Леша,— это не внешность, это- душа! Федор был человеком с большой буквы!
Письмо на этом заканчиваю. Жми руку,
ГОГА.
ВСТРЕЧА НА ГОРЕ МТАЦМИНДА
Если вы, ребята, спросите меня, какие самые красивые города в нашей стране, я назову много городов: Москва, Ленинград, Киев, Владивосток, Ташкент, Сочи... И среди них я обязательно вспомню Тбилиси.
Чудесный город!
Расположен Тбилиси по обеим сторонам реки Мктвари (Кура). Левобережная часть города более равнинна, хотя и там есть всякие гористые места,— знаменитый Метехский замок, район Авлабар, поднимающийся все выше и выше... А на правой стороне Куры знаменитый проспект Руставели, от которого вверх карабкаются улочки в сторону фуникулера, вагончики которого взбираются на поросшую зеленью гору Мтацминда. На склоне этой прекрасной горы высится храм, а неподалеку могила Александра Сергеевича Грибоедова.
Я влюблен в Тбилиси. Здесь живут многие мои фронтовые друзья, здесь школа моя, в которой я проучился в 1934 и 1930 году. Она вот где расположена: там, где от проспекта Руставели Верийский спуск сворачивает направо, а налево — поднимается в гору улица имени Варнова. Прошагал метров двести вверх, и вот она, школа.
В эту школу принесли свои документы Леша, Глеб и Эркин.
Да, ребята! Им крупно повезло — после долгой разлуки — они вместе, в начале апреля 1941 года вновь встретились.
В эту пору в Тбилиси ранняя весна. Уже зеленеют деревья и тучи приносят уже не снег, а грозовые короткие ливни, вроде тех, что в России называют «грибными дождями».
Вьющаяся шоссейная дорога-серпантин так и зазывает подняться на Мтацминду. А надо учиться, работать в цирке. И еще — разобраться во взаимоотношениях с соучениками 10-го «В».
Сообщение это требует некоторых пояснений. Вышло так, что синеглазый Алеша за три дня покорил сердце белокурой красавицы Иры. Он и не желал этого. Ира ему нравилась, но Алеша не выражал своих эмоций. Что касается Иры, то она сочетала в себе стыдливость и скромность грузинки с бесшабашной удалью запорожских сечевиков. И в данном случае сечевики взяли верх. Ира написала Алеше записку, ничуть не хуже, чем Татьяна — письмо Онегину. Она так начала: «Я вам пишу, чего же боле... И еще я могу сказать, что, я знаю, в вашей воле после уроков подняться на Мтацминду, где мы вместе поупражняемся в решении задач.»
Прекрасное, деловое и эмоциональное письмо.
Одна беда — письмо это попало Гиви Дарбайсели. А парень Гиви — просто чудо. Высоченный, под метр девяносто, плечи широкие, а талия осиная. Черные, пылающие огнем глаза, тонкие, в стрелочку, усики. Он первый на перемене подошел к циркачам, раскинул по старинной традиции руки, сказал:
— Дарагие! Ваабще-то по традиции палагается навичков побить мала-мала. Но вы разве навички! Мы полюбили вас с первого взгляда на манеж!
И он стал верным другом «трех мушкетеров». И весь класс подружился с ними, поскольку Гиви был негласным главой класса. И еще все знали, что он влюблен и Иру. Еще бы не знать. По ночам Гиви бродил по городу и исписывал несмываемой краской «Ира», «Ира!», «Ира!!!» стены домов. Не на первом этаже, нет! На уровне второго этажа, на уровне третьего! И если внимательно разобраться, как это он делал, то придется признать, что Гиви проявлял чудеса храбрости.
И вдруг записка Иры попала в руки Гиви. Совершенно случайно. Надпись на ней была печатными буквами. Гиви и не предполагал, что это писала Ира. Он как-то вдруг, сам того не замечая, машинально прочитал записку. Сперва и не уловил ее страшного смысла. А потом!.. Шел урок астрономии Учитель объяснял, что такое звездный параллакс. Однако Гиви было не до параллакса. Тут как раз раздался звонок. Гиви вскочил, в голове его закручивался тяжелый смерч. Подошел к парте, за которой сидели трое новичков, отвесил Леше пощечину, произнеся при этом весьма пижонскую фразу]
— Так будет со всяким, кто осмелится осквернить чистую мужскую дружбу! Вызываю на дуэль!..
Конечно, Гиви тут же получил сдачи — прямой в подбородок, да такой, что в глазах его звездочки засверкали. Бойцов разняли.
Ясное дело, Гиви был неправ. Алеша ни в чем перед ним не провинился. Разве Алеша мог нести ответственность за поступки Иры? Но и Гиви надо понять. Такую записку прочитать!..
И здесь в самый раз сказать о том, что в Тбилиси, по-моему, состоялась последняя на территории нашей страны дуэль. Битва происходила на краю школьного двора, кончавшегося обрывом. У противников не было ни кинжалов, ни пистолетов, ни шпаг. Но был обрыв. Около семи метров. И секунданты определили: побежденным признается тот, кто первый попросит пощады или свалится с обрыва. И еще секунданты признали справедливым — использование противниками всех возможных приемов для достижения победы.
Леша хорошо помнил о «подсечке Исияма». Помнил о приемах на удушение. Но Леше не хотелось сбрасывать товарища с семиметровой высоты: тот бы мог искалечиться. И тем более не хотелось душить.
Все, к счастью, обошлось прекрасно. Леша попытался провести подсечку правой, по Гиви разгадал его намерение и, в свою очередь, попробовал сделать зацеп левой йогой. Он, видать, знал толк в национальной грузинской борьбе «чидаоба», изобилующей, как и дзю-до, подсечками, зацепами с последующими бросками через бедро. Леша все же в конце концов, думается, смог бы одолеть грозного противника. Леша был сильнее физически, натренирован, он знал и болевые приемы. Однако пока что схватка шла на равных. Недостаток в технике Гиви компенсировал яростью атак, рождаемых кипевшим в его груди благородным негодованием. Но негодование ему и мешало. Увлекшись атаками, он забыл о защите и пропустил сильнейший удар в солнечное сплетение.
Гнви сел на землю. Леша ждал, пока он отдышится. Приемы можно применять всякие, но в школе действовал железный закон: лежавшего противника не трогать! Наконец Гиви отдышался, а Леша, убаюканный успехом, зазевался и схлопотал хлесткий удар правой. Ничего не скажешь, в этой школе умели за себя постоять!
Гиви, раздувая ноздри, тоже благородно ждал... Леша резко вскочил, бросился вперед, и они схватили друг друга в объятия, словно старинные друзья, не видевшиеся много лет. Замысел Леши был ясен. Ему надоела затянувшаяся дуэль. Руки у Леши могучие, он две двухпудовые гири запросто выжимает по тридцать—сорок раз! Сделав стоику на краю стола, отжимается раз тридцать! Ну, а ноги у него еще сильнее. Ведь он акробат-прыгун. Для того, чтобы сделать с трамплина тронное сальто с пируэтом или отпрыгать в темпе два полных круга «арабских сальто» вокруг манежа, сами понимаете, хилые ноги, «макароны», не годятся — нужны ноги, сильные, как стальные пружины.
И все же Гиви не сдавался. Благородное негодование ему помогало. Мужская половина класса окружила дуэлянтов кольцом. Секунданты то и дело осаживали особенно нетерпеливых болельщиков, в азарте подсказывавших противникам «подходящие», по их мнению, приемы.
Вдруг болельщики расступились, и появился директор школы, высокий, бравый брюнет с проседью, густыми черными бровями и веселыми серыми глазами. Заметив Ираклия Давидовича, противники разжали объятия.
Директор заговорил по-русски, с великолепным акцентом:
— Как приятно видеть такую нэжную дружбу! Прадалжайте абниматься, прошу вас.
Гиви и Леша стояли красные, растерянные, пот струился по их лица:.! Директор не унимался.
— Вах! Я, кажется, ашнбся. Пажалуй, это было не объятие друзей. Как, нэужели? Это была дуэль, да?.. Атвечайте, мои родные выпускники, пачти уже студенты!.. Вах!.. Новичок почти уже народный артист!
Все ученики, от первоклашки до десятиклассников, просто обожали своего «дира». Это был умный, замечательно умный человек, тонкий педагог. Он никогда не придирался по пустякам. Он порой закрывал глаза на «схватки чести», изредка происходившие на школьном дворе, за сараем. «В них кровь играет,— говорил завучу «дир».— Приказом это не остановишь. Потом там все происходит благородно».
