бутылка из-под вина и тарелки. На спинке стула висел мундир.
Услышав шаги, адъютант, спросонья не попадая в рукава, стал торопливо одеваться. Но тут Щеголев вышел на освещенное место, и адъютант сразу изменил тон.
— А-а-а, это вы... — и снова повалился в кресла. — Садитесь, пожалуйста... Чем... э-э... — широко зевнул он, — чем могу служить?
Прапорщик сообщил о приказе и показал на чертежи подмышкой.
— Понятия не имею! — развел руками адъютант. —Уверен, что полковник просто забыл, с ним это случается. Отправляйтесь-ка вы лучше домой. Утро вечера мудренее. А план ваш я могу передать. Покажите-ка, что вы там нарисовали.
Щеголев развернул чертежи.
— Неплохо сделано, весьма неплохо. Оказывается, вы прекрасный чертежник... Надо будет доложить генералу, пусть заберет вас с этой батареи в штаб...
— Что вы, господин штабс-капитан! Я вас очень прошу ничего генералу не говорить. Не хочу я в штаб... Я уже полюбил батарею.
— Но ведь там только место для батареи, вы же сами говорили.
— Это ничего, что только место... Будет и батарея. Пожалуйста, не говорите об этом генералу.
— Да я для вас же хотел сделать лучше, — удивился адъютант. — В штабе спокойнее и безопаснее, а если вы о наградах думаете, так их и здесь получить можно. Даже легче, чем там.
— Не об ордене я хлопочу, о пользе для отечества! — довольно резко сказал прапорщик.
— Извольте!.. — адъютант презрительно скривил губы. — Сидите себе на батарее. Таких охотников не так уж много!..
На следующий день после полудня, когда люди, пообедав, отдыхали, к батарее подкатила щегольская коляска.
Приехал сам генерал Федоров, с ним полковник Гангардт и штабс-капитан Свидерский. Увидев их, прапорщик подбежал с рапортом.
— Хорошо, голубчик, хорошо, — говорил генерал, направляясь к «Андии». — Вот я только побеседую с командиром парохода, потом и к тебе.
Навстречу, генералу сбежал по трапу капитан «Андии». Потом оба поднялись на палубу и скрылись. Гангардт пошел с прапорщиком по батарее.
— Послушайте, прапорщик, — что это у вас за сборище такое? — указал полковник на арестантов.
— Это работные люди, господин полковник; они только что пообедали, а теперь отдыхают.
— Какие работные люди?! — широко раскрыл глаза полковник. — Вы и в рапорте упоминаете о работных людях. Что это за работные люди?! Это арестанты! Каторжники! А вот я вижу еще кто-то посторонний бродит у вас на батарее.
— Это тот самый солдат, о котором я вас просил. Я разрешил ему приходить на батарею. От этого ведь, кроме пользы, ничего не будет.
— Это непорядок, прапорщик, — отрезал Гангардт. — И, если хотите, вольнодумство! Да-с милостивый сударь, вольнодумство! А позвольте вас спросить, почему арестанты не ходят обедать туда, куда им положено?
— Я считаю, господин полковник, что ходить туда и обратно — значит потерять два часа, а день и без того короткий. Да и устают меньше.
— Неужели? — насмешливо произнес полковник. — Скажите на милость, какая забота!.. Вы бы еще перины для них притащили!
Незаметно подошел генерал.
— О чем спорите? — спросил он.
Полковник быстро ответил.
— Что же, готовить здесь еду — мысль неплохая, — одобрил генерал. — Очень удачная мысль — экономия времени и сил..
—Да, пожалуй, — поспешил согласиться полковник. — Прапорщик удачно придумал.
— Ну, показывайте, что тут у вас сделано, — обратился Федоров к командиру батареи.
Щеголев повел генерала по батарее. Тот осмотрел все очень внимательно и остался весьма доволен.
— Немало успели сделать, немало. Только почему люди руками землю выбирают? Лопат разве нехватает?
— А мне, ваше высокопревосходительство, вообще никакого инструмента не прислали, все у окрестных жителей собирали.
— Как не прислали? — удивился генерал. — Быть того не может! — Он посмотрел на полковника. Тот пожал плечами.
— Приказание начальнику склада было отдано заблаговременно. Почему так получилось — не знаю.
— Ваше превосходительство, — несмело заговорил прапорщик. — Тут ко мне пришел отставной солдат, просит позволения остаться на время войны на батарее. Он опытный артиллерист. Мне во многом помочь сможет.
— Ну что ж, ежели сам захотел — пусть остается. Ведь вы все равно людей кормите, так и он около них будет.
— Да он сам даже другим продовольствие доставляет. Жалованья не требует.
— Вот как? — удивился генерал. — Покажите мне его. Когда против Бонапарта воевали, — пустился генерал в воспоминания, — так таких-то людей было много. Верные сыны отечества!.. Истинно, не оскудевает земля Русская!
Щеголев позвал Ахлупина. Генерал стал беседовать с ним. Полковник делал вид, что занят осмотром погреба, близко не подходил.
Когда Федоров приблизился к пароходному сараю, прапорщик снова обратился к нему.
— Этот сарай, ваше превосходительство, помещается очень близко от порохового погреба, загорится — и погреб взлетит на воздух.
— Д-а-а, — в раздумьи проговорил генерал, глядя на сарай. — Строение следует убрать. Вы мне напомните, — обратился он к Гангардту, — чтобы владельцам его написать.
Полковник молча наклонил голову.
— Ну, голубчик, — сказал генерал Щеголеву, — инструмент тебе пришлют и доски тоже. Вам досок много потребуется... Мерлоны из ящиков будете делать. Поставить ящики, сколотить их вместе и засыпать землей. Вот и получится укрепление. Песком засыпать плохо, он сразу высыпается, а земля утрамбуется, получится хорошо...
Осип Ахлупин долго глядел вслед генеральской коляске.
— Эх, генерал-то наш, — вздохнул он. — Постарел — не узнать. А ведь я его каким помню!.. Орел был, истинно орел... Суворовских статей офицер был, что и говорить!..
Щеголева и самого поразил вид генерала. Сгорбленный, шамкающий, одряхлевший, он, казалось, за несколько дней войны постарел на несколько лет. Видимо, старик хорошо понимал окружающую обстановку. Понимал и свое бессилие. Было известно, что генерал Федоров, ничего не скрывая, в первый же день войны написал военному министру и просил сменить его, сознавая свою непригодность для столь ответственного в военное время поста, как командующий Одесским военным округом. Смены ждал он себе со дня на день.
...Вечером Щеголев снова был в штабе с планом батареи. Гангардт встретил его холодно. Взял чертежи, долго и придирчиво рассматривал их, но прапорщик стоял на своем.
Александр Щеголев твердо помнил завет отца: «Пуще всего береги честь свою. Неправоту признавать никогда не стесняйся, с кем бы ни спорил. Но ежели чувствуешь себя правым — держись!»
Придирки Гангардта были безуспешны. Видя это, полковник сказал отдуваясь:
— Кстати, начальником артиллерии теперь назначен полковник Яновский. По всем вопросам вам надлежит обращаться к нему.
