того самого Альфонса, которому сидеть там до вечера. Постучаться бы туда по-наглому! Кто дверь откроет, тому в глаз, а потом все само пойдет…»
Он представил себе эту заманчивую картину и невесело усмехнулся: мечтать, конечно, не вредно. Но и не полезно.
Ничем другим «новеньким» обстановка не порадовала, разве что караул в выездных воротах теперь был усилен еще тремя солдатами. У одного из них на плече висел противотанковый гранатомет. Офицер с усами «а-ля Саддам» развалился на раскладном креслице, а солдаты стояли кто как, в основном в тени, прислонившись к стенам въездного проема.
«Уважают, — отметил Корсар — Или уже догадались, где я сижу? Нет, вряд ли. Чтобы выковырять меня, безоружного, из этой чертовой духовки, гранатомет не нужен. А к вечеру, похоже, и выковыривать не придется, а под локотки выносить…»
Словно в издевательство, прямо перед перископом с потолочного бронелиста свисал на коленчатой ножке небольшой вентилятор. Корсар добросовестно заставлял себя не смотреть на него и все-таки то и дело возвращался взглядом к маленькой кнопочке на его пластмассовом боку. И через несколько минут он не выдержал.
«Блин! В конце концов, я что теперь тут, испечься должен? Да и кто услышит звук вертушки через броню, через закрытые люки!»
Палец летчика решительно ткнул в кнопку, но лопасти остались неподвижными.
— Твою мать! — с ненавистью выдохнул Корсар. Конечно, все правильно — не будет же стоять машина на ремонте со включенной электрикой…
«Хорошо, — постарался успокоиться он. — Предположим, если бы это был „жигуль“ какой-нибудь, надо было бы сначала зажигание включить. Ключом. Или впрямую провода замкнуть — правда, тогда первым, что заработает, будет сигналка. Здесь вряд ли все так сложно и должен быть не ключ, а просто какой-нибудь тумблер, и будем надеяться, что без сигнализации».
Корсар глянул на приборную панель — и справа, и слева от рычагов управления разнообразных переключателей было штук двадцать, а пояснительные надписи даже если и были, то давно уже стерлись.
Чем-чем, а глубоким знанием гусеничной техники Корсар похвастать не мог. Был бы это самолет — другое дело, но транспортер, да еще польский — пришлось действовать наобум. Корсар пересел на водительское сиденье и начал щелкать всем подряд. Включить какие-нибудь фары или сирену он не опасался: а как чего включишь, если тока нет? А каждый последующий тумблер он старался аккуратно переставлять в прежнее положение.
С каждым новым щелком переключателей Корсар злился все больше и больше — как же! Размечтался! Здесь небось и аккумулятора-то нет! Но десятый или двенадцатый по счету тумблер все-таки привел к желаемому результату: на приборной доске неведомо зачем вспыхнула подсветка, а вентилятор тихонько, словно сквозь зубы, взвыл и принялся перемешивать душный воздух. Корсар блаженно откинулся на сиденьице и счастливо улыбнулся, а затем и удивился сам себе:
«Вот ведь странно человек устроен! Сижу, можно сказать, в дерьме по уши, что дальше — полная темень, но вот включил ветерок, и рад, как ребенок мороженому».
Он поерзал, пытаясь устроиться поудобнее, и вдруг в какой-то момент услышал новые звуки, почти неразличимые на фоне шуршания вентилятора. Корсар повертел головой — сначала звуки перестали быть слышны совсем, а потом, когда он повернулся в другую сторону, вновь появились. Он наклонился и вскоре обнаружил источник: маленькие наушники на непропорционально толстом «военном» проводе лежали между двумя сиденьями. Вскоре обнаружилась и радиостанция, которая оказалась лет на десять моложе самого транспортера и поэтому была посажена не на штатное место, а просто наскоро приспособлена в какой-то паз на задней стенке.
Вернее, это не было рацией в полном смысле слова, скорее беспроводная переговорка с раз и навсегда установленными каналами, да и самих этих каналов было тоже — раз-два и обчелся. Вспыхнувшая было у Корсара надежда как-то связаться со своими угасла, но тем не менее он пристроился так, чтобы видеть в перископах происходящее снаружи, надел наушники и принялся слушать, о чем говорят «воины пустыни». Вдруг удастся услышать что-нибудь полезное?
Отрывистые фразы, короткие доклады — половина радиообмена велась по-английски, и слышимость оказалась вполне пристойной. К удивлению Корсара, о «сбежавшем гангстере» не помянули ни разу — то ли информация была секретной, то ли ловцы общались на каких-то других частотах. Здесь же разговаривали между собой какие-то водители, какие-то снабженцы, что-то кому-то должны были привезти и все никак не везли…
«Небогато, — оценил Корсар улов, когда, в очередной раз переключив канал, наткнулся на темпераментную арабскую речь. — Из этого каши не сваришь».
Оставалось сидеть, ждать вечера и ночи. Вентилятор по-прежнему гнал струйку относительно свежего воздуха, сидеть на командирском кресле было почти удобно, а в призмочках перископов продолжала виднеться уже привычная картина: патруль в воротах и броневик посреди двора. Корсар потянулся, насколько получилось — не лимузин все-таки, — и пробормотал под нос:
— Ну чем не санаторий?
Ирония — иронией, но Корсар и на самом деле почувствовал, как нервное напряжение постепенно отпускает его.
«Это и хорошо и плохо, — думал он. — Хорошо — потому что никто и никогда не сможет долго держаться во взвинченном состоянии. Тем более я, после предварительной-то обработки. Но если сейчас накатит расслабуха, а в следующую секунду придется подпрыгнуть и куда-нибудь бежать? Тоже не дело…»
Однако реакция организма брала свое, и вскоре Корсар понял, что в любом случае достаточно резко «подпрыгнуть и бежать» у него не получится. Откуда-то вылезла боль в руке, которая до сих пор не напоминала о себе, поврежденный глаз под повязкой вдруг заныл, как в первые дни после операции, да и вообще, общее свое состояние Корсар сейчас бы оценил на тройку с минусом.
«Правильно. Так себя, наверное, двигатель после чрезвычайного режима и чувствует. Но у меня есть одно преимущество: мой движок умеет сам себя в порядок приводить. Вот и пусть приводит».
Для полной иллюзии санаторной жизни не хватало мелочи — официантки с обедом на подносе. Корсар прислушался к своим ощущениям и неожиданно понял, что прямо-таки умирает от голода. То есть он, конечно же, знал, что без особого ущерба для организма может поголодать еще денек-другой, но бурчать в животе от подобных успокоений не переставало. Чтобы отвлечься от этого, Корсар вновь напялил на голову наушники и принялся вслушиваться в переговоры, словно от них бог весть что зависело. Когда голоса замолкали, в сотый раз разглядывал в перископы двор-площадь.
Так прошло еще около часа или двух — трудно было сказать. Корсар уже запомнил имя дежурного мастер-сержанта, был в курсе, что сегодня на ужин в солдатской столовой и во сколько придет цистерна с питьевой водой. Полюбовался и на красавца Джафара, который быстрой походкой пересек двор в сопровождении двух автоматчиков. Судя по тому, как почтительно расступилась застава в воротах, араб был здесь большой шишкой. Тень от стены медленно удлинялась, и это значило, что время все-таки идет. Или, вернее сказать, ползет…
Замолчавшие было наушники вновь подали голос. Корсар слушал вполуха, но вдруг в разговоре прозвучало знакомое название.
— Транспортный контейнер под второе «Желтое пламя» был доставлен еще утром. Почему до сих пор ничего не готово? — возмущался кто-то начальственным басом.
Корсар не удивился: если здесь учебный лагерь, то радиоуправляемая мишень «Желтое пламя» вполне может входить в состав оборудования. Достаточно универсальная, способная имитировать и крылатую ракету, и самолет — он и сам несколько раз управлял такими, пока другие летчики на своих «Су» гонялись за ними, условно «сбивая» каждую по несколько раз.
Получается, «Желтое пламя» популярно не только в российских частях? Он поплотнее прижал ухо к пластику.
— Да, да, погрузка идет, — отвечал новый голос. Говорил он со странно знакомым акцентом — не русским, но все равно знакомым.
