева, и в ее тоне было что-то похожее на тон неистового отца. – Верните его!
– Верный слуга моей госпожи, – испуганный мажордом повернулся и зашагал в обратном направлении.
– Верните его! – тихо и жалобно произнесла Матильда. – Прошу вас, верните!
Дон Вальтарио склонился перед блистательной Никотеей, и она лучезарной улыбкой ответила на его приветствие.
«Просто замечательно, – делая шаг навстречу рыцарю, подумала севаста. – Я как-то забыла, что он носит этот нелепый плащ со знаком крестоносцев бесноватого аббата Бернара. Как раз то, что нужно!»
– Друг мой, – произнесла она столь нежно, что сердце доблестного рыцаря поневоле забилось часто- часто, – ты не представляешь, как я рада тебя видеть. Воистину, судьба и впрямь благосклонна ко мне, коль возвращает то, что дорого мне.
– Я смущен вашей речью, прекрасная герцогиня.
– Отчего же? Мои слова правдивы и не таят подвоха. В тот злополучный день, когда вероломная Мафраз попыталась отравить милую королеву Матильду, в тот ужасный день, когда я была вынуждена бежать, чтобы спастись от скорого и беззаконного суда, более всего я жалела о том, что расстаюсь с такими преданными друзьями, как ты и Симеон Гаврас. Теперь же судьба вернула мне и Симеона, и тебя.
– Симеон Гаврас здесь?!
– Да, он недавно приехал на турнир. И… – голос Никотеи вдруг обрел тревожные нотки, – похоже, здесь ему угрожает большая опасность. Он сам засунул руку в осиное гнездо.
– Неужели? Уж конечно, он не мог поступить бесчестно.
– О нет! О бесчестье речи не идет! Нелепая случайность. Но теперь на турнире Симеона ждет поединок с герцогом Баварии Генрихом Львом. А это воистину непобедимый воин.
– Прямо сказать, и Симеон весьма неплох.
– Глупец, кто усомнится в этом. Но вот беда: наш милый друг Симеон всерьез и, как мне кажется, не безнадежно влюблен в невесту герцога – прелестную Адель. А зная благородную душу его, рискую предположить, что он скорее даст убить себя в схватке на боевом оружии, нежели позволит толпе зевак судачить, что поразил суженого возлюбленной своей, только б обладать ею. Прямо сказать, я очень тревожусь за него, – Никотея вздохнула, – однако неизменна моя надежда и вера в доброту Господню. Всевышний найдет способ избавить благороднейшего из своих мужей от столь нелепой и глупой погибели.
– Я столь же верую в милость небес.
Никотея улыбнулась суровому рыцарю, понимая, что пущенные ею стрелы попали в цель.
– Но я хотела посоветоваться совсем о другом, – подходя очень близко к графу Квинталамонте и давая ему возможность вдыхать аромат пряных благовоний, проворковала ромейка. – Вы, как я понимаю, теперь из Британии?
– Да.
– По прошествии времени, я думаю, всем уже стало достоверно известно, что негодяйка Мафраз входила в тайную секту убийц-ассасинов. Я бы хотела восстановить прежние добрые отношения с кесарем Мстиславом, или, как его нынче именуют, королем Гарольдом. Я всегда питала к нему родственную любовь и рада буду с сестринской любовью приветствовать королеву Матильду, дабы не осталось между нами никаких недомолвок и злобы. И клянусь святым крестом, – Никотея будто невзначай положила свои тонкие пальчики на алый крест, нашитый поверх белой орденской котты графа Квинталамонте, – если Господу будет угодно сделать меня императрицей, я с радостью помогу Гарольду и Матильде вернуть земли Нормандии, отторгнутые коварством злобного обжоры Людовика Французского. Я прошу тебя, Вальтарио, как старого преданного друга: сразу после турнира возвращайся в Британию. Убеди короля Гарольда, убеди мудрого отца Георгия, что наш союз станет залогом мира и процветания как Империи, так и Британии!
– Я не премину сделать это.
– Вот и прекрасно. – Никотея снова улыбнулась так обворожительно, что граф едва удержал глубокий вдох. – А теперь прошу тебя – иди и хорошо отдохни перед турниром. На ристалище будет немало достойных соперников. Особо же – Генрих Лев.
Она, придерживая Камдила под локоть, подвела к самой двери, открыла ее и удивленно воззрилась на место, где должен был стоять свирепый цербер ее стражи.
– Прошу извинить, милый граф, у меня дела. – Герцогиня Швабская наградила «старого друга» еще одной улыбкой и, дождавшись, когда он уйдет, хлопнула в ладоши. – Стража! – Затем, чуть помедлив, крикнула погромче: – Эй, стража!
Громоздкого вида часовой появился из-за поворота. Как показалось Никотее – из небольшого чуланчика, где обычно хранились свечи. Он бежал к госпоже, на ходу поправляя сбившуюся набок одежду.
– Где тебя носит, негодник? – строго произнесла герцогиня.
– Прошу извинить, моя госпожа, – изображая полнейшее раскаяние, пробасил верзила. – Брюхо подвело, совсем невмоготу было!
– Брюхо подвело? – Никотея втянула воздух. Ноздри ее затрепетали. – Тогда почему, бездельник, от тебя пахнет мускусом?
Глава 23
Плечи, лишенные головы, не нуждаются в эполетах.
Рев на городской площади становился все громче, и Гарри уже не мог перекричать ликующую толпу.
– Бочку, бочку катите! – проорал кто-то, и этот вопль был подхвачен десятком голосов.
Тотчас ворота ратуши широко распахнулись, и охваченные порывом горожане выкатили из винного погреба огромную бочку, ждавшую вино нового урожая. С дружным выдохом исполнители народной воли поставили бочку, и Гарри, ухватившись за ее кромку, подтянулся, чтоб перебраться из седла на импровизированную трибуну.
– Слушайте меня, добрые люди! Слушайте, что буду говорить я – Гарри ап Эдинвейн, потомок славного Эдинвейна, сына Брадвена! Настал час, который предвещали наши пращуры! Настал день и настал час, избавитель пришел к нам из-за моря, пришел по воде без корабля! Ступил в страну нашу, не затронув ничьей земли! Не желает он ничего, кроме Истины и Спасения – для вас, для каждого! И знамя, что
