Вернее, я любила в тебе себя. Ты поймешь… Не обижайся, слышишь! Я приказываю тебе не обижаться!..»
Теперь он вспомнил: Аня пришла на вокзал проводить его. За несколько минут до отхода поезда она хотела что-то сказать, но потом раздумала, обещала сразу же написать. Письма он не получил, да и не мог получить, потому что, когда они с матерью приехали в Минск, на город уже падали бомбы.
— Так какая ж будет ей цена? — вернула его в реальный мир старушка. — Мне деньги, ой, как пригодятся! Они, правда, никому не лишние, но раз уж мне такая фортуна мигнула…
— Цена? Ах да, цена…
Он поспешно ответил на ее вопрос и вновь нырнул в свою юность.
«Что она нашла во мне? Что?»
Этот вопрос Григорий Александрович задавал себе и раньше, когда был просто Гришей. Ребята в классе тоже поражались: что она в нем нашла? Слабак, тихоня, ни тебе в футбол, ни на лыжах. К тому же еще и трус. Погоди, как она написала? «Любила в тебе себя…» Ну что ж… Так оно, наверно, и было. Это не эгоизм. Или какой-то особый эгоизм. Эгоизм Пигмалиона…
С чего все началось? Он тут же вспомнил, где и как состоялось их знакомство. И как только вспомнил, почувствовал, что краснеет. Даже сейчас, через столько лет, Григорий Александрович не мог без стыда вспоминать о том уроке физкультуры. Как ни крути, а его не обойдешь, из песни слова не выкинешь!
Аню привели в их класс в середине учебного года. Последним уроком в тот день была физкультура. Валерка Шилов тоже, наверно, долго помнил этот урок.
Валерка Шилов… Сколько раз, лежа в кровати, по ночам Гриша Боровой стирал своего обидчика в порошок, выставлял на всеобщее осмеяние! Какие победы над ним одерживал! Валерка проделывал с ним то же самое. Только не в мыслях, не во сне, а самым что ни на есть натуральным образом.
Он везучий был, Валера Шилов. И сильный. И смелый. Все у него само собой получалось. Никаких кружков, спортивных секций Шилов никогда не посещал. А быстрее него в классе стометровку никто не пробегал. На лыжах равного ему во всей школе не было. Гроза вратарей — тоже он. Валера и учиться мог бы лучше всех. Но тут само собой не получалось, требовалось иногда и попотеть, а потеть он не хотел, да и не умел.
А Гриша Боровой умел, потому что до пятого класса переболел всеми известными и неизвестными медицине детскими болезнями и, конечно, пропускал гораздо больше уроков, чем посещал. Что ему оставалось делать? Только одно — догонять! Учиться самому! Вот он и привык. А когда болезни кончились, отвыкнуть уже не смог. Да и, по правде говоря, ему уже не очень хотелось отвыкать. Поэтому и знал побольше, чем другие ребята. Этих-то знаний и не мог ему простить Валера Шилов. Как уж только он не изощрялся, чтобы унизить его! Наверно, дай Гриша хоть раз отпор, Валера бы отвалился. Но о сопротивлении самому Шилову у Борового даже мысли не было! Если бы эта мысль нечаянно забрела в его голову, он бы умер от страха.
Больше всего неприятностей приносили Грише уроки физкультуры. Их Шилов использовал на полную катушку.
На том уроке мальчики прыгали через коня. Гриша тоже пытался. Он разбегался, но в лучшем случае садился на снаряд верхом.
Вторую половину урока учитель находился в противоположной стороне зала, где девочки делали упражнения на брусьях. У ребят за старшего оставался Шилов. Учитель всегда оставлял его за старшего.
Аня на уроке только присутствовала. У нее не было формы, и она сидела на низкой скамеечке около той стены, откуда ребята разбегались для прыжка.
Когда Боровой вторично спасовал перед конем, Валера громко посочувствовал:
— Что нам с тобой делать, просто не знаю! Ну скажи, как тебе помочь?
От его сочувствия у Гриши заныло под ложечкой. И не случайно.
Валера шепнул что-то Сережке Лямзикову, который совмещал при нем должность денщика и личного адъютанта. Тот метнулся в раздевалку и вскоре вернулся с пачкой «Беломора» и коробкой спичек.
— Заставь дурака богу молиться! — недовольно пробурчал Шилов. — Я ж тебя одну просил… Ну да ладно!
Он вынул папиросу, отломал чуть больше половины от набитой табаком части, остальное вместе с мундштуком сунул Сережке. Все с любопытством наблюдали. Гадали: что он затеял?
Это выяснилось через пару минут, когда Шилов осторожно проткнул табачный цилиндрик четырьмя спичками, головками книзу. Получилась — ни дать ни взять — миниатюрная копия гимнастического коня.
— А теперь, — Валера повернул к Грише улыбающееся лицо, — ты прыгнешь через этот снаряд! Разбежишься, как полагается, и прыгнешь! Понял?
Не дожидаясь ответа, он сам поставил свое изделие рядом с настоящим конем. Вернулся и, покосившись на новенькую, довольно громко, так, чтобы она слышала, а учитель не слышал, объявил:
— Мировой аттракцион! Спешите видеть! Только один раз в нашем городе!
Ребята засмеялись. Сережка даже похрюкивал от удовольствия.
Шилов смотрел на Гришу требовательным, жестким взглядом.
— Не забудь разбежаться! Без разбега будет не в счет! Заставлю второй раз!
И Гриша Боровой покорно пошел к той стенке, где сидела новенькая! Ее он не видел. Он шел опустив голову, и в его сердце плаксиво ныла обида, а мозг сверлил безответный вопрос: «Почему, почему они смеются надо мной? Что я им плохого сделал?»
— Ну! — снова подхлестнул его Валеркин голос. — Если не прыгнешь…
Чем грозило невыполнение приказа, Гриша так и не узнал. Ему помешала новенькая. Помешала? Ох, как не подходит здесь это слово! Все равно что сказать: помешала утонуть, помешала умереть…
Она метнулась со скамьи, словно ее выстрелили из катапульты. Еще миг, и «конь», отфутболенный ее ногой, прекратил свое существование, а новенькая уже стояла перед остолбеневшими ребятами и, чуть растягивая слова, «восхищалась»:
— Ах, какие же вы подлецы! Какие же вы все подлецы!
Не дожидаясь, когда они закроют рты, она повернулась к ним спиной и медленно направилась к Боровому. Подошла и, пытаясь заглянуть в его лицо, спросила:
— Прыгал бы?
— Да, — пряча глаза, прошептал он.
— Это хорошо, что ты сознался! — обрадовалась Аня. — Значит, ты еще не совсем законченный трус!
Так состоялось их знакомство. Так началось у Гриши освобождение от страха. Ох и страшная же это была поначалу штука! Когда он впервые сказал Валерке; «Нет» — ноги у него сделались ватными, и он бы упал, дотронься до него Шилов хоть одним пальцем. Но Шилов не дотронулся! Он поглядел на Гришу с уважением! В этом взгляде было не только уважение — больше было недоумения, — но уважение тоже было! Вообще-то он оказался неплохим парнем, пусть ему пухом станет чужая земля: лейтенант Валерий Шилов погиб возле венгерского озера Балатон в самом начале победного сорок пятого года.
На три года пережил он Аню. Ее убил немецкий снаряд в первую блокадную зиму.
… — Разрешите взглянуть!
Григорий Александрович почувствовал, что кто-то тянет у него из руки открытку. Он поднял глаза и увидел перед собой загорелого, пышущего здоровьем и довольством мужчину лет сорока. Бледно-кремовый, спортивного покроя костюм еще больше подчеркивал его загар.
— Разрешите взглянуть! — Борового осветила белозубая улыбка. — Вы, если я правильно понял, не берете?
— Почему же? — Григорий Александрович решительно отстранил его руку. — Напротив, я очень даже беру! Очень беру!
Он полез в карман за бумажником, но так и не достал его, потому что вспомнил: денег в нем нет, последний рубль мелочью был отдан за гашеного «Алишера Навои».
На сборах в обществе Боровой мог бы легко перехватить нужную ему сумму. Там его ссудил бы любой. А здесь? Кровь ударила ему в голову, ладони вспотели. Он с мольбой посмотрел на старушку, — хозяйку
