Шея воспитательницы покрылась пунцовыми пятнами. Какурина нервно затеребила белый воротничок. Боится, отметила Карина. Не мучается угрызениями совести — опасается неприятных для себя последствий.
— Интересно, у вас тут во всем садике бардак или только в вашей группе? — с жестокостью молодости, не желающей сдерживать чувства, продолжила Карина.
Ада Михайловна дернулась и взвизгнула неожиданно злым тонким голосом:
— Бардак?! У нас тут порядок идеальный был, пока всякие не появились!
Из глаз воспитательницы фонтаном била ненависть: приходится оправдываться перед каждой шмакодявкой с корочкой журналиста. Но что делать?! Иначе эта шмакодявка настрочит отвратительный пасквиль и надолго лишит ее, Аду Михайловну, покоя, а возможно, и средств к существованию.
— Этот мальчик, будет вам известно, всех тут замучил: и детей, и нянечек, и даже директора! Пле-вал на нас! Что смотрите? В прямом смысле, не в каком-то там… Что не понравится — прямо в лицо норовил. Кричал, по полу катался.
Вы бы посмотрели! Такое ощущение, будто только что из джунглей вылез или еще из какого места. Все спят, а он машинки катает. Заниматься не упросишь. 'Не пойду! Не буду!' — это все слова, которые Ванечка знал, кроме 'Хочу!'. Он, конечно, привык в частном садике. Там, что ребенку в голову взбредет, воспитатели бегом выполнять бросаются. А у нас — извините. У нас — режим, программы — учебная и воспитательная.
Ада Михайловна просто тряслась от возмущения. И Карина на несколько секунд даже испытала сочувствие по отношению к полной уже немолодой женщине, которую пытался «построить» шестилетний засранец.
— А почему же его родители из частного садика к вам перевели? — Девушка растерянно оглядела, нуждающиеся в покраске облезлые стены.
— А вы их спросите! — огрызнулась воспитательница, но тут же сама ответила:
— Николай Иванович захотел. Ему, видите ли, в голову заскочило: сын в народе должен вырасти. Я, мол, сам из простой семьи. В общем, с жиру бесился.
Это сама Лариса Рудольфовна говорила. Она-то хотела сына в «Элите» оставить, но желанию мужа подчинилась. Так Ванечка здесь и оказался.
А Николай Иванович сразу садику спонсорскую помощь оказал — мебель для игровой комнаты купил. Вот мы и терпели мальчика из народа…
Здесь Ада Михайловна неожиданно замолчала. То ли в ее мозгу вспыхнул предупреждающий сигнал: о человеке, облагодетельствовавшем «Сказку», нельзя говорить плохо, то ли она вспомнила, что и спонсор, и его сын мертвы, а значит, их ожидает уже совсем иной суд. А, может, выпустив пар, опамятовала: с кем языком треплешь? Не с хорошей знакомой — с жур-налист-кой! Хотя корреспондентка ничего не царапает в блокноте, не тычет ей в лицо диктофон, глаза смуглянки горят, как у охотника, подстерегающего дичь, и, без сомнения, каждое неосторожно оброненное слово пускает корни в черноволосой головке. Какурина прищурила глаза и неожиданно сказала:
— Кстати, я не видела ваше журналистское удостоверение.
— Сейчас-сейчас, — Карина полезла в карман джинсов. — Ах! В машине осталось. Подождите минуточку, я вернусь, и мы договорим.
Девушка пулей выскочила из садика, пересекла дорогу и свернула за угол. Здесь в машине ее ждал Андрей. Отдышавшись, Карина приступила к докладу. Мужчина слушал внимательно, не перебивая, но… совершенно бесстрастно. Великоцкой показалось, что откровения воспитательницы несильно интересуют его. Несколько раз Карина даже возвысила голос, пытаясь пробить глухоту напарника. Лишь дойдя до показаний Дани Уфимцева, девушка запнулась. Говорить или не говорить Андрею, что сказал своему приятелю Ваня, отправляясь на встречу с собственной смертью? Нет. Надо обойтись без купюр, все-таки решила Карина. Мужчина на фразу малыша о старом друге отца не отреагировал никак. А когда девушка выложила и про Нерона, в задумчивости застучал пальцами по рулю.
— Мальчик шел к человеку, которого знал, — подытожила Великоцкая.
— Необязательно, — возразил Андрей. — Кто-то передал ему привет от друга отца. Когда?
Возможно, позвонил вечером домой… или утром дождался прогулки детсадовцев, — мужчина кивнул на липовую аллею. — Предложил Ванюшке сбежать во время тихого часа. Пообещал что-то… А имя… Убийца мог назвать любое: привет от дяди Степы, от дяди Сережи…
— Но сказал-то он неизвестно что: дядя Нерон.
— Так утверждает Даня. Он просто… перепутал слова.
— Не знаю, что он мог перепутать. Мне одно ясно: убийца из окружения твоего друга! — : выпалила Карина и снова испуганно замолчала. После минутной паузы тихо спросила:
— А ты… ну… мальчик тебя хорошо знал?
Андрей повернулся к девушке, и усмехнулся:
— Нет. Я никогда не видел его.
Карина слегка покраснела и нахмурилась. Ей не понравилась усмешка этого типа. Вообще для своего плачевного положения он ведет себя слишком уж самоуверенно и нагло. Мог бы повнимательнее относиться к своей единственной помощнице. Ему и в голову не пришло поинтересоваться, не испугалась ли Карина, когда воспитательница потребовала у нее удостоверение. Он и не подумал поблагодарить девушку за блестяще проведенный допрос. По существу, в очередной раз начхал на нее.
Карина надула губы и процедила:
— Я есть хочу.
Девушка надеялась, что Андрей напомнит ей о завтраке, от которого она, несмотря на уговоры Никифоровны, отказалась, и тогда можно будет начать никуда не ведущий, сдобренный укорами, изматывающий спор. В словесной борьбе у Великоцкой — 'черный пояс'. Тут ее Андрею не одолеть.
Однако мужчина, обманув ожидания девушки, состряпал озабоченную мину:
— Извини, прошляпил.
Карина разозлилась еще сильнее. Ну, конечно! Обед — дело важное. Ее душа, чувства — пустячки, а вот желудок — совсем иное. Как этот субъект засуетился: надо срочно подзаправить девушку, а то она повалится и не сможет больше помогать ему в преступном расследовании.
Андрей купил им по паре чебуреков и по стаканчику кофе.
— Какая гадость! — прошипела Карина, принимая промасленный сверток. — ?Кир, перец и чеснок!
Мужчина окинул рассеянным взглядом налитую соком фигурку девушки:
— А у тебя что, желудок больной?
— Пока нет! Но от такой гадости обязательно заболит!
— А по-моему, вполне съедобно. — Андрей уже за обе щеки уплетал свою порцию. — Не хочешь — я съем и твои.
Карину так и подмывало сунуть ему лоточную отраву: на здоровье! Но благоразумие взяло верх.
Тяжело вздохнув, девушка принялась за еду. Потом долго, старательно терла бумажной салфеткой жирные пальцы, повторяя про себя: 'Как же мне все это надоело! Как же осточертело!..'
Андрей смотрел в окно машины и о чем-то напряженно думал.
— Что дальше? — Карина поспешила вопросом разорвать густеющую тишину. Девушка не любила, когда Андрей вот так грустно молчал.
В такие моменты Карина особенно остро чувствовала свое одиночество, страх поднимал звериную голову, а разум принимался выдавать одно за другим нехорошие предсказания.
— Навестим-ка мы милую Люду.
— Стерву рыжую, — уточнила Карина.
Мужчина кивнул.
— Но у нее менты, наверное.
— Навряд ли Осадчий похвастался им, что сболтнул лишнее. Хотя, конечно, от этого козла всего можно ожидать. Ладно. Попытаемся.
Андрей пристроил машину недалеко от дома, в котором когда-то его бывший друг купил любовнице квартирку. Мужчина уткнулся в газету, а Карина уставилась в окно. Ее глаза искали среди прохожих рыжую
